Перечень учебников |
Учебники онлайн |
|
|---|---|---|
Привлекательность мира финансовДействительно, с одной стороны, для акционеров хорошо быть привязанными к предприятию, в которое они вложили средства, но, с другой стороны, — что есть для них предложение о покупке контрольного пакета акций, как не всего лишь «открытое предложение о покупке», адресованное им самим и позволяющее с помощью акций устроить свою жизнь? Это, собственно, и является целью легализации открытых предложений о покупке: позволить мелким акционерам удовлетворить их законные интересы, воспользовавшись более высоким предложением, чем биржевой курс, что в других странах является лишь правом привилегированных акционеров, держателей «пакета». Исходя из этого, люди рассуждают так: нет открытого предложения о покупке — нет и сверхприбыли. И как бы задавая самому себе вопрос* я заказал расчет на длительный период изменения показателей акций по четырем биржевым центрам рейнской модели: Франкфурту, Цюриху, Амстердаму и Токио, и по двум крупным биржам англосаксонской модели. На 100 долларов, вложенных в каждый из центров на 31 де кабря 1980 г., через десять лет были получены следующие суммы: 334.1 252.4 238.5 213.9 173.3 172.2 172.0 Токио Амстердам Франкфурт Париж Лондон Нью-Йорк Цюрих Результаты впечатляют: несмотря на чрезвычайно бурную деятельность англосаксонских финансовых рынков в восьми-десятые годы, рейнские рынки намного их опережают (за ис-ключением Цюриха, где стагнация, начиная с 1986 г., отражает частные проблемы Швейцарии, связанные с единым европейским рынком). Однако я делаю этот вывод с оговоркой, так как выше-приведенные цифры явились результатом просто личных подсчетов, а не научного исследования, предполагающего выборочное сравнение показателей. Кроме того, такой вывод верен лишь отчасти, так как, учитывая изменения, он не принимает в расчет ни дивиденды (которые в англосаксонских странах выше, чем в рейнских), ни налоги. Тем не менее этот вывод представляет интерес для мелких акционеров, подчеркивая, что результат по меньшей мере нулевой. Исключением является Япония, где пробуждение Биржи с начала восьмидесятых иногда превращалось в неистовство, влекущее за собой рекордный подъем курса акций; знаменитым стал индекс Nikkei. Отношения курса акций к прибылям компаний достигли почти 60, т. е. были в 4-6 раз больше того, что наблюдалось в США или Великобритании. Крупные коммерческие банки Японии положили в закрома значительные прибыли. В тесном мире международных финансов теперь всем известны Nomura, Dai lchi, Sumitomo, Daiwa, и т. д. Сделки на срок и с опционом, перенятые у Чикаго, Лондона или Парижа, открылись теперь и для Японии. Разумеется, с 1991 г. японский финансовый рынок приносит значительно меньше прибыли, что сводит его на уровень США или Европы. В Германии крупные банки вышли на новые международные рынки с опозданием и сожалением, так как это про тиворечит их экономической культуре. Финансовый мир про-сыпается под влиянием этого «американского праздника» - все происходит так, как если бы роскошь и мишурный блеск Crazy Horse Saloon (бара «Бешеный конь») повлияли с течением времени на строгую добродетель религиозного пансиона. Во Франкфурте, как и в Токио, Биржа ждет своего часа, чтобы взять реванш. Впрочем, два недавних дела пробили брешь в традиции финансового протекционизма, характеризующего рейнскую модель. Первое: в начале 1991 г. самая крупная нидерландская страховая компания Nat-Ned сделала открытое предложение об обмене своих ценных бумаг на ценные бумаги третьего банка Нидерландов NMB Postbank, чтобы осуществить беспрецедентное для Нидерландов слияние. Мелкие акционеры, объединившиеся в ассоциацию, немедленно выразили протест против условий обмена, которые они посчитали невыгодными. В то же время страховое объединение Aegon являлось держателем 17% ценных бумаг компании Nat-Ned. Но их совместное усилие не смогло помешать (после увеличения первоначального предложения) осуществлению слияния, что явилось символом проникновения на берега Рейна англосаксонской модели. Второй случай, касающийся Pirelli-Continental, представляет еще больший интерес, так как он привел к проникновению на германский рынок итальянского предприятия Pi relli. Это крупное предприятие по производству шин, пятое в мире на исключительно высоко концентрированном рынке, мало-помалу скупило 51% акций своего немецкого конкурента Continental Gummi-Werke. Однако это не дало Pirelli практически никакой власти, так как устав Continental предусматривал, как принято в Германии, ограничение предоставления права голоса в компании пятью процентами. Слияние, предложенное Pirelli, было отклонено правлением фирмы Continental. Новым было то, что акционеры по крайней мере добились созыва чрезвычайного общего собрания, которое аннулировало пункт, ограничивающий предоставление права голоса пятью процентами. Решение было принято 66% проголосовавших. Правление проиграло, акционеры выиграли. Это стало поворотом в финансовой истории немецкого капитализма, поворотом, который допустил рост власти акционеров по отношению к управленческому аппарату, что неизбежно будет способствовать оживлению Биржи. С установлением этого нового значения финансового мира, а именно акционеров, меняется роль банков по отношению к предприятиям. В Германии наблюдатели отметили, что тра-диционная роль Haus-Bank (банк-дом) начинает понемногу отступать так же, как у нас стираться традиция семейного врача. Побуждаемые соблазнительными предложениями иностранных банков, искушаемые преимуществами финансового рынка, предприятия уже не так верны, как раньше, своему постоянному банкиру. Но и банки уже не всегда являются носителями на общих собраниях мандата акционеров, счетами которых они управляют. Отныне им требуется вполне определенный мандат. Некоторые политические партии Германии, такие как социал- демократическая и либеральная, требуют ослабления контроля над экономикой со стороны банков. Целью этого требования является ограничение веса банков в капитале предприятий до 15%. Рост могущества финансовых рынков в рейнских странах влечет за собой другое последствие: относительную утрату независимости национальных денежных авторитетов и, в более широком плане, общественных властей. Это логично: чем более интернациональными становятся финансовые рынки и финансовая деятельность, тем более центральные банки и управление казначейством делаются зависимыми от перелива международных капиталов и реакций внутренних рынков. Они больше не могут действовать с той же свободой в области основных экономических переменных: налогообложения, процентной ставки, денежной массы и т. д. Практика удержаний у источника, которую канцлер Коль попытался ввести в ФРГ и от которой он должен был отказаться из-за массовой, вследствие такой политики, утечки капиталов, является хорошим примером этой новой зависимости. Несмотря на то что Bundesbank отличился в январе 1991 г. повышением своих ведущих процентных ставок вопреки решению, принятому десятью днями раньше Большой семеркой, все же остается фактом, что в целом центральные японский и германский банки вынуждены согласиться на изменение своих процентных ставок в зависимости от изменения евродоллара, который в свою очередь непосредственно зависит от решений, принятых американской Федеральной резервной системой. Эта ограниченная автономия монетарных властей в Японии и Германии выражает ограничение автономии экономических политик, контрастирующее с могуществом этих двух стран в рамках мировой экономики. Стоит ли учитывать то, что в связи с распространением финансовой заразы неоамериканской модели в рейнских странах тоже имеют место факты сомнительного, даже преступного поведения, неотделимые от «экономики-казино»? Отвлечение фондов и правонарушения станут и там предметом хроники. В Германии показательным является скандал в Volkswagen, наделавший много шума: высокопоставленный сотрудник предприятия играл на финансовых рынках на деньги компании. И наоборот, ни одна крупная американская компания не позволила бы себе, как это имело место в Германии, оказать помощь Ираку в создании «химической» промышленности. Кто сегодня жалуется, что швейцарские банки были вынуждены под американским давлением (что вызвало гнев Саддама Хусейна) отказаться от святая святых, от профессионального секрета, и заблокировать более 20 миллиардов долларов, принадлежащих Ираку, в женевских, базель- ских и цюрихских сейфах? В Японии все большее сомнение вызывает мораль биржи. Увеличилось число операций, за которыми обнаруживаются махинации мафии или манипуляции с нелегальными про-центными ставками. Что касается судебных дел, то и в Японии они имеют место. Дело компании Recruit Cosmos уже привело к падению двух премьер-министров. Подводя итог, скажем, что легкие деньги понемногу внедряются в сердце экономики рейнской модели. Эта зараза тем досаднее, что, в противоположность англосаксонским, страны рейнской модели совершенно не вооружены против подобных ситуаций, поскольку не располагают необходимыми правилами, а также средствами расследования. Но это всего лишь немного пены на огромной волне того, что называют финансовой глобализацией. Одним из наиболее мощных векторов распространения неоамериканской модели являются финансы. Мы рассматривали их роль в развитии американского капитализма и их влияние на развитие капитализма в Японии и ФРГ. Финансы — это мощный, несравнимый ни с каким другим рычаг, обеспечивающий проникновение капиталистических идей и усиление могущества рынка в области экономики, а также установление опеки над предприятиями. В течение пятнадцати лет финансовый мир оказывал зна-чительное и неведомое ранее давление на все капиталистические государства. Явление финансовой глобализации поразило мир с невиданной доселе силой. Эта глобализация опирается на тяжелые тенденции, образующие настоящую мертвую зыбь, а не просто преходящую моду, — инновации, интернационализацию и дерегулирование. Прежде чем приступить к рассмотрению основных элементов, нужно вернуться к истории развития финансовой глобализации, чтобы определить, где же произошли разрывы в системе, приведшие к фантастическому развитию финансовой сферы |
||
|
|
© uchebnik-online.com |