Перечень учебников |
Учебники онлайн |
|
|---|---|---|
Европейский вектор: неизбежность и пределыВо-вторых, важно понимать неизбежность интеграции России в условиях глобализации в мировую экономику и, в частности, в общеевропейское экономическое, правовое, гуманитарное и политическое пространство. Обе эти задачи взаимосвязаны и требуют от России перехода к инновационному типу развития, связанному с разработкой и внедрением передовых наукоемких технологий, которые позволили бы российскому обществу совершить прорывной скачок в постиндустриальную эпоху. Потенциал России в этой области оценивается в мире как достаточно высокий, в то же время, реализация этого потенциала затруднена из-за отсталости существующих в России форм ведения бизнеса и государственного регулирования экономической деятельности, а также крена в сторону сырьевой специализации. Очевидно также, что без серьезного партнерства с развитыми странами Европы успешный переход России к инновационному типу развития невозможен. Российская стратегия модернизации должна быть тесно связана с формированием Большой Европы, куда входит Россия, и, в частности – с формированием четырех пространств – экономического, внешней безопасности, внутренней безопасности и культурного пространства. Ключевой предпосылкой формирования Большой Европы является становление демократических процедур в России, правового государства, рыночной экономики, гражданского общества и, в конечном счете, «созвучие ценностей» между Россией и Западом. Вместе с тем нельзя согласиться с отождествлением модернизации и вестернизации, т.е. со слепым копированием западных наработок. России следует настаивать на национальной модели модернизации. Поиск цивилизационной идентичности неизбежно ставит перед Россией вопрос о том, является ли она самобытной цивилизацией, представляющей собой особый синтез Европы и Азии, или составной частью европейской цивилизации. И, соответственно, являются ли граждане России европейцами или нет. Этому спору уже не одна сотня лет и порожден он стремлением политического класса сначала Российской империи, затем СССР, а теперь и РФ одновременно сохранить традиционные русские ценности, во многом не совпадающие с западными, и завершить модернизацию, что вряд ли возможно без взаимодействия с Европой, без заимствования ее экономической, политической и правовой практики, а, следовательно, и без частичного заимствования западных ценностей, включающих как демократические и социальные институты, так и либеральные модели в политике и экономике и нормы трудовой морали и повседневной жизни (т.е. по сути без частичного изменения ее цивилизационного генетического кода). Следует отметить, что попытки российской элиты найти эту тонкую грань между самобытностью и модернизацией с опорой на Европу до сегодняшнего дня терпели поражение. В результате Россия металась из одной крайности к другой: от резкого противопоставления себя Европе до попыток полной «вестернизации» и затем обратного попятного движения. При этом периодически возрождающиеся в той или иной форме представления о необходимости и желательности «особого пути» были и реакцией на неудачи и провалы модернизации, а в ряде случаев вели к усилению в массовом сознании антизападных настроений, традиционализма и даже архаики. На этот фактор накладывалась еще одна серьезнейшая трудность в преодолении кризиса национальной идентичности для России: глубокий традиционный разрыв в ценностях между элитными и массовыми группами. Такой зигзагообразный путь развития периодически приводил к политической дестабилизации, а в ряде случаев – и к революции. В российском обществе – как в массовых, так и в элитных его слоях – нет консенсуса по этому вопросу и сегодня, что чревато очередной дестабилизацией, если не через 1-2 года, то через 5-10 лет. Понятно, что это интеллектуальный вызов для российской элиты. Сразу хотели бы отметить, что мы придерживаемся той точки зрения, что сама история делает за Россию выбор в пользу европейского вектора развития, учитывая ее неблагоприятную демографическую ситуацию, геополитическую уязвимость, технологическое отставание, неспособность самостоятельно освоить свою территорию и природные ресурсы, натиск мирового ислама, грядущее давление растущего Китая и другие факторы. Значимость «европейской самоидентификации» для формирования как внутри, так и внешнеполитического курса страны год от года будет только возрастать. Россия является европейской страной в силу своей судьбы, культурных традиций, географического положения. Ее будущее неразрывно связано с Европой. Потенциал российской нации может раскрыться только через творческое освоение ценностей европейской цивилизации, в формирование которой внесла существенный вклад великая русская культура. В массовом российском сознании идея сближения с Европой значительно популярней идеи сближения с США. Если США воспринимаются сегодня скорее отрицательно, то отношение к Европе выглядит устойчиво позитивно. Одновременно стратегии развития, демонстрируемые Китаем, Японией и другими странами Азии, являются привлекательными не более, чем для нескольких процентов российских граждан. В то же время следует, конечно, учитывать и то, что Европа (по крайней мере, в лице ЕС) отнюдь не торопится включить в свой состав Россию и даже более того – весьма этого опасается. Это существенно ограничивает возможности «европейской самоиндентификации» России, хотя и не исключает ее полностью. Наконец, чрезвычайно важно иметь в виду и то обстоятельство, что при наличии многих общих исторических корней и традиций культурная идентичность России системно отличается от культурной идентичности многих европейских стран. Это исключает ассимиляционный вариант – возможность «растворения» России в Европе. Этого опасается и сама Европа, поскольку такой вариант несет в себе потенциальную угрозу ослабления степени интегрированности европейской культурной идентичности. Ситуация в России существенно отличается от ситуации в Испании, Прибалтике, ряде стран ЦВЕ: в этих странах отношение к Европе было совершенно однозначным и непротиворечивым. Движение в Европу не раскалывало, а объединяло общество. В Испании оно знаменовало собой окончательное преодоление великодержавности, в малых странах – не только отход от России, но и их «возвеличивание» с вхождением в состав ЕС. Для России же такое вхождение было бы «умалением», превращением бывшей сверхдержавы в одну из многих стран. Это, конечно, весьма болезненно для национального самолюбия. Таким образом, сближение с Европой сдерживается не только позицией ЕС, но и нежеланием самой России становиться периферией Европы, а также неготовностью российского общества к соответствующим институциональным реформам. Общеевропейская идентичность, как и идентичность различных европейских стран, проходит сегодня через тяжелый кризис с далеко не ясными результатами. Этот процесс связан не только с новым этапом объединения Европы (расширение ЕС), но и со стремлением прежде всего старейших членов «европейского клуба», таких как Германия и Франция, защитить традиционную европейскую модель социально-экономического развития в условиях агрессии неолиберальной корпоративной культуры американского образца. Наконец, имеет значение и то, что феномен «европейского» сознания остается размытым. Хотя у самого понятия «европейцы», отмечает И.Семененко, весьма солидный возраст (оно было впервые применено к войскам Карла Мартелла, остановившем наступление арабов в 732 г. в битве при Пуатье), однако уровень отождествления граждан европейских стран с Европой далеко отстает от темпов европейского строительства. Гражданская лояльность европейцев по-прежнему носит государственно-национальный характер, а в системе самоидентификации более значимыми оказываются региональные и локальные уровни. Процесс формирования общего поля европейской идентичности идет трудно и мучительно из-за наличия глубоких социокультурных разломов как между представителями различных эшелонов интеграции, так и внутри западных обществ. При этом многие активные сторонники евростроительства считают, что сила Европы – в ее разнообразии. Представление о якобы непреодолимом «разрыве» европейских и российских ценностей дает пассаж из статьи петербургского философа А.Киселева: «В России происходит модернизация как вестернизация, т.е. реализуется догоняющая и ущербная модель развития на базе навязываемых ценностей протестантской этики предпринимательства, для которой личная польза, выгода, успех как результат определенного типа рационализации являются свидетельством избранничества. Однако для России характерны иные мировоззренческие установки: нестяжательство, артельность, бытовой аскетизм, служение «миру», социальная справедливость и принятие вещного богатства лишь как результата собственного и честного труда. Закономерно, что без разрушения этой традиционной системы ценностей невозможно добиться оправдания радикально-либеральных реформ». На самом деле все перечисленные русские мировоззренческие установки являются ценностями протестантизма. Следовательно «разрыв ценностей» между Россией и Европой в этой своей части является мифом. Россия стоит перед необходимостью не отмены национальной системы ценностей, а формирования обновленной национальной идентичности, сочетающей ценностные традиции, обеспечивающие социальную интеграцию, и ценности современного либерального общества, при сохранении основных культурно-цивилизационных кодов российской цивилизации. Разница между вестернизацией и национальной модернизацией раскрывает российский историк В.Согрин: «В связи с перипетиями современной модернизации в российском обществе не умолкают споры о ее оптимальном варианте. Среди многих точек зрения главными являются две. Первая, отстаиваемая сторонниками «чистых» радикально-либеральных реформ, доказывает, что исторические особенности России – это не более, чем идеологема, что плодотворны только универсальные рыночные механизмы, которые и должны быть освоены. Радикал-либералы доказывают, что основы современного общества, как и соответствующая им ментальность, культура и социальные нормы, могут оформиться достаточно быстро, а болезненный этап будет пройден в течение жизни одного поколения. Любой же вариант реформ, альтернативный радикал-либеральному, вернет Россию на круги стагнирующего коллективистского общества. Другая точка зрения состоит в том, что Россия должна найти оптимальный национальный вариант российской модернизации, который определяется одними как «либерально-консервативный», другими – как «консервативно-либеральный», третьими – как «адекватный», но который в любом случае должен учесть цивилизационные характеристики России и быть сплавленным с ними». Отказ от культурного сближения с Европой был бы контрпродуктивен для развития как России, так и Европы: для России он означал бы крушение надежды на завершение модернизации, а для Европы – надежды на формирование самостоятельного «центра силы», на равных конкурирующего с Америкой и Китаем. Поэтому при всей сложности и противоречивости этого процесса, формирование и российской, и европейской идентичности должно идти (и, безусловно, идет) в направлении взаимного сближения и взаимодействия. Таким образом, по нашему мнению, формирование новой российской идентичности, которая не противостоит европейской, а сочетается с ней, - возможно и необходимо. Для этого, однако, необходимы глубокие изменения в массовом и элитном сознании, которые еще не завершены ни в России, ни в странах Западной Европы. |
||
|
|
© uchebnik-online.com |