Разговорная речь — основная функциональная разновидность кодифицированного литературного языка. В ней проявляются вся неофициальная жизнь людей, все нюансы человеческого поведения, отношений с другими людьми, переживаний и настроений. Мгновенный, симультанный характер чувства-речи-мысли скрывает сложность процесса речевого общения, его зависимость от многих факторов: психофизиологических, возрастных, социальных, культурных, интеллектуальных, ситуативных.

Разговорная речь — это целенаправленное человеческое поведение. Формирование целевой установки говорящего начинается с общих процессов ориентировки и заканчивается отчетливым предвосхищением сообщаемого (коммуникативной интенцией). В речи говорящий всегда заявляет о себе как о личности с присущими ей индивидуальными особенностями мировосприятия и языковой компетенции. Необходимым условием речевого общения является коммуникативная заинтересованность адресанта и адресата (адресатов), которая обусловливает главный принцип общения — паритетность его участников, вне зависимости от социокультурных характеристик и психологических ролей.

Умение слушателя проникнуть в коммуникативный замысел говорящего — основное условие успешного речевого общения. Слушатель проделывает огромную работу по интерпретации речевого потока, по переосмыслению ранее сказанного, по соотнесению своей “модели” понятого с реальными фактами и поведением собеседника. Именно в этой разновидности литературного языка имеет место самое сложное взаимодействие между говорящим и слушающим, самое жесткое требование ситуативного реплицирования, наиболее активный характер интерпретации и эвристичность процессов постижения смысла.

В разговорной речи проявляются общие и индивидуальные особенности внутренней речи говорящего: его поиски нужной синтаксической конструкции, подходящего слова в определенной синтаксической позиции, повторы, выбор средств поддержания диалога, паузы обдумывания и т. д. Именно в неподготовленной, живой речи находят свое подтверждение положения теории речевой деятельности: логические структуры и языковые конструкции не полностью соотносительны, т. е. равны друг Другу; существуют законы невыражения структур мысли; существуют явные и неявные способы выражения смысла, выборочное отражение “положения дел” или “картины мира”.

Разговорная речь показывает сознательный характер формирования линейной организации речи говорящим, его ориентацию на мир слушателя, прогноз его коммуникативных ожиданий и реакций. Это подтверждает контроль говорящего над способом высказывания, выражающийся во введении оборотов метарефлексии, поправок, уточнений.

Многообразие форм человеческой жизни рождает выбор тем речевого общения, стратегий речевого поведения, жанра общения и приемов воплощения чувства-речи-мысли. В разговорной речи существуют свои специфичные средства привлечения внимания собеседника, приемы экспрессивности, убеждения и особая, в зависимости от жанра речи, эстетика. Разнообразие материала в данном разделе хрестоматии обусловлено тем, что образцы современной разговорной речи отбирались по нескольким параметрам: по количеству участников общения (полилоги, диалоги, дневниковые записи), по форме (устная и письменная разновидности), по типу выбранной стратегии (направленная стратегия и ненаправленная, ситуативно обусловленные полилоги и диалоги), по жанрам (беседы, рассказы, разговор, письма, записки, поздравления, дневники), внутри жанров — по типам коммуникативной модальности: эпистеми-ческой, аксиологической, эмоциональной и др.

Полилоги. Беседы ненаправленной стратегии

Подраздел открывается записью беседы, представляющей собой разновидность праздноречевых жанров (фатического общения). Это такой вид разговоров со многими участниками, полилогов, в которых участники рассказывают истории, шутки, делятся воспоминаниями, упражняются в остроумии, ищут сочувствия, сопереживания, понимания в оценках фактов и событий. При этом снимают эмоциональное напряжение и обогащаются интеллектуально. Об общении такого типа Н. Абрамов (“Дар слова”. 1901) сказал, что “разговор есть обмен симпатий”.

Первая беседа (I; запись М. В. Китайгородской, 1991 г.), фиксирующая нюансы индивидуального произношения, наглядно показывает атмосферу полилога: подхваты, встречное реплицирование, свидетельствующее о повышенном интересе к рассказу, переспросы, перебивы, эмоциональные возгласы, вопросы. Участники беседы, слушая основного рассказчика, выражают и свое отношение к отображаемому, и свою оценку действия рассказчика. Запись показывает, что участники разговора — люди разного возраста, которые принадлежат к одному социальному кругу и относятся друг к другу с симпатией и интересом. Специфические особенности разговорной речи в кругу близких людей — употребление в речи первых пришедших в голову слов, затем подбор более точных синонимов, смешение планов повествования (сюжетного и описания своих ощущений и впечатлений), повторы, однотипное заполнение пауз, обдумывание (ну, вот).

Вторая и третья записи (II, III; запись Е. В. Красилъниковой, 70-е гг.) показывают особенности непринужденной спонтанной речи известного мастера слова Л. Успенского; эпистемическая модальность (ср. реплики знаете?; очевидно?) является второстепенной. Реплики других участников беседы свидетельствуют об их заинтересованности в общении.

Ситуативно обусловленные короткие полилоги показывают разные тактики кооперативной стратегии: первый полилог (IV) демонстрирует поиск темы для разговора случайных участников общения; второй (V) представляет собой обмен мнениями по определенному вопросу; здесь участники общения — люди давно знакомые (ср. обращения, метафорические словосочетания), коллеги.

Полилог студентов (VI) представляет собой типичный разговор эпистемической модальности: обмен информацией — основная тактика полилога. Реплики выявляют коммуникативного лидера — знающего студента (Б.) и инициатора общения — спрашивающего студента (А.) и его друга (В.). Адресность речи (Б.) подчеркивается вопросами-частицами (да?), фигурой развертывания — триадой.

Участники беседы:

А. — москвич, 34 года, географ.

Б. — сестра А.

В. — дочь Б., студентка.

Г. — муж Б.

Записано в Москве, в доме Б. осенью 1991 года. Запись М. В. Китайгородской.

А. А в этот раз у меня вот еще из впечатлений было что / вот когда я первый раз когда я с медведем вс... во-первых я в этот раз / вот в прошлые разы было так / ну оди-ин раз / ночевали мы / в лесу / а... в этот раз мы в лесу ночевали / в общей сложности / четыре раза //

Ночевали //

Б. Страшно //

Да и холодно //

А. Вот // Приче-м дважды я один ночевал //

В. (с удивлением и страхом) О-о!

А. Дважды я один / и Сережка один /

(тихо) два раза ночевал //

В. Да ты чего? А как так?

Это ж страшно!

А. Ну (в) от один раз когда с мишкой (т. е. медведем) встретился с этим / я один раз ночевал /

ну я с'-в' ечера /

В. И сразу остался ночевать?

А. Ну я с вечера пришел на ток на подслух / послушал значит / слышу вроде бы там сел / вроде бы там сел / но а сидишь уже сразу / в ушах-то звенит / во-от / и потом еще главное сел / вроде подслух / все / сижу / и вдруг ну вот буквально вот знаешь вот такое вот ощущение / вот ну / кто-то есть что-то /

Б. Угу//

А. то (е)сть мелькнула какая-то тень / накрыла / и у меня над головой в трех метрах пролетает филин /

Б. Ой!

А. и метрах в сорока садится //

Б. Хм //

А. Вот // Он сел / а филин на току / это вообще такая зараза / ну он...

подкрадывается

В. Филин?

А. к этим самым / глухарям /

В. А-а / он тоже туда же?

А. Коне-е-чно' туда же!'

Б. Ч(ег)о / на них охотится (тоже)?

А. Коне-е-чно // Так филин // Филин это зверюга / извини меня вот такой вот высоты (изобразительный жест рукой — 'высота от пола') // Вот такой вот высоты //

Г. И наглый //

А. Он / сел / ти-и-хо-тихо подлетел / только чуть-чуть / башкой повертел / я думаю “ну щас я т(еб)я хлопну / мил друг // Мне помощники (мне?) не нужны” // (смеются) Вот // Но понимаешь / уже подлетели они / дум(аю) “вот я его щас хлопну / (пауза) а они (глухари) возьмут / и улетят” //

А-а

Б. Да / спугнешь //

А. Ну конечно / ну вы... выстрелы же ведь с ве... с'-в' ечера на то... на току // Я бы знал (о)ни... как они расселись / если бы я бы знал / я бы может его бы и-и хлопнул бы // Но а бог его знает / где они сидят / а ветерок был / не очень доносит / где они сели // Слышу что хлопанье крыльев / там вроде там / ну и все // Вот // Ну и я его поми...

Б. Он серый?

А. (договаривает прерванную реплику) помиловал в итоге // (отвечает на вопрос) Он почти черный //

Г. (тихо) Леониду Харенычу позвоню //

А. (продолжает) Темно-серый // Темно-серый // Вот //

В. Желтые глаза?

А. Ну я его не видел / он спиной ко мне сидел //

В. Ой ужас какой // А он тебя видел?

А. Да нет / откуда? Я уж так подумал / когда он у меня над головой пролетел / думаю “так / мимоходом шевельнул(сь) бы / он бы д-долбанул бы сверху / не разобравшись” // (смеются)

В. Послушай / это он да? Это он может ч(ег)о-ни(бу)дь?

А. Ну / он мог спикировать конечно къш // пет / ну он иы сообразил конечно къш // Ну ч-черт его знает / все равно неприятно // (смеются) Ну во-от /

и-и значит...

Б. А если он впол...

вполовину (нрзбр.)

А. И вот после этого я-а / сел под... на подслухе посидел / потихонечку ушел метров на триста / под елочкой устроил(съ) / а тоже неприятно // Чего? Шуметь-то особо не хоч(е)тся / а дров хороших / на земле нет / все погнило // То есть(тъс')нужно ломать // А-ломать / это тоже / ну представляешь с руку вот сучок / сухой / сломать // (Там же?) щелчок / будь здоров какой // Это я пока перепилил вобщем / там / набрал кое-как с грехом пополам дров / сварганил значит ноги / во-от //

Б. А поч... что это такое?

А. Ноги / это таежный костер // Это-о когда бревна кладутся вдоль все,/ рядышком одно к одному / то (е)сть не в кучку / а вдоль // (дальше рассказ А. идет на фоне тихого телефонного разговора Г.) Вот // И / значит нарезал лапничку / сам прилег рядом вдоль / ну вот дрова были немножко фиговенькие / поэтому придремать не удалось / но все равно // Вот лежи-и-шь ночью / лежишь чуть придрё...

придрё-о-мываешъ /

Б. (к Г., разговаривающему по телефону) Игорь / Игорь / ты в

комнату перейди //

А. (продолжает) вот // Потом / как говорится / уже чувствуешь что / придремываешь /

В. А / ты то есть ты

у костра что ли спал?

А. У костра / конечно / спал //

В. Ничего / не страшно?

А. Ну а чё страшно-то? Я выбрал место / с одной стороны елка вот такая вот / с другой стороны там ка-а-мень какой-то / пристроился так / и лапничку положил / с третьей стороны костерок / вот / лег / полежал-подремал / достал термосочек / чайку налил-попил / пару бутербродов с собой /

В. Не скучно?

А. А чё / хорошо // В лесу знаешь интересно // Вначале там пти-и-чки с'-в'ечера поют / потом постепенно все затиха-а-ет-за-тиха-а-ет / и тишина // Полная тишина-а /

В. Не / я бы умерла // Вот ко(г)да тишина /

это всё (смеется) //

А. ну вот // Ветер сти-их / всё ти-и-хо в лесу // Вдруг птичка какая-то засвистит // Потом филин заорал в одном месте //

В. (со страхом) О-ой! Все //

А. Во-от // Немножко времени прошло / уже в другом месте заорал филин / и по-другому // Он о... орет / каждый раз по-разному //

В. Так вот? “У-у”?

А. Не-е / он по-разному орет //

В. А “у-у” это сова?

А. Он может //

Нет // Он он и та-ак может // Иной раз он заорет / ну просто дурным голосом // Иной раз заорет / вот как вот ребенок плачет громко //

В. Ой //

А. Орет / (имитирует) “Э-хэ-хэ-хэ-хэ” //

В. (тихо) Ужас //

А. Что-то в таком вот духе // Во-от //

В. У меня кошки щас под окном / устраивают /

концерты // (нрзбр.)

А. Вот при... примерно также / вот //

Б. О-ой //

А. Во-от //

Б. Это филин подражает / всем животным / да?

А. Ну филин не-ет // Филин он не пересмешник / он-н... ну он так по-разному орет // Ну и потом где-то я...

В. Это от характера зависит?

Или от настроения?

А. Нет / ну просто-о

от воспитания //

В. А-а //

А. То (е)с(ть) где рядом с какими звуками жил / где у кого какие предки / (пауза) как орали / (смеется) вот и он также // Во-от // И потом пошел / вроде я проснул (съ) / рано глухари запели / еще где-то начало третьего / уже я услышал / слышу щ-щелк / / Дум(аю) “ох ты Господи / (не утро ж?) еще” // Я еще думал минут тридцать-сорок у меня есть / слышу щелчок / и потом тишина // (тихо) Приснилось что ли? Ну скорей костер затушил / вроде недалеко / стал подходить...

Б. А кто щелкнул-то?

А. Глуха-арь //

В. (А-а?) / они же щелкают //

Б. А-а / да / угу //

А. Вот такой (изображается щелчок пальцами) // Вот такой звук // (еще раз щелкает пальцами) И все / и тишина // Вот // Я подходить стал вижу... слышу вроде он запел-запел-запел-запел / подхожу-у потихоньку / ну так / особо не шумел / и тишина слышу // “Что такое?” думаю // Ну ладно / развернулся /

В. А там этот филин небось его уже слопал // А. Не-ет // Развернулся к другому / иду-иду / иду-иду / уже метров-в... восемьдесят / сто остается / (Г. заканчивает телефонный разговор) вдруг слышу / крылья захлопали // “Что такое?” думаю / “ну словил” // Не-ет вижу // Опять этот глухарь / мимо меня п... а щелч-чок опять такой злой он бывает / иногда щелкает / когда-а чем-то недоволен / очень громко / з-злой такой щелчок // И мимо меня летит // Ну / было б знато (т. е. если бы знал) / я бы его стрельнул бы и все / Ну... не-е н'и: классическая охота / но вполне можно было // Во-от // И он пролетел / я стою думаю “что же делать?” / и слышу “чух-чух-чух-чух” (данное звукоподражание имитирует шаги медведя) //И когда он (глухарь) уже пролетел через меня / я уже понял / в чем дело // Я уже понял думаю “ну все / иди сюда дум(аю) / мил друг” // И / ну у меня как-то вот таких о... вот в тот раз у меня так немножко сыграло / вот / а-а щас / такая злость была / набил бы морду этому медведю бы / (смеются) вопросов бы нет // Во-от // И перезаряди-и-ться можно было двадцать раз уже / ну все он мимо меня прошел / я поце-е-лился / (тихо) все это потом / “ладно / ступай с'-м' иром” //

Во-от //

В. Стра-а-шно //

А. И потом вот он мне еще двух петухов (т. е. глухарей-самцов) согнал / на меня вылетели тоже / но я не стал стрелять-шуметь // Ну вот // ушел / думаю “ну / у меня еще времени там / четыре или пять дней”// Не стал я бередить этот ток / чтобы там / шуму лишнего не разводить // А последн(ий) вернее / ну / предпоследний раз / девятого утром пришел / вот // Ну/ уже я пулю (для медведя) взял у Павла (имя егеря) / (смеются) дум(аю) / “приходи” / Павел мне сказал что лицензия есть спортивная // (пауза; далее А. объясняет собеседникам, почему он так и не стал охотиться на медведя) Вот // Ну во-пер(в)ых пули не свои / и во-вторых я из “Меркеля” (марка оружия) не стрелял пулей / ну в-третьих чистый такой момент как говорится / даже если хлопнешь там / километра два его тащить / это за ребятами

возвращаться //

Г. Ну в общем ты его простил /

короче говоря //

А Да-а // Ну и я пришел / дум(аю) “ладно / бог с тобой / живи” / значит я взял свой старый костерок /

сложил /

В. Жалко мишку //

А их там много?

А. (на более высоком регистре) Е-есть там / е-есть //

В. (Все равно) жалко //

А. Вот // Сложил, я это дело /

В. (тихо) Жалко //

А. запалил костерок дымком немножко / к(ак) раз в сторону тока был ветер // Раздул я его / раскочегарил немножко огня нет / (ну?) дыма нет / “ну и хорошо” дум(аю) / “не подойдешь” // Ну и не пели в этот день глухари //Я прошел / одного / поднял / второго' поднял / ну и что толку / не поют // Во-от // Ну и пошел потихонечку домой / а тут как раз до ж: ичек пошел // Дождичек / дождичек / я иду-иду-иду к лодке / иду к лодке с'н' ег уже в до ш'... э-э... (исправляет оговорку) до ш' в с'н' ег перешел / подхожу к своей лодке / а выходной день / праздник вернее // Там (з)начит мужики какие-то по берегу ходят / ну я их на базе-то видел // А я главн(ое) (со смехом в голосе) так, появился очень интересно / там / из-за бугорка / а они вижу как раз идут / по направлению к моей лодке // (вроде бы?) // Во-от // Они так / подходят / ну и тут вдруг я / появляюсь / я вижу они обернулись / и так немножко удивились / испугались / я / там / ровное место / луг / не видно / ну практически / вроде спрятаться негде // Ну я так подошел что-о / вдруг / образовался // Откуда ни возьмись // (со смехом в голосе) Обернулись / “что такое?” А потом у меня видок еще тоже // Этот мой маскхалат / до глаз завязанный тут / с рисунком // Вот // Спереди значит термос висит / (тихо смеется) вот так как это на авоське / сзади тоже эта куртка / ну / (пото)му чт(о) на ходу / раздеваешься на ходу / все-т(а)ки не так тепло / как под мотором когда идти // Вот // Значит нъш'ьт //

В. А они ничё не хотели с твоей лодкой сделать?

А. Да нет / у них как выяснилось рядом своя стояла // А мне не видно вот так / из-за самого края берега // Во-от // Они (так?) немножко поежились / (смеется) такому явлению //

У меня слева фонарь висит /

В. (нрзбр.) неожиданно //

А. (продолжает) справа ружье вот так / наперевес // И погода такая / и-и не слышно из-за ветра / я еще из-под ветра подошел / то есть в полной тишине // Обернулись / человек стоит (смеется) //

В. С ружьем // (нрзбр.)

А. Да / с ружьем / наперевес // А я уже их узнал / рукой махнул / во-от // Они к своей лодке подошли / садятся / я отплыл / а там ледок у берега / ну и вообще идти погано // Хоть и по ветру / а-а / все равно // Я грю “давайте я вас / возьму / на буксир” // Ну они посмотрели / вроде веревку какую-то нашли / а я / в своей лодке глянул / привязать не к чему // В руках, держать / (это?) не удержишь полчаса //

Б. И бросить

(тихо, со смехом) где-нибудь //

А. Вот // Значит к ноге привязать /

перетянет // Вот //

В. (к Б., тихо, нрзбр.)

Б. (к В.) Давай / одевайся //

А. Ну и в конце концов я говорю / “мужики / привязать не к чему грю / простите великодушно” //

Диалоги

Ситуативно обусловленные диалоги показывают, что вне зависимости от социально-ролевых и психологических отношений участников общения известность многих обстоятельств делает естественным явлением структурную неполноту реплик. Неподготовленность речи проявляется в порядке слов (например, появлении определений после определяемых), подборе синонимов, точных слов, обилии вводных слов, номинативных предложений. Индивидуальный речевой стиль характеризуется выбором пословиц, прецедентных текстов, модных словечек, выражений; в женской речи встречаются эмоциональные возгласы, уменьшительно-ласкательные суффиксы (ср. XI, XII), иронические выражения (ср. IV, IX, X, XII). Некооперативная стратегия показывается в XIII диалоге, который носит “предписывающий характер”, т. е. выражает просьбу-требование, оставшуюся невыполненной, в результате чего инициатор общения потерпел коммуникативную неудачу.

Диалоги-беседы (запись Н. Н. Гастгвой, 1990 г.) показывают, как в ходе обмена репликами достигается коммуникативная цель. Оба диалога относятся к праздноречевым жанрам: первый (XIV) — это обмен мнениями и информацией по определенному вопросу, второй, (XV) — обмен оценочными суждениями, показывающими согласие собеседников. Интересны такие явления спонтанной устной речи, как подбор нужного слова (произнесение начальных звуков одного слова, затем замена его другим словом), подхватывающие реплики, свидетельствующие о том, что коммуникативные ожидания адресата оправдываются, реплики-регулятивы, направляющие ход диалога.

Участники — коллеги, люди средних лет

А. “Коровку” хочешь?

Б. Купила все-таки?

А. Я их люблю / И шоколадные // А всякие там карамели мне и даром не нужны // Мармелад / пастила / зефир / тоже ничего / И варенье / конечно / я обожаю / А к меду равнодушна / Наверно / скрытая аллергия какая-нибудь / Ну как тебе они?

Б. Суховаты / не тянутся //

А. Это местная фабрика / Не научились еще / как на “Красном Октябре” / А может / сырье не то //

Б. Какое сырье? / Молоко? / Его здесь полно //

А. Ну / не только молоко / наверное //

Б. А что еще? //

А. Не знаю / Ну / сахар / конечно // И технология особая //

Телефонные разговоры

Особенность телефонного разговора состоит в определяющей роли таких компонентов речи, как темп, отчетливость произнесения, тембр голоса, паузирование, интонация. Приведенные диалоги демонстрируют главные признаки разговорной речи: эллиптированные конструкции, суффиксы субъективной оценки, междометные восклицания, цитирование текстов со смысловым приращением.

А. Привет! //

Б. Привет / Тань! //

А. Что не звонишь? / Завтра четверг / помнишь? //

Б. Помню / конечно / Завтра и поговорим // Не звоню / потому что закрутилась / дела все //

А. Ну / деловуха ты / Галина //

Б. А что делать? // Теперь и про четверг могу забыть / про воскресенье давно забыла // Но нет / нет / завтра в пять встречаемся где обычно / и к Анне Тимофеевне // Все / все / пока / до встречи //

А. Пока //

А. Ку-ку! //

Б. “Не прошло и полгода” / Где ты? //

А. Как обычно //

Рассказ-воспоминание

Характерная особенность жанра рассказа — коммуникативная интенция, которая, как правило, является информацией на определенную тему. Это монологическая речь внутри полилога (или диалога). Рассказ относится к “запланированным” видам речи, ожидаемым всеми участниками коммуникативного взаимодействия. Целостность передаваемой информации обеспечивается связностью отдельных фрагментов. Ход рассказа прерывается репликами-оценками, репликами-вопросами. Приведенный рассказ показывает индивидуальные особенности речи рассказчика: неоправданное употребление именительного падежа существительных, заполнение пауз обдумывания частицей да, эмоциональное выделение некоторых слов паузами и интонацией.

Запись сделана в Москве в 1995 г.

А. — москвичка, 74 года, учитель-словесник, пенсионерка. Б. — племянник А., программист. В. — сын Б., школьник. Г. — жена Б., бухгалтер

А. Тогда в сорок первом / в конце октября / тяжелая неделя была / мало кто верил / что Москву не сдадут // Бежали из Москвы / кто куда //

Б. А вы все / бабушка Шура / не хотели уезжать?

В. И бабушка Валя с вами была?

Г. Бабушка Валя тогда маленькая была //

А. Вале было тринадцать лет // Мы не верили / что Москву сдадут / и мама / и отец не верили // Отец тогда / по здоровью / не на фронте был / в милиции служил // По радио ничего не говорили / несколько дней / Да //

Г. Молчало радио?!

А. Нет / не молчало // Классическая музыка была //

Б. Несколько дней / классическая музыка? / И все? //

А. Да / очень напряженная обстановка была // Говорили / правительство уехало в Куйбышев / на заводах архивы жгли // Мы жили тогда на Стромынке / Я перед войной в медицинском училась / в эвакуацию с институтом в Среднюю Азию не поехала / мама часто болела / она и всю войну болела тяжело // работать не могла / у нее была иждивенческая карточка // Валька маленькая / Да // Но она работала / на заводе / все подростки работали // А я итээровскую получала (т. е. карточку) // Так вот в эти дни вся Стромынка / Преображенка и дальше на Владимирку / все было заполнено народом // Кто ехал на лошадях, на велосипедах / тачки везли / пешком шли / узлы тащили / с детьми / старики / многим и идти-то было некуда // Боялись немцев / не верили // просто бежали // А мы верили //

Б. Сталину верили?

А. Что в Москву немцев не пустят / верили // А Сталину мой отец / и мать тоже // не верили // У сестры папиной / тети Веры / перед войной / в ежовщину / мужа / пришли ночью / и забрали // Четверо детей //'Так и не узнали ничего / Пропал // А добрый был! / Кристально честный! / Простой / правда / может / сболтнул чего не надо // Доносили все // Много хороших людей пропало // Так отец до пятьдесят третьего года все утром включал радио и говорил / Может сегодня скажут / что он (Сталин) умер // А в те дни никто не работал / зарплату за несколько дней выдали // Что мы пережили / не передать //

В. А когда бомбили / вы в бомбоубежище ходили? //

А. Когда ходили / когда нет // В метро “Сокольники” ходили // мама болела / никуда не ходили // пятый этаж / не успеешь // хотя объявляли заранее // Работали посменно / придешь (с работы) / сил нет / какое бомбоубежище / падали прямо // В квартирах не топили / газ от холода не шел / стучали по трубам / чтоб газ зажечь / на стенах иней // А в победу верили! / Да // Работали напряженно // Валька / тринадцать лет / подростки снаряды таскали / на заводе работали // Люди от усталости у станков / от голода / падали // А сверху / от партийных органов городских значит / присылали указания / что-то вроде / обеспечить участие в кроссе / выделить столько-то человек / кросс / посвященный годовщине Советской Армии / чтоб галочку поставить значит // Я. не посылала людей // Безобразие такое // А после бомбежки все / мгновенно! / убирали // Утром люди идут на работу / все заровняли / убрали // Перед нашим домом до войны дом стоял / напротив / в окно видно //в одном дворе с детьми из этого дома играли //на моих глазах в него бомба попала / у меня ноги отнялись // несколько дней //

В. Бабушка Люся / почему ты на войну не пошла?

А. Я считаю / на войне женщинам делать нечего // неизвестно чем они там занимались / эти женщины на войне // редко кто туда порядочные попадали / разведчицы / врачи нужны были конечно // А я в Москве работала / и мама у меня часто болела / всё вещи хорошие на продукты в войну поменяли / чтоб выжить только // Еде дождались победы //Из нашего класса только двое ребят с фронта вернулись // Двоюродный брат Иван без ноги с фронта пришел / в Белоруссии / в окружении / был / в болоте через соломинку дышал // Саш, ты дядю Ваню Калукова помнишь?

Б. Смутно // Я маленький был / потом он умер //

А. Главное / все верили / что эта война / последняя // что потом никаких бед / потому что мы / наша семья / очень хорошо перед войной жили //

Письма, записки, поздравления

Этот раздел открывает переписка М. Юдиной и Б. Пастернака: точные, теплые, человечески емкие фразы Б. Пастернака и предельно искренняя, эмоциональная, содержательно развернутая речь М. Юдиной.

Письма известного культуролога, литературоведа и лингвиста Юрия Михайловича Лотмана к его другу Борису Федоровичу Егорову, доктору филологических наук, профессору, представляют собой яркие талантливые произведения эпистолярного жанра. В них проявилась вся многогранность натуры Ю. Лотмана. По свидетельству Б. Ф. Егорова, “здесь и глубокие научные рассуждения, и полемика, и описания быта, настроений; серьезное перемешано с юмором” (Звезда. 1994. № 7. С. 160). Б. Ф. Егоров был единственным близким другом Ю. Лотмана, с которым он делился всеми своими мыслями, чувствами, тайнами. Письма Ю. Лотмана вводят нас в атмосферу жизни научной общественности 70—80-х гг., в историю публикаций работ тартуской лингвистической школы, в проблематику научных интересов Юрия Михайловича, в подробности его семейной жизни, открывают заветные мысли автора. Тексты этих писем показывают сложность и нетривиальность внутреннего мира Ю. Лотмана, широкую ассоциативную палитру его замечаний.

Последующие письма и записки характеризуются такими особенностями композиции, как фрагментарность изложения, ситуативная вынужденность. Тематическая дискретность зависит не только от индивидуальной манеры пишущего, но и от особенностей эпистолярного жанра: в письме затрагиваются все темы, общеинтересные для автора и адресата, причем для высказывания мнений, сообщения о тех или иных событиях избрана та форма, которая является традиционной для участников переписки. Непринужденность отношений, близость интересов — главные условия для переписки.

Характерны устоявшиеся этикетные формы приветствия и прощания.

Для записок главным фактором организации их содержания является информация, которая обусловлена известными адресанту и адресату обстоятельствами.

Поздравления могут представлять собой мини-письма, тематически дискретные, отражающие поток мыслей, или собственно поздравления, форма которых в значительной степени ритуализована, содержит триаду: обращение, поздравление, пожелания — и этикетные формулы прощания.

Б. Пастернак — М. Юдиной

22 января 1955.

Дорогая Мария Вениаминовна!

От души благодарю Вас за письмо! Ваши обращения, то, как Вы титулуете и величаете Вашего покорного слугу, не испортят меня, я люблю Вашу доброту и восторженность, светящиеся в них.

Я зимую на даче. Мне хорошо. Особенно большое спасибо Вам за широту, с какою Вы сформулировали Ваши новогодние пожелания мне. Вы пожелали: “исполнения моих любых желаний, Вам неведомых”. Мне хочется, чтобы все было хорошо. В такой полноте это желание наверное недостижимо, но оно достигается в таком большом приближении, что уже и это сверхсчастье, так что просто не верится.

Я очень много работаю. Внешне и по имени эта работа не представляет ничего нового. Это вторая книга “Жеваго” во второй ее редакции, перед перепиской окончательно начисто, к которой я надеюсь приступить через месяц и предполагаю довести до конца через два-три, к весне. Но внутренне, в действительности это труд такой же новый, как если бы я начинал что-нибудь новое и по названию, так много я изменяю при отделке, и столько нового вставляю.

Эта книга будет очень большая по объему, страниц (рукописных) до пятисот, тяжелая, сумбурная и вряд ли кому понравится.

У нас на даче два или три раза собирались. Ловлю Вас на выраженной Вами готовности повидаться, так сходящейся с моим желанием, и как только что-нибудь наметится, Вас извещу и позабочусь о технике доставления Вас к нам.

Вы сами знаете, как Вы тронули меня своей доброй памятью, как я предан Вам и как Вас чту.

Ваш Б. Пастернак.

Дневниковые записи

Подраздел открывают дневниковые записки А. Ахматовой, представляющие собой творческие размышления, раздумья о ходе работы над поэмами.

Дневник М. С. Волошиной, вдовы поэта Максимилиана Волошина, писавшийся ею в годы войны в Крыму, представляет собой, разговор с альтер-эго, искреннее описание душевных мук, немощи, переживаний и надежд в тяжелые годы Отечественной войны. Манера письма свидетельствует об эмоциональности натуры М. С. Волошиной (градация, цепочки синонимов, восклицательные предложения, повторы), ее образованности, тонкости восприятия.

А. Ахматова “Из дневника” (1959—1962)

31 мая 1962.

“... Там в Поэме (“Поэме без героя”. — Е. Л.) у меня два двойника. В первой части — “петербургская кукла, актерка”, в Третьей — некто “в самой чаще тайги дремучей”. Во второй части (т. е. в Решке) у меня двойника нет. Там никто ко мне не приходит, даже призраки (“В дверь мою никто не стучится”). Там я такая, какой была после “Реквиема” и четырнадцати лет жизни под запретом (“My future is my past”), на пороге старости, которая вовсе не обещала быть покойной и победоносно сдержала свое обещание. А вокруг был не “старый город Питер”, а послеежовский и предвоенный Ленинград — город, вероятно, еще никем не описанный и, как принято говорить, еще ожидающий своего бытописателя”.

18 дек. 1962.

“И наконец произошло нечто невероятное: оказалось возможным раззеркалить ее, во всяком случае, по одной линии. Так возникло “Лирическое отступление” в Эпилоге и заполнились точечные строфы “Решки”. Стала ли она понятнее — не думаю! Осмысленнее — вероятно. Но по тому высокому счету (выше политики и всего...) помочь ей все равно невозможно. Где-то в моих прозаических заметках мелькают какие-то лучи — не более”.

Дневниковые записи вдовы поэта Максимилиана Волошина М. С. Волошиной в Коктебеле

12/XI 42 г.

Милый мой, только твой образ, только мысль о тебе и с тобою дают мне силы как-то брести, что-то делать. Изнемогаю от бессилия, обиды, непонимания. С тобой не расстаюсь. А как бы поступил Мася, а что бы он сказал? Макс бы объяснил. Макс бы сказал. Масенька бы пожалел, помог! Вот только это и твержу себе, изнемогая. И сейчас ничего не могу, не хочу, не мыслю. А только к тебе, и вот писать стала, чтобы хоть как-нибудь себя обмануть, за что-то зацепиться, что-то делать. Милый, сколько горя, бессилия, обиды!

Писать изо дня в день нельзя, потому что нет слов и руки не поднимаются — вот сесть и писать. Это больше чем немыслимо. Это невозможно. Мой маленький ум, мои больные нервы, больная психика не вмещают, не могут справиться с ужасами творящегося и творимого. Времена апокалипсические. Страны нет. Россия растоптана, поругана германским сапогом. Мы оккупированы, завоеваны. Все, все непереносимо! Ну, как же слова? Ну, как это все рассказывать? Больно, страшно, оскорбительно, возмутительно. Это все только приблизительные определения. Да и зачем и кому передавать? Собственное бессилие, слабость? Конечно, вот это верно и хочешь передать. Хочется поддержки, ласки, логики. Ощущаешь только свое бессилие и боль. Эти унизительные состояния. Мизер своего духа. Ах, я всю жизнь жила в иллюзиях, что что-то могу, понимаю! И теперь, на старости лет, вижу всю иллюзорность своих представлений. Жизнь — ужас. Война — реальность.

Как человечество может быть в таком ужасе? Вся Европа! Весь мир. Да что же это такое? Насилие, насилие, смерть, убийства, разгром, грабеж, разорение стран — и так годы. Да что же это такое? Неужели нет умных, гуманных, понимающих? Ведь весь мир! Почему Гитлер, Сталин, 3, 4, 10 — сколько их, могут посылать на убийства, на смерть, разорять, словом, делать войну и все ее ужасы? Почему миллионы не могут сказать: не можем больше так жить! Не сказать, а заставить не убивать, не разорять, не делать войны? Почему нет 10—100 таких, которые сказали <бы> “не надо войны!”? Господи! Я бесплодно думаю день и ночь все об одном и том же...

Вот и сейчас: пишу, а над ухом, вблизи и вдалеке, все выстрелы, выстрелы. Вся дрожу. Все время дрожу, когда стреляют, физически и морально так подавлена. И так второй год, с большими или меньшими интервалами.