Перечень учебников |
Учебники онлайн |
|
|---|---|---|
Философия партийностиПьер Бурдье (1930-2002) – крупнейший французский социальный мыслитель последней трети XX века. Начинал как антрополог-структуралист, испытал значительное влияние идей Клода Леви-Строса. Впоследствии сконцентрировался на социологии. Создал концепцию габитуса и теорию социальных капиталов. Существенно продвинулся в изучении социально-онтологической проблематики. Подверг переосмыслению ряд положений классического марксизма и структурализма. Способствовал развитию новых форм критического сознания. Одновременно оказал существенное влияние на идеологию инструментализма и технократии в политике. Как пишет тот же Бурдье, для того, чтобы «обеспечить эту продолжительную мобилизацию, партии должны, с одной стороны, разработать и навязать представление о социальном мире, способное завоевать приверженность как можно большего числа граждан, и, с другой стороны, завоевать посты (властные или нет), обеспечивающие власть над теми, кому эти посты предоставлены»[47]. Исходная партизация достигает успеха именно тогда, когда все остальные способы претендовать на власть, на описание социального пространства и на политическую коммуникацию приводятся к общему партийному знаменателю – когда, например, роялисты как сторонники французского короля, низложенного революционерами, начинают восприниматься (и действовать!) как всего лишь одна партия среди многих. Каждая партия имеет свой электорат и свою социальную базу. Социальная база партии – группы, слои, иные категории населения, на защиту и представительство интересов которых она претендует, поддерживающие партию и ее программные положения. Электорат партии – совокупность лиц, обладающих активным избирательным правом, поддержавших либо готовых проголосовать за партию на выборах. Партизация социальной жизни, таким образом, предполагает ее раздробленность, причем такую, которая не снимается никаким функциональным или символическим единством (то есть не снимается ни системой распределения социальных функций и ролей, ни властвующей идеологией и научными описаниями). Партийная жизнь требует не только установления системы легитимации постоянной борьбы за власть, но и легитимации конкуренции различных образов «целостности» общества. Даже партия, пришедшая к власти, сохраняет общие условия партийной системы, которые предполагают, что конкуренция во власти – не аномалия или катастрофа, а вполне обычный и постоянный процесс, как раз и оказывающийся основанием для политики. Естественно, существование разрывов, внутренних границ и так далее можно обнаружить в любом обществе, в том числе и традиционном. Однако только в современном обществе эти разрывы становятся не случайным отклонением от нормы, а составляющей самой нормы. И это непосредственно связано с механизмом формирования партийных систем. Каждая партия реально или потенциально ставит под вопрос существующую солидарность и «консенсус», оспаривает существующий режим власти и, представляя определенную часть общества, претендует на переоформление его в целом. Можно утверждать, что в действительности искомое единство общества (например, в форме структурно-функциональной системы) – лишь идеал. Само его существование именно как идеала объясняется тем, что в условиях политики, управляемой партиями, любая целостность общества – это не столько его данность, сколько желанная цель. В современной ситуации достаточно часто можно наблюдать конкуренцию представлений об обществе как национальном целом, замкнутом границами национального государства, и об обществе как корпоративном целом – системе вложенных друг в друга корпораций, обеспечивающих реализацию интересов своих членов. Но такие конкурирующие описания являются не столько объективными отражениями самого общества, сколько представляемыми различными партиями элементами их идеологий, на которых строятся их политические курсы. Существование партий предполагает не только наличие множества социальных различий (которые задают существование различных классов, страт и так далее), но и постоянный процесс социальной дифференциации. Дифференциация (социальная) – процесс выделения отдельных групп, которые при некоторых условиях начинают выступать от собственного имени. Социальная дифференциация поддерживается, а иногда, предположительно, и провоцируется, дифференциацией партий. Поэтому зачастую бывает сложно отличить реальные группы, представленные определенными партиями, от фиктивных групп, созданных под какие-то партии. Это объясняется тем, что любая партия проблематизирует актуальное представление об обществе, вводит в сферу политики некую «еще не существующую» в ней группу и пытается отождествить ее интересы с интересами всего общества, представить эту группу в качестве универсальной (или, по крайней мере, необходимой для любой другой группы, главенствующей, доминирующей). Логическим итогом этого процесса является генерализация партии, ее стремление либо представлять класс-гегемон (каковым в индустриальных и постиндустриальных обществах считается «третий класс»), либо охватывать все существующие классы и группы, сводя их к некоему единому целому – например, единой нации (что особенно актуально в периоды оккупации или освобождения от колониальной зависимости). Генерализация – обобщение некоторых моментов или тенденций, распространение на некоторую выборку или совокупность. Партии в современном мире воспринимаются прежде всего с точки зрения «представления интересов» – причем даже те, которые открыто выступают против господствующих моделей представительной демократии, ратуя, например, за прямую демократию. Однако обращение к генезису партий позволяет заметить одну важную деталь. Сама привязка политики к партии, осмысление политического как такового через партийную жизнь и через партийную мобилизацию, появляется тогда, когда вопрос о представлении вообще не мог быть поставлен. Традиционная форма господства еще не предполагала необходимость представления тех или иных интересов отдельных групп общества. Суверен не представляет подчиненного сюзерена, он дает ему место и право быть тем, кем ему положено быть. Суверен – лицо или институт, обладающий высшей властью и неподотчетный перед теми, на кого распространяется власть данного суверена. В сословном обществе отдельные суверены – землевладельцы и дворяне – могли быть подотчетны только верховному суверену (монарху), но не народу. Гармоничное распределение социальных мест упорядочивается в социальное тело, наделяемое характеристиками предельной органичности. Появление частных интересов – свидетельство разложения этого социального тела, то есть появление принципиально иных социальных реалий, которые говорят о себе на языке представления. Первоначально они не только требуют представить то, что непредставимо (как буржуазия непредставима в рамках средневековой системы власти), но и внедрить механизм представления, который был излишним для органического тела социальных мест и уделов. Запуская механизм представления, то есть механизм, разрушающий миф об обществе как органическом целом (коллективном неделимом субъекте и так далее), партия, стремящаяся по определению стать уникальной, вынуждена ограничивать свои требования. Причина этого в том, что логика ее появления и существования подразумевает, что требования всегда остаются не полностью адекватными интересами всего общества. Запустив однажды партийный механизм и соответствующий ему принцип включения все новых и новых автономных групп в политику, остановить его не так-то просто, если вообще возможно. Поэтому развитие партий всегда происходит в пространстве между двумя полюсами – один из них представлен политической организацией, которая стремится совпасть со всем обществом, а второй – группой более или менее разнородных партий, которые вскрывают все новые и новые социальные различия, межи, перегородки, сигнализирующие об отсутствии органической целостности. Базовая социальная матрица партии как феномена определяется, таким образом, двумя координатными осями. Первая ось – «ось генерализации» или всеохватности партии (в пределе совпадающей со всем социумом, хотя этот предел и недостижим, поскольку партийная логика всегда строится хотя бы на минимальном отличии общества от партии и властных или символических структур). Вторая – ось представления, которая задает другой ряд противоречий любой партии и любого партийного движения. Противоречия политического представления (и представительства) связаны, в общем, с тем, что сами представляемые отличны от тех, кто их представляет, поэтому их интересы даже логически никогда не могут быть представлены полностью и предельно адекватно. Последнее потребовало бы отмены представления или представительства, на что как раз и ссылаются многочисленные критики партийной системы. Противоречия логики представления интересов достаточно хорошо известны, они дали основание говорить о тенденции олигархизации партий, что, в частности, сделано в фундаментальных работах Роберта Михельса[48]. Но рассматривая выводы, приводимые в этих исследованиях (объектом которых стали в основном массовые партии), следует принимать во внимание тенденцию к генерализации, находящую отражение в реальной партийной жизни: часть здесь неизбежно выступает за целое и в пределе стремится совпасть с ним. Эмпирически эта закономерность проявилась в деятельности всеохватных политических партий. Если партия – это прежде всего организация, которая выдвигает кандидатов на те или иные выборные посты с целью получения власти, в свою очередь легитимируемой представителями отдельных социальных групп и общества в целом, то связь такой организации с обществом и его различными слоями или стратами не является просто эмпирической или случайной. Ясно, что указанная взаимозависимость служит оправданием и основанием существования партии. По сути, выстраивание такой двусторонней связи, ее использование и в случае необходимости трансформация являются важнейшим делом партии, независимо от того, как именно мыслится такая связь. Партия обязана иметь социальный базис, взаимоотношения с которым проявляются, прежде всего, в поддержке, оказываемой партии на выборах, привлечении граждан к процессу выработки решений, рекрутировании новых членов партии, активистов и волонтеров, создании фондов поддержки партии и так далее. В зависимости от того, как именно выстраивается связь с социальным базисом, партия может реализовывать дополнительные социальные функции. Так, рекрутирование новых членов как элемент создания связи с социальным базисом одновременно встраивает партию в систему вертикальной и горизонтальной мобильности общества, в каковую систему встроены и другие институты – например, образовательный. Социальная мобильность – изменение индивидом или группой социальной позиции, места, занимаемого в социальной структуре. Различают вертикальную социальную мобильность – движение вверх или вниз в системе социальных позиций, и горизонтальную– передвижение индивида на одном и том же социальном уровне. Как уже было сказано, представление об обществе, фрагментированном различными интересами и тенденциями, в равной мере характерно как для классической социологии, так и для субъектов классической партийной системы. Однако рассматривать эту сегментацию, которая могла бы быть гармонично представлена различными партиями (например, путем пропорционального представительства) как статичную, было бы чрезвычайным упрощением, в практике партийной жизни даже опасным. Дело не в том, что представители партий стремятся к власти только в своих целях и поэтому вытесняют конкурирующих представителей, например кандидатов других партий, представляющих иные социальные страты и группы интересов. Главное в том, что процесс выделения отдельных групп, их обособления сам связан с партийным строительством, зависим от него. Иными словами, невозможно посмотреть на общество со стороны и точно определить, сколько в нем частей и каких, – по сути, отражением реальной картины (постоянно формирующейся и видоизменяющейся) как раз и является существующая на данный момент партийная система. Появление (разрушение) каждой партии исходно предполагает обнаружение некоторой социальной границы или группы, которые до этого никак не были зафиксированы на уровне символической (то есть не требующей постоянного применения насилия) власти. Исходная логика существования партии предполагает, что группы в социальном пространстве существуют только в перспективе признания со стороны других групп, а также в перспективе утверждения в режиме символической власти. Но одновременно с этой логикой реализуется уже упомянутая тенденция к генерализации. Партия, входящая в пространство борьбы за власть, говорит не только о частных интересах представляемой ею группы, но и о том, что эти интересы совпадают с интересом всего общества (именно в этом смысле буржуазия представляла собой единственный класс, покрывающий все социальное пространство). Естественно, такая тенденция встречает сопротивление, как только развивается процесс открытия новых групп и различий (например, от логики классовых различий можно перейти к различиям этническим, гендерным, культурным и так далее), выводя на сцену новые конкурирующие партии. Гендерный – имеющий отношение к гендеру, то есть к набору культурно-поведенческих стандартов, связанных с различием полов. Опыт развития реальных политических организаций позволяет сделать вывод о существовании принципиально разных форм связи той или иной партии с ее социальным базисом. Представление интересов как общий принцип работы партии может разыгрываться совершенно по-разному, реализуясь на разных стадиях и на разных уровнях работы партий. Базис и отношение к нему у новых и формирующихся партий другие, нежели у партий, находящихся у власти. Внутри одной и той же партии преимущественное значение могут получить разные аспекты взаимоотношений с базисом – например, работа по набору новых членов партии или же ориентация на абстрактного избирателя, который сталкивается с партией и ее представителями только в избирательных бюллетенях. Достаточно часто партия, опиравшаяся поначалу на узкий круг единомышленников, при получении власти расширяет свой социальный базис, переориентируется на другие группы и так далее. Можно выделить несколько аспектов социального базиса партий, специфицируя отношение представления интересов. Например, в качестве таких аспектов или определяющих качеств базиса могут выступать: › исторический и социальный генезис партии (или ее происхождение); › актуальная и перспективная связь с группами интересов и социальными движениями; › связь с гражданами, которые не входят в число членов партии или партийных активистов, но участвуют в выборах, отдавая голоса партии. Подобная схема, часто используемая социологами-специалистами по партийному движению[49], позволяет выявить разные способы связи партии с обществом и апелляции общества к партии, причем эти способы порой могут вступать в противоречие друг с другом. Исходно партия может формироваться из достаточно ограниченной, претендующей на власть группы, фактически не отличаясь от нее (например, сторонники Шарля де Голля, поддержавшие его в кризисе 1958 года, создали «Союз за новую республику»). Однако, как уже было сказано, не существует автоматического, не опосредованного партиями механизма представления различных социально организованных групп во властных структурах. Партия как представитель всегда имеет определенную автономию по отношению к представляемым, то есть партия не связана своим генезисом. Например, тори, возникнув как партия землевладельцев, в дальнейшем значительно расширили свой актуальный социальный базис, войдя в союз с некоторыми представителями буржуазии. Сформировавшаяся партия может изменить свой социальный базис. Актуальные группы интересов, движения и так далее, представляемые ею сегодня и апеллирующие к ней, могут отличаться от исходных групп, породивших ее или послуживших ей в качестве почвы. Этот реальный или потенциальный разрыв между происхождением организации (слагаемыми ее исходного базиса) и ее актуальной социальной основой определяется самой логикой представительной демократии и относительной автономией партий как организаций, профессионально занимающихся борьбой за власть. Вместе с тем именно этот разрыв – постоянная мишень для стоящих на разных позициях многочисленных критиков идеи представительства как таковой. Они опровергают необходимость существования партий, пользуясь как народной или анархистской аргументацией («партии никогда не выражают желания и интересы народа»), так и либертарианской, построенной на том, что посреднические функции партий якобы изживут себя в свободном либеральном обществе. Примером непростых отношений между генезисом партии и новыми социальными группами, подключающимися к ней по мере ее развития, может служить история голлизма и французских консервативных партий. Основанная Жаком Шираком в 1976 году как продолжатель дела Шарля де Голля и «Союза за новую республику» партия «Собрание за республику» (Rassemblement pour la Rйpublique) не была однозначно принята сторонниками де Голля. Один из основателей «Собрания за республику» Шарль Паска вышел из партии, заявив, что некоторые моменты ее политического курса не соответствуют духу голлизма. В частности, Паска выступал против чересчур уступчивой политики по отношению к Евросоюзу. Так или иначе, разрыв между происхождением партии и тем, поддержка каких групп в настоящий момент обеспечивает ее политический вес, задает внутреннюю динамику партийной жизни. Далеко не всегда партия, став автономным игроком, стремящимся к власти, может стереть свое родимое пятно и перегруппироваться, апеллируя к другим группам интересов или другим социальным движениям и вызовам. Такие проблемы характерны, например, для коммунистических партий Восточной Европы и отчасти для российской Компартии. По сути, гражданские партии Восточной Европы (вроде «Гражданского форума» Чехословакии), апеллирующие к ценностям демократии западного типа и рассматривающие коммунистическую власть как вариант оккупации, сделали центральным различие не между классами или нациями, а различие между победителями (сумевшими добиться демократической революции) и побежденными (просоветскими коммунистами). Это социальное различие позволило консолидировать общество на стороне демократических ценностей. В случае КПРФ партия, несмотря на действительную поддержку со стороны значительной части граждан, чрезвычайно скована своей историей и попытками «обновления». Пример успешного преобразования собственной истории дают многие ведущие партии современной Европы и феномен «новых левых» в целом. Так, при Тони Блэре лейбористы, ставшие «новыми лейбористами», уже не могут быть охарактеризованы как партия рабочих: на деле они выполнили ряд программ, выглядевших еще более либеральными, чем программы их предшественников-консерваторов (например, приватизация общественных служб, образования и так далее). Точно так же американская Демократическая партия периода Билла Клинтона получает успешную поддержку со стороны крупного и мелкого бизнеса, переставая ассоциироваться с профсоюзами и движениями защиты труда (именно в период президентства Клинтона был принят North American Free Trade Agreement – либеральное соглашение, против которого возражали профсоюзы). Успех партий в обеспечении себя поддержкой со стороны более мощных и влиятельных групп интересов, не всегда однозначен, поскольку часто он воспринимается как предательство теми, кто ранее поддерживал партию, но не являлся ее активистом или, тем более, функционером. Поэтому здесь всегда важен момент тактического выбора и баланса между необходимостью трансформации и требованием верности историческому базису. Движение социал-демократических партий Европы к центру и феномен «новых левых», очевидно, коррелирует с падением политической активности рабочих, которые перестали рассматривать эти партии в качестве гарантированных представителей своих интересов. Такие исключаемые группы могут, естественно, стать базисом для новых партий, поэтому успех профессиональных и пользующихся властью партий никогда не может быть окончательным. Партийная идентификация – чувство внутренней привязанности избирателя к определенной партии, отождествления себя с ее сторонниками. Отдельный вопрос определения социального базиса партий – вопрос связи с гражданами вообще, то есть связи, проявляющейся во время выборов. Несомненно, первичными являются связи с актуальными группами интересов и генетическая. Однако эти связи не гарантируют достижения партией власти. Избирательный механизм предполагает, что действительная актуализация групп и их интересов осуществляется только в голосовании, которое, таким образом, выступает и в качестве предохранительного инструмента, ограничивающего тенденции олигархизации партий. Поскольку голосование за выдвигаемых партией кандидатов – ключевой пункт для достижения ею власти, он начинает оцениваться в качестве превалирующего. Партия начинает определяться как организация, конкурирующая за голоса избирателей. Такой подход находит отражение в теории рационального выбора (rational choice theory), рассматривающей деятельность партий как экономическую систему обмена услугами между профессиональными партийными политиками и избирателями. Партии стремятся к власти в силу экономических причин (хотя эта экономика может включать не только материальные блага, но и знаки социального престижа, единицы социального и профессионального капитала, многочисленные социальные возможности и так далее), но купить власть они могут только за счет продажи определенных политических услуг. В результате партия оказывается и объектом, и субъектом электорального рынка: она продает сама себя, пытаясь получить возможно большее количество голосов. Теория рационального выбора, заимствованная политологами из экономики, предполагает, что все участники политического рынка (как партии, так и избиратели) руководствуются мотивами максимизации прибыли, а система этих мотивов образует весьма сложные сети обмена услугами, привилегиями и ожиданиями. Именно в таком контексте профессионализации и одновременно маркетизации партий возникает стремление использовать социологию и ее техники для завоевания наибольшего числа голосов избирателей. Социология перестает быть нейтральным инструментом анализа и становится партийным инструментом: с одной стороны, партии должны знать, как именно структурируются избиратели, чтобы в своих предложениях охватить наибольшую часть электорального рынка, а с другой – они требуют от социологии выработки стратегии изменения этого рынка, если его актуальное состояние не позволяет решить проблему получения власти (в том или ином объеме). Процесс смены ориентации профессиональных партий и изменения состава поддерживающих их групп интересов в значительной мере совпадает с развитием моделирования электорального рынка, в котором связь с группами интересов сама рассматривается в качестве всего лишь средства завоевать большую часть рынка, а не как основная задача партии (отождествляемой ранее с представлением этих интересов). Группа интересов – объединение индивидов с целью реализации своих интересов путем давления на соответствующие институты. Объективный социологический подход предполагал исследование связи социальных различий с отдаваемыми голосами и преференциями избирателей. Так, Демократическая партия США идентифицировалась с профсоюзами и, одновременно, голосами рабочих и мелкобуржуазных избирателей. Однако модернизационные процессы не только поставили под вопрос существование рабочего класса, но и сместили центр партийной жизни от групп интересов к избирательному рынку: на фоне деструкции традиционных социальных различий возникает теория всеохватывающей (catch-all) или народной партии, которая, апеллируя к принципиально расширяемому кругу избирателей (и, тем самым, к социальному консенсусу), может оценить свою работу только по рыночным (электоральным) показателям. В известной мере партия пытается гомогенизировать общество, представляя себя в качестве потенциального законного монополиста, который может удовлетворить запросы всего общества в целом. Хотя такие стратегии достигли определенного успеха, нельзя сказать, что этот успех окончательный, более того, стертые социальные различия всегда могут вернуться, в том числе в форме движений, бросающих вызов партийной системе как таковой |
||
|
|
© uchebnik-online.com |