Рассмотрение основных способов превращения фундаментальной социальной теории в прикладные формы, посредством которых, в частности, осуществляется движение от общего к единичному, от сущности к явлению, позволяет перейти к оценке итогового результата этих превращений. В них определения сущности социальной действительности соединяются с характеристиками социального бытия; достигается в конечном счете конкретизация социальной теории, реализуется метод восхождения от абстрактного к конкретному в форме перехода от теории к практике.

Прикладные формы представляют собой превращенную формупервоначальных фундаментальных принципов, их переработку, позволяющую продвинуть теорию в сферу практики. Вполне очевидно, что эта переработка имеет свой логический механизм и свои средства превращения теоретического знания в форму практической истины.

§ 1. Особенности прикладнях форм социальной теории

Теоретическим положениям, чтобы быть готовим для практического применения, еще в ходе прикладной исследовательской деятельности необходимо обрести определенные свойства (формы), с которыми связаны как их познавательные функции, так и их практическая приложимость. В самом общем виде прикладными и готовыми к практическому применению будут те положения социальной науки, которые прошли известный путь — от абстрактного к конкретному и выступают не эмпирически конкретными (конкретными в представлении), а теоретически конкретными (конкретными в синтезе определений).

Чтобы получить конкретные определения, готовые для применения на практике и соответствующие конкретному в действительности, надо от простых абстрактных положений переходить к конкретным определениям, т.е. от исходных абстракций надо пуститься в новый (к действительности) путь, пока исследователь, наконец, снова не придет к целому, но на этот раз не как к хаотическому представлению о нем, а как к некоторой богатой совокупности многочисленных определений и отношений. Конкретными, следовательно, будут не определения, касающиеся лишь исходных элементов общества (человек, деятельность, сознание), а его определения как общественно-экономической формации, единства базиса и надстройки, производительных сил и производственньсс отношений и т. д. Что же касается его простых элементов, т.е. когда они как простейшие определения установлены, то от них нужно еще восходить к конкретному, а не низводить конкретное до простейших определений.

Конкретное в мышлении (науке) получается тогда, когда простейшие определения на основе дальнейшего анализа фактов действительности превращаются в конкретные, отражающие богатую совокупность многочисленных сторон, отношений социального предмета. То же самое население предстанет тогда как состоящее из разных классов социальное образование, а классы, в свою очередь, получат характеристику через определение их места в системе общественного производства, основ их существования, вытекающих из отношений к средствам производства и т.д. В таком виде, т.е. как синтез многих определений, как единство многообразного, выступающее в мышлении результатом, а не исходным пунктом, конкретное делается практически приложимым.

Если говорить об особенностях конкретного как прикладной формы социальной теории, то готовыми к практическому приложению следует считать, прежде всего, те научные положения, в которых общее соединено с особенным и единичным.

Общее в его итоговом конкретном определении связано с частным, поскольку оно само получено путем изучения частного, фактов. Так, общие положения, касающиеся капиталистического производства в целом, выводятся из движения индивидуального капитала. Путь к конкретному в этом случае представлен движением через частное к общему.

Казалось бы, конкретное при его выведении из абстрактного должно терять черты общего. Однако конкретно-общее получается из движения от частного к общему. Возникая именно из движения через частное, оно становится приложимым к частному. Было бы неправильно искать прикладные формы только на пути движения от общего к частному, т.е. полагать, что восхождение от абстрактного к конкретному тождественно нисхождению от общего к особенному, что общее есть нечто только абстрактное. Переход от абстрактного к конкретному на самом деле предполагает выведение общего из отдельного, а исходные, простейшие общие абстракции касаются лишь отдельных сторон целого, тех или иных частей объекта.

Вместе с тем конкретно-общие понятия вовсе не нуждаются в том, чтобы в них был включен полный перечень всех отдельных признаков и отдельных факторов определяемого явления. Попытка "теоретика" внести в общее понятие все частные признаки означает "за деревьями не видеть леса". Приложимо не только "отдельное дерево", но и "лес".

Далее, определения, отражающие сущность социальных процессов или отношений, свою прикладную форму обнаруживают в другой своей особенности: они должны содержать в себе единство сущности и явления, т.е. теоретический принцип, выражающий ту или иную сущность, должен быть представлен не только в "чистой" форме, но и в "одежде" своих проявлений. Обязательность наличия в прикладных результатах форм проявления сущности диктуется тем, что в реальной действительности сущность пребывает в формах своего проявления, и ее определения приложимы, следовательно, через эти формы.

Определения сущности не исчерпываются определениями общего, взятого в его отношениях к особенному и единичному, хотя сущность вне общего не обнаруживает себя. Общее, приобретая значение сущностно-общего, одновременно нуждается в ряде других прикладных форм. Так, в значении определений субстанции, основы оно может прилагаться лишь в соединении с его определениями, которые указывают на то, что его обосновывает или опосредствует. Соответственно готовыми к практическому применению будут те теоретические положения, в которых определения основы (субстанции) дополнены характеристиками атрибутов и модусов, т.е. формами, которые ее конкретизируют.

В итоге конкретность теоретических положений, охватывая сущность и непосредственное бытие общественных отношений, приобретает форму единства в многообразном, т. е. принцип единства соединяется с принципом многообразия. Их соединением как бы завершается диалектика общего и особенного, сущности и явления, целого и части, системы и элемента и т.д., образующая логику процесса конкретизации теоретических положений. Наделяя фундаментальные положения социальной науки знанием: а) особенного и единичного, б) проявлений сущности, в) многообразных сторон действительности, рассматривая эти положения в единстве с указанными моментами, мы тем самым придаем теории свойства приложимости. Конкретность фундаментальных положений социальной наук, в конечном счете, предстает как их применимость к решению частных вопросов и практических задач.

§ 2. Превращенные формы в прикладном социологическом исследовании

Из приведенной выше общей характеристики свойств прикладных форм социальной теории видно, что в них исходные принципы теории каждый раз превращаются в нечто другое: общее — в свойство единичного, сущность — в собственное явление и т.д. С этой точки зрения прикладное социологическое исследование можно представить и как поиск превращенных форм, и как процесс их выявления, разработки. Посредством этих форм теоретические принципы во многих отношениях доводятся до состояния, пригодного для практической реализации.

Необходимость в модификации первоначальных теоретических принципов, потребность в их превращенных формах возникают при осуществлении различных видов логических переходов: начиная с перехода от одного качества к другому и от качества к количественной определенности (и наоборот) и кончая переходом от сущности к явлению, к непосредственному бытию. Отсюда — многообразие превращенных форм. Каждая из них имеет свою специфику, по-разному модифицирует исходные теоретические принципы, выступает в разных ролях, вплоть до формы видимости, искажающей сущность.

Примером обычной трансформации одного в другое в качественном отношении и, следовательно, особым видом получения прикладного знания может служить перевод социального знания на язык социальной информации, используемой в системах социального управления и планирования. Социальная информация — это те же знания, но переведенные на другой язык, связанный с выбором и принятием разнообразных управленческих решений. Знание получает статус информации, когда оно тем или иным способом фиксируется в документах, передачах, воспринимается в виде слова или знака и выступает элементом практической регуляции людьми своей деятельности и своих отношений, средством управления и самоуправления. Соответственно принципы функционирования социальной информации предстают модификацией познавательных принципов, характеризующих движение социального знания с точки зрения удовлетворения определенной практической потребности общества.

Одним из таких принципов является, например, выведение из минимума первичной, исходной информации максимума вторичной, производной информации и установление на этой основе оптимума информации для управления той или иной социальной системой. Очевидно, что данный принцип представляет собой модифицированную форму метода конкретизации общих определений, отражающих многообразие проявлений сущности. Знание последней, выступая в роли первичной, исходной информации, дает возможность получить весь объем необходимой вторичной информации, но не замыкает ее только на данных непосредственного наблюдения, эмпирического бытия.

Истинность знания, его объективность (объективная истина) в терминах информации приобретает значение качества информации, ее надежности, а ложность знания — форму информационных помех управленческого процесса. Качество социальной информации в этом случае определяется ее соответствием потребностям субъекта (органа) управления, которые, в свою очередь, зависят от параметров объекта управления, от окружающих условий. В своей информационной форме истинность знания наделяется признаками результативности, определяемой эффективностью управленческой деятельности. Оценивая эффективность соотношением результатов и затрат, мы создаем возможность количественного подхода к социальной информации, и через нее — к количественным оценкам истинности знания, используемого в качестве информации. Границы и возможности социального познания тем самым приобретают свою меру в результатах управленческой деятельности. В лице социальной информатики социологическая наука приобретает одну из своих прикладных отраслей. Занятые в ней исследователи, по существу, выполняют прикладные функции — переводят знание на язык категорий теории информации, выявляют специфические закономерности этой превращенной формы социального знания и тем самым готовят его для практического применения.

Переходы сущностного характера и соответственно приложение более глубоких теоретических определений — определений сущности — к миру социальных явлений осуществляются в более сложных превращенных формах, предполагающих переход от первоначальных принципов не просто в другие, но и в свои противоположные формы. С одной стороны, цена, например, по отношению стоимости, а прибыль, рента, процент — к прибавочной стоимости, суть лишь превращенные формы стоимости и прибавочной стоимости. С другой — в них происходят существенные изменения определений стоимости. Прибыль — уже иное отношение, чем прибавочная стоимость. Прибыль — это такая превращенная форма прибавочной стоимости, в которой последняя изменяет свои численное выражение и понятийное определение.

Превращенные формы на практике могут выступать как иррациональное, мнимое выражение исходного рационально сформулированного принципа. Теоретически, как известно, труд не имеет стоимости и не может иметь плату. Заработная плата не есть плата за работу. Однако на практике рабочий получает вознаграждение за труд в этой иррациональной форме. Более того, если для условий капитализма классики марксизма-ленинизма раскрыли рациональный смысл заработной платы и увидели его в стоимости рабочей силы, то в нашем обществе, поскольку рабочая сила не признавалась товаром, эта иррациональная превращенная форма теряла всякую связь со своим основанием, становилась, по существу, мнимой формой. Но от нее практика не отказывалась, хотя она и вступала в вопиющее противоречие с теорией, не находила в ней никакого оправдания. Она, однако, нужна была практике бюрократии для того, чтобы весь труд представить оплаченным и тем самым скрыть различие между необходимым и прибавочным трудом. Иными словами, превращенные формы, как бы они ни скрывали и ни модифицировали сущность, все же служат формами ее бытия, т.е. без них сущность не связывает себя с являющейся действительностью. Они составляют специфическое средство для опосредования внутренних, скрытых от наблюдения связей. От того, что сущность ярче или тускнее "светится своей видимостью" (Гегель) в своем противоположном, последнее не исчезает, оно необходимо опосредствует движение от исходных теоретических принципов к их практическому применению.

Отсюда — одна из серьезнейших задач прикладных исследований в области общественных наук: находить превращенные, модифицированные формы исходных принципов, законов и категорий, отражающих внутренние процессы развития общества. По мнению А.И. Кравченко, основными признаками превращенной формы выступают ее функции замещать реальные отношения между людьми — символическими, явные связи — скрытыми, фетишизированными. В результате над действительным социальным миром создается второй мир — иллюзорный, нередко воспринимаемый в качестве исходной и единственной социальной реальности. Не случайно, например, категория М. Вебера "идеальный тип" прочно вошла в арсенал социологической науки, а об ее "социальной превращенной форме" этого не скажешь.

Однако назначение превращенных форм состоит не в том, чтобы ограничить возможности рационального познания и заменить его обыденным, тем более иллюзорным мышлением. Иррациональные социальные категории, согласно мнению М. С. Лангштейна, выполняют такие же прикладные научные функции, как и иррациональные величины (числа) в математике, например, при измерении величины гипотенузы равнобедренного треугольника, каждый катет которого равен единице, а сумма их квадратов составляет 2. В этом случае величина гипотенузы была бы равна корню квадратному из 2. Поскольку из рациональных чисел нельзя найти число, возведение которого в квадрат дало бы 2, то для измерения величины названной гипотенузы приходится обращаться к иррациональным числам. В социальной сфере к подобным иррациональным формам относятся: рента (цена земли), процент (цена капитала) и др., при определении которых в соответствующих категориях абстрактное сводится к некоему чувственно-конкретному выражению. Рента, например, выступает ценой земли, которая не обладает стоимостью, а имеет лишь потребительную стоимость. В результате рента как стоимостное отношение оказывается трансцендентной, а земля (чувственно-конкретное) получает значение лишь естественного бытия этого социального отношения (вместо того, чтобы быть объектом и основанием отношения собственности).

Несмотря на иррациональность превращенной формы, она не субъективна, она возникает из объективных отношений между сущностью и формами ее существования, составляет необходимое звено познания социальной действительности, опосредствует переход от ее абстрактных определений к ее конкретному пониманию, т.е. превращенная форма выполняет функции посредника при реализации теории.

Чтобы перейти от фундаментальной социальной теории к ее практическому применению, нужны разнообразные опосредствующие, промежуточные звенья. Об их методологической значимости свидетельствует, например, переход от категорий и законов, сформулированных К. Марксом в первом томе "Капитала" к их превращенным формам, анализируемым в третьем томе "Капитала". "... Сколько промежуточных звеньев, — писал Ф. Энгельс, — потребуется для того, чтобы от понимания вообще прибавочной стоимости дойти до понимания ее превращения в прибыль и земельную ренту, следовательно. — до понимания законов распределения прибавочной стоимости внутри класса капиталистов".

Классикам буржуазной политической экономии эту задачу решить не удалось во многом потому, что они пытались конкретные формы прямо и непосредственно выводить из общих принципов. "Они насильственным образом, — отмечал К. Маркс, — хотят природой стоимости или прибавочной стоимости объяснить такие феномены, которые возникают только из прибавочной стоимости в форме прибыли".Этот прием неизбежно приводит к ошибочным выводам, так как исследователь перепрыгивает через необходимые промежуточные, посредствующие звенья и пытается без обращения к ним доказать непосредственным образом совпадение первоначальных теоретических определений с их превращенными и практическими формами.

Посредствующие звенья, поиск которых составляет своеобразный логический механизм прикладного исследования, могут быть отнесены к превращенным формам, если имеется в виду итоговый результат — решение практической социальной задачи. Механизм превращения первоначальных принципов во многих отношениях сводится к выявлению промежуточных звеньев, посредством которых разрешаются противоречия между теорией и практикой. К наиболее важным видам опосредствований и промежуточных звеньев, встречающихся в прикладном исследовании, можно отнести: а) звено особенного (среднее звено), посредством которого осуществляется переход от общего к единичному; б) существенную форму проявлений сущности (differentia specifica), позволяющую перейти от сущности к анализу бытия, от субстанции к ее модусам; в) одну из противоположностей, которая опосредствует свою собственную противоположность и тем самым утверждает целостность (тотальность) системы, приводя себя к единству со своей противоположной формой.

В современной социологической литературе вопрос о посредствующих звеньях чаще всего ставится при обсуждении проблемы применения общей социологической теории к изучению того или иного частного явления. Справедливо полагают, что приложение общих принципов социологической науки должно быть опосредовано менее общими положениями, учитывающими особенности изучаемого отдельного явления.

Конкретность в прикладных исследованиях достигается, однако, не нисхождением от уже полученного конкретного понимания, скажем, общественно-экономической формации и общества к абстрактным, простейшим элементам наличного бытия общества, а восхождением от абстрактных форм к конкретным определениям формации, в которых за деятельностью и ее носителями стоят социально-экономический строй этой деятельности, ее социально экономическое разделение, производственные, а не абстрактные субъективно-объективные отношения и т.д. С этого рода конкретными определениями можно смело выходить к эмпирической действительности, к реальной практике, прикладывать знание законов и категорий общей социологии к практике и вести для этого прикладные исследования. Главное здесь — это переводить на язык реальной практики фундаментальные положения, а не абстрактные положения теории человеческой деятельности, приписывая им свойства чуть ли не самого (!) конкретного уровня изучения общества.

Самым же конкретным этот уровень оказывается якобы потому, что здесь возникает вопрос об исходных элементах общества как системы и будто бы знание этих исходных элементов дает возможность конкретно подойти к изучению общества. На уровне такого анализа в качестве основных элементов социальной системы выделяются субъекты и объективные условия их существования. Субъекты, в свою очередь, как носители деятельности, выступают со своими первичными характеристиками: потребностями, интересами, целями. Соответственно делается вывод, что подход к обществу с данных позиций позволяет глубже и конкретнее раскрыть его специфику и специфику его отдельных элементов. Между тем субъекты в своем развитии должны еще быть представлены результатом истории общества, а в качестве результата они не могут быть поняты, если их не поставить в определенные формы социально-экономических отношений, не включить в определенные классы или социальные группы, в системы производственных отношений и т. д. Не следует думать, что, углубляясь таким образом в познание, мы отодвигаемся от действительности и от практики. Наоборот, мы к ним приближаемся и можем в практической деятельности опираться не на знание лишь элементов общества, а на законы их превращения в результаты общественного развития.

§ 3. Разрешение противоречий в процессе применения социальной теории

Опосредствующие формы и звенья социального познания, о которых говорилось выше, выполняют еще одну важную прикладную функцию: они выступают средством разрешения противоречий, возникающих в процессе приложения теории. Одновременно в результате разрешения этих противоречий, особенно между теорией и практикой, вырабатываются необходимые для этого прикладные формы.

На этапе освоения исходных абстракций, выведенных из анализа непосредственного бытия, исследователь встречается с простейшей формой социального противоречия — противоречием тождества и различия. Эти две противоположности в любом явлении существуют каждый раз одновременно, и разрешение противоречия между ними сводится к обнаружению той стороны, которая образует основу для нового состояния явления и тем самым ведет к познанию его сущности. Эта же самая сторона выступает посредником между взаимодействующими друг с другом противоположностями. Она, опосредствуя свою собственную противоположность, тем самым утверждает целостность (тотальность) данной системы, приводит к единству со своей противоположной формой.

Переходя к сфере сущности, мы разрешаем противоречия сферы бытия (существования) тем, что находим их основу. Но это не означает, что в этой основе уже нет противоречий. Они остаются, превращаясь из противоречий существования в противоречия сущности, т.е. в существенные противоречия. Причем противоречия противоположных сущностей в отличие от противоречий существования одной и той же сущности разрешаются уже другими способами, не допускающими дуализма сущности.

Поскольку дальнейшее чисто логическое изложение вопроса становится затруднительным для понимания, обратимся к его рассмотрению на знакомом по курсам вуза материале анализа противоречий товара, меновой и потребительной стоимости.

Известно, что меновая и потребительная стоимости образуют две противоположности: первая представляет тождество товаров, вторая — их различие. Первоначально, в первобытной общине или в патриархальной крестьянской семье эти две противоположности ("тождество" и "различие") находятся в состоянии тождества, т. е. меновая и потребительная стоимости продуктов труда совпадают. Та и другая имеют одинаковую основу — труд, выступающий созидателем продукта, и опосредуется это их единство началом, представленным потребительной стоимостью. В дальнейшем развитии производства совпадение (тождество) меновой и потребительной стоимостей (следовательно, совпадение "тождества" и "различия") преодолевается, причем через усиление и обострение различия этих двух сторон продукта труда. Меновая стоимость, представляющая ранее лишь одну из противоположностей, теперь образует исходную форму производства, основанного на стоимости. В нем потребительная стоимость предполагает в качестве противоположности меновой стоимости, образует с ней единство, но уже при господстве меновой стоимости и ее основы — абстрактного труда, образующего стоимость.

В названных условиях богатство (капитал) в виде стоимости как опосредующее начало соединяет воедино обе противоположности, и в конечном итоге выступает как односторонне более высокая степень по сравнению с самими указанными противоположностями. Движение капитала (стоимости) необходимо делает его опосредствованном самого себя, субъектом, а охватываемые им меновая и потребительная стоимости оказываются лишь его моментами. Однако единство меновой и потребительной стоимостей на базе стоимости столь же не вечно, как и их первоначальное единство в условиях общинного производства. По мере превращения простого товарного производства в капиталистическое товарное производство и приобретения рабочей силой свойств товара меновая и потребительная стоимости становятся противоположными сущностями. На стороне первой оказывается капитал, на стороне второй — наемный труд. Пожелание о том, чтобы меновая стоимость из своих простых форм товара, и денег не развивалась в форму капитала или чтобы труд, производящий меновую стоимость, не развивался в наемный труд, заметил К. Маркс, столь же благонамеренно, сколь и глупо.

Здесь важно не давать повода использовать понятие "тождество" для признания беспротиворечивых состояний: сначала, мол, существует тождество, потом возникает различие и, наконец, — противоречие. Тождество с самого начала предполагает различие, первое всегда находится в отношениях противоречия со вторым, и именно это противоречие делает их одновременно и едиными, и взаимоотрицающими. Поэтому нельзя связывать различие с наличием противоречия, а тождество — с его отсутствием. Различие, в свою очередь, противостоит тождеству и в этом смысле составляет его противоположность, а не просто не доведенное до противоположности противоречие. Этапы развития противоречия иные, чем взаимодействие "тождества" и "различия".

Литература

1. Диалектика фундаментального н прикладного. / Отв. ред. М.И. Панов, Е.Ф. Солопов. М., 1989.
2. Лангштейн М.С. Противоядие от экономического формализма. М., 1989.
3. Маркс К. Экономическая рукопись 1861-1863 годов. Глава II // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 48.
4. Чепуренко Л.Ю. Идейная борьба вокруг "Капитала" сегодня. М., 1988.
5. Энгельс Ф. Предисловие к книге К. Маркса "Капитал". Т. II/ // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 24/ ч. I. С. 3-24.
6. Энгельс Ф. Предисловие к книге К. Маркса "Капитал". Т. III. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25, ч. 1. С. 3-26.