Перечень учебников |
Учебники онлайн |
||||
---|---|---|---|---|---|
О важности периодизации истории экономикиКогда экономист приступает к историческому исследованию, он стремится, как всякий иной историк, упорядочить материал во времени, предложить какую-либо периодизацию истории. Можно, конечно, этого не делать, а просто излагать факты экономической жизни, предоставив читателю самому пытаться, если захочется, искать закономерности этапного движения человечества. Но тогда это будет не научный и тем более не методический труд, а просто хронологический справочник событий, что, впрочем, тоже небезынтересно. Историки всегда пытались найти эту этапность, интуитивно чувствуя, что история — это не линейный и непрерывный процесс, что история "куда-то движется" по сложной непрерывно-прерывистой трассе. Попыток периодизации было множество, и ни одну из них не следует игнорировать, ведь ученые не случайно предлагали свое виденье истории экономики, в руках у них всегда были факты, почерпнутые из известных в их время источников. Археологи исследуют стадии ранней человеческой истории по основным материалам, из которых были сделаны орудия труда: каменный, медный, бронзовый, железный века со своими внутристадийными делениями. Один из первых русских смитианцев, С. Е. Десницкий, в работе 1768 года выделял четыре стадии ("состояния") развития человеческого общества, исходя из основной отраслевой формы хозяйственной деятельности человека:
Согласимся, что такая схема вполне реалистична, если только не забывать, что это только схема, что в реальной жизни эти стадии накладывались друг на друга и оказывались в сложном взаимодействии. Во всяком случае, С. Е. Десницкий прекрасно понимал различия в способах производства материальных благ на различных стадиях развития и — соответственно — различал формы собственности: "нераздельную и общую" для ранних стадий и частную для земледельческой и коммерческой. Близка к этой схеме периодизация уже известного нам Фридриха Листа. В работе "Национальная система политической экономии" (1841) он выделяет пять стадий развития:
Здесь тоже за основу берется отраслевой признак, и эта схема еще более приближается к истине.
Последователь учения Ф. Листа о "национальной системе политической экономии" Бруно Гильдебранд в книге "Политическая экономия настоящего и будущего" (1843) определял стадии развития экономики по способу обмена продуктами, различая:
Один из основателей "новой исторической школы" в Германии, Карл Бюхер брал за основу периодизации интенсивность обмена благами и выделял в истории:
Наконец, в наше время, в 1960 году, американский ученый Уолт Ростоу выдвинул оригинальную идею "стадий экономического роста", положив в основание такие технико-экономические характеристики как уровень развития техники, отраслевая структура хозяйства, доля производственного накопления в национальном доходе и структура потребления. В результате получилась следующая схема стадийного развития:
Вот как описывается содержание каждой из этих стадий:
Место России в истории хорошо иллюстрируется сведенными в табл. 1 наблюдениями У. Ростоу*:
Таблица 1. В работе 1971 года "Политика и стадии роста" У. Ростоу добавляет шестую стадию — поиска качества жизни, когда на первый план выдвигается духовное развитие человека**.
Таким образом, оказывается, возможны самые разнообразные способы периодизации экономической истории. И все они могут быть правильными. Ведь все зависит от того, что исследователь кладет в основание своей периодизации, по какой оси рассматривает историческое движение экономики. К сожалению, такого рода абстрактная задача часто слишком возбуждала ученых и политиков и приводила к серьезным идейным битвам. Немалую роль в этом сыграла ортодоксальность некоторых ученых, которые не хотели признавать никаких иных взглядов, отличающихся от их собственных. Не без сожаления отмечаю, что к упрямцам такого рода относился и К. Маркс, постоянно возбуждавший идейную конфронтацию среди ученых, которые отвечали ему тем же. А ведь концепция самого К. Маркса очень глубока и интересна. Она долгое время господствовала в России (еще задолго до Октябрьской революции). Сейчас модно критиковать Маркса, не удосужившись прочитать его произведений. Попробуем отдать ему должное. Поговорим о К. МарксеК. Маркс выдвинул особую — формационную — теорию периодизации социально-экономической истории. На первый взгляд, она хорошо всем известна еще из школьных курсов истории, но на самом деле марксовы идеи трактуются слишком упрощенно, если не сказать вульгарно*. Происходит любопытное явление: сначала идеи ученого вульгаризуются, а потом отвергаются самими вульгаризаторами как вульгарные. Оговорюсь заранее: для меня в науке нет "священных коров". Маркс достоин критики и даже опровержений (по ходу я покажу противоречия в его концепции). Но он не заслужил насмешек и издевательств. Бог с ними, с насмешниками из КВН, не о них речь. Я говорю об ученых людях, особенно о бывших марксистах**. Первая причина невосприимчивости формационной теории — конъюнктурного свойства. Марксова теория предполагает, что высшей формацией человеческого общества станет коммунистическая. История не подтвердила этого прогноза, и это обстоятельство стало первым основанием опровержения формационной теории. Вторая причина заключается в элементарном недопонимании. Маркс обвиняется в том, что формационный подход представляет довольно упрощенный взгляд на историю как линейно-прогрессивный процесс смены низших общественных форм высшими, как процесс последовательного движения человека от одной стадии к другой вплоть до высшей, коей является коммунизм. На такого рода критику еще задолго до революции отвечал В. И. Ленин, когда писал: "Нужно поистине школьническое понятие об истории, чтобы представить себе дело без "скачков" в виде какой-то медленно и равномерно восходящей прямой линии"***.
Объективно, сомнения в верности Марксовой теории обоснованы тем, что:
Любопытно, что отказываясь от формационной теории, большинство авторов не отказывается от идеи прогрессивного развития человечества. Тот же У. Ростоу рисует вполне явную восходящую линию развития, реалистично отражая историю, рассмотренную сквозь призму технико-экономического прогресса. Правда, он намеренно не применяет монистический подход к периодизации истории, о чем без обиняков и предупреждает читателя***. И хотя Ростоу дал своей книге подзаголовок "Некоммунистический манифест", он не стал слишком долго опровергать точку зрения Маркса, а просто рассмотрел историю человечества под другим углом зрения. И это только обогатило наши знания об истории. Вернемся к Марксу. Еще из школьных учебников мы знаем о знаменитой Марксовой "пятичленке": человечество в своем развитии проходит пять общественно-экономических формаций — первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. Но послушаем самого автора и убедимся, что в его учении не все так просто. "В общих чертах,— писал Маркс,— азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства,... но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма"****. Обратим внимание на то, что в этом отрывке появляется азиатский способ производства, нарушающий привычное пятичленное деление истории, и этот способ производства вместе с античным, феодальным и буржуазным названы эпохами одной общественно-экономической формации.
Здесь перечислены способы производства классово-антагонистических обществ, в том числе раннеклассового "азиатского" общества. И здесь обнаруживается, что у К. Маркса есть и иное формационное деление человеческой истории: не по способу производства, а по иному принципиальному критерию. Он различает первичную, вторичную и третичную формации в зависимости от того, какой тип собственности лежит в основе способов производства. Так, К. Маркс пишет в наброске письма к Вере Засулич: "Земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т. е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация охватывает, разумеется, ряд обществ, основывающихся на рабстве и крепостничестве"*. В другом месте К. Маркс под несколько иным ракурсом, с точки зрения типа экономической связи между субъектами производственных отношений, также осуществляет трехчленное деление человеческой истории: "Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) — таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной зависимости,— такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние,— такова третья ступень. Вторая ступень создает условия для третьей. Поэтому патриархальный, как и античный строй (а также феодальный) приходят в упадок по мере развития торговли, роскоши, денег, меновой стоимости, в то время как современный общественный строй вырастает и развивается одновременно с ростом этих последних"**. В результате складывается следующая картина исторического формационного движения (табл. 2): Таблица 2.
Согласимся, что здесь мы видим более сложную и не столь примитивную картину исторического процесса, которая не очень похожа на "пятичленку". Переходные процессы в формационной концепцииВажнейшей закономерностью исторического процесса с точки зрения формационной теории является революционный характер межформационных переходов. Степень радикальности революционных изменений зависит от того, происходит ли смена способов производства в классово-антагонистических обществах или осуществляются более кардинальные изменения — переходы от первичной формации к вторичной и от нее к третичной. Но и внутри вторичной формации степень радикальности не одна и та же и зависит от того, происходит ли смена способов производства, основанных на натуральном хозяйстве, или смена натурального хозяйства товарно-капиталистическим. Когда речь заходит о революции, всегда в сознании возникает мысль о весьма быстрых, сжатых во времени процессах, столкновениях масс людей, связанных классовыми интересами. И эта мысль имеет определенное основание, если речь заходит о революциях политических, в ходе которых происходит смена классовой политической надстройки. (Кстати, высокая скорость политических революций тоже весьма относительна. Английская буржуазная революция происходила 47 лет, с 1642 по 1689 год, Великая Французская — более 5 лет, с 1789 по 1794 год.) Экономическую науку больше интересуют глубинные процессы смены способов производства, процессы сколь революционные, столь и протяженные во времени, занимающие целые эпохи, иногда многовековые, в истории человечества. В общем смысле все социально-экономические революции и составляли главное содержание переходных эпох. Переходные эпохи, таким образом, это время социально-экономических революций. Межформационные сдвиги всемирно-исторического порядка происходили сотни и даже тысячи лет. Конечно, в этом вопросе надо различать развитие индивидуального социально-экономического организма (онтогенез) и всемирно-историческое развитие (филогенез), но в обоих случаях, тесно взаимосвязанных, речь идет о многовековых процессах. Так, переход от феодализма к капитализму на страновом уровне происходил не менее века, а на всемирно-историческом — по крайней мере с XIV по XIX века, то есть полтысячелетия. И этот столь длительный переход происходил к такому обществу, которое с самого начала показало тенденцию к всемирности, к подрыву локальной замкнутости социальных организмов. Предыдущие переходы, когда онтогенез превалировал над филогенезом, процессы смены формаций на всемирном уровне происходили еще более длительно. Первой всемирной подлинно социальной революцией была так называемая неолитическая революция, когда человек совершил скачок от антропогенеза к социогенезу. В ходе неолитической революции появились производство и, следовательно, производственные отношения. Эта первая революция протекала несколько тысячелетий (по крайней мере с VII по IV тысячелетие до Р.Х.). Но протяженность не должна быть поводом для лишения процесса статуса революции. Когда архаичные ассоциации перешли к производству продуктов, то произошла революция и в производительных силах: производительной силой стал сам человек. Архаичные формы внутриобщинной власти были основаны не на частной собственности, а на естественной половозрастной монополизации знаний, производственного опыта и управленческих функций в первичной кооперации производительного труда. Следующий социально-экономический сдвиг произошел тогда, когда появились отношения господства и подчинения. На основе использования металла появились раннеклассовые общественные структуры "азиатского" типа, характерные, впрочем, не только для древневосточных цивилизаций, но и для средиземноморского ареала. На этой базе появились политическая власть и государства. Революция, приведшая к возникновению "азиатского способа производства", была совершена задолго до завершения классообразования. Власть в деспотиях восточного типа захватывалась не классами в собственном смысле этого слова, а военно-жреческими общинами, кастами, осуществляющими важнейшие хозяйственные функции в условиях, требующих кооперации огромных масс малопроизводительного труда. Лишь в I тысячелетии до Р. X. в немногих европейских и переднеазиатских странах восточная система "поголовного рабства" превратилась в рабство античное, основанное на развитом классовом делении общества. Античный мир осуществлял неэкономический способ воспроизводства рабской рабочей силы. Когда те или иные военно-политические причины приводили к прекращению притока рабов, рабовладельческое общество приходило в упадок. Противоречия рабовладельческого способа производства разрешались феодальными революциями. Ф. Энгельс, скрупулезно изучивший в пределах доступных в его время источников докапиталистические способы производства, подчеркивал революционный характер феодального переворота: "Рабство перестало окупать себя и потому отмерло*. Но умирающее рабство оставило свое ядовитое жало в виде презрения свободных к производительному труду. То был безвыходный тупик, в который попал римский мир: рабство сделалось невозможным экономически, труд свободных считался презренным с точки зрения морали. Первое уже не могло, второй еще не мог быть основной формой общественного производства. Вывести из этого состояния могла только коренная революция".** В свою очередь, противоречия феодального общества разрешались революциями буржуазными. Социально-экономические революции сопровождались коренными преобразованиями в политической надстройке. Но политические революции никогда не завершали революций социально-экономических. Классы, приходящие к власти, ускоряли процесс смены способов производства. Восприняв созданные в предыдущей формации материальные предпосылки, они способствовали коренным преобразованиям в производительных силах и доведению их до адекватного новому строю состояния как в технико-технологическом, так и в организационном смыслах. Так, рабовладельцы уже после образования рабовладельческих государств создали крупные рабовладельческие латифундии и эргастерии; феодалы "варварских государств", возникших на развалинах Римской и азиатских империй, — феодальные вотчины и поместья, особые формы крупной собственности, основанные на семейном труде мелких производителей-общинников. Наконец, буржуазия уже после победы буржуазных революций создала для себя фабрику. Социально-экономические революции завершались созданием адекватных новому способу производства производительных сил.
С точки зрения формационной теории исторический прогресс неотвратим, ибо время не имеет обратного хода. Отнюдь не каждый народ мира прошел все ступени закономерного формационного движения, но человечество в целом не двигалось от феодализма к рабовладению или от капитализма к феодализму. Попятные движения случаются в истории, но они являются исключениями и касаются отдельных стран и народов. Социально-экономический прогресс в историческом масштабе необратим, даже если реакционные надстроечные структуры пытаются осуществить контрреволюцию в экономике. Формационная концепция не отождествляет абстрактную теорию с историческим бытием. Абстрактная теория очищает историю, выясняет скрытые пружины всемирно-исторического развития, отрицая фатализм закономерных смен общественно-экономических формаций с присущими им способами производства. Сам К. Маркс писал, что "один и тот же экономический базис — один и тот же со стороны основных условий — благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д.— может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств".** Мы имели случай отмечать, что история человечества никогда не развивалась синхронно, монотонно и равновесно. Судя по всему, асинхронность, неравномерность и неравновесность развития — всемирно-историческая закономерность. Более того, подобно тому, как в замкнутых термодинамических системах полное равновесие означает "тепловую смерть", прекращение всякого развития, так и в жизни человеческих обществ полнейшего равновесия, той социально-экономической гармонии, о которой мечтали ученые со времен Г. Ч. Кэри и Ф. Бастиа**, никогда не существовало. Она не может быть осуществлена даже тогда, когда в мире реализуются самые смелые мечты о социальной справедливости. Человечество начало свой путь в неравновесной системе "природа — человек". Классовые общества ввергли человечество в социально неравновесные системы. Даже если когда-нибудь божественная модель всеобщей справедливости победит, человечество вернется на новом большом витке спирали истории к первоначальной дихотомии, но уже в иной, обратной, интерпретации неравновесности: "человек — природа". * * * Такова, в самых общих чертах, теория формационного развития человечества. Именно человечества, а не отдельно взятой страны. Возможно ли исследование истории экономики России с такими методологическими предпосылками? Возможно, но недостаточно! Надо всегда помнить, что ни одна страна в мире не демонстрировала "формационной чистоты" движения, что история одной страны никогда не была и не может быть шаблоном для истории страны другой, даже если она территориально расположена по соседству. Впрочем, такого рода диалектическая посылка не всегда выдерживалась самим К. Марксом. Объясняя, почему фактический материал "Капитала" почерпнут из английских источников, он пишет: "Но если немецкий читатель станет фарисейски пожимать плечами по поводу условий, в которые поставлены английские промышленные и сельскохозяйственные рабочие, или вздумает оптимистически успокаивать себя тем, что в Германии дело обстоит не так уж плохо, то я должен буду заметить ему:De te fabula narratur ! ( He твоя ли история это!). Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из естественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего"*.
Скажем прямо, такого рода высказывания являются отступлением от его собственных утверждений и несколько затрудняют безусловное приятие концепции. Любопытно, что и практика коммунистического движения чаще следовала прагматической логике борьбы за власть, нежели логике формационной теории. Никто иной как сам В. И. Ленин говорил в 1920 году: "Неправильно полагать, что капиталистическая стадия неизбежна для отсталых народов... Коммунистический Интернационал должен установить и теоретически обосновать то положение, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны смогут перейти к советскому строю и через определенные ступени развития — к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития".** Коммунистические руководители Китая, в свое время, высказывали вовсе крамольные, с точки зрения формационной теории, идеи. Например, они считали, что революция совершается путем наступления угнетенной мировой деревни на угнетающий деревню город.*** Да и сам Ф. Энгельс допускал, что отсталая полуфеодальная Россия могла бы стать инициатором всемирной пролетарской революции****. Таким образом, красота и логическая завершенность теории не мешала отступать от ее постулатов во имя сиюминутной политической цели. Впрочем, сомнения иной раз обуревали создателей теории, когда они приступали к политической практике. В октябре 1858 года К. Маркс писал Ф. Энгельсу: "Трудный вопрос заключается для нас в следующем: на континенте революция близка и примет сразу же социалистический характер. Но не будет ли она неизбежно подавлена в этом маленьком уголке, поскольку на неизмеримо большем пространстве буржуазное общество проделывает восходящее движение"*****.
Сама современная жизнь показывает, что для некоторых регионов и стран, в том числе и для России, все докапиталистические отношения, вплоть до первобытнообщинных, простираются в качестве рудиментарных укладов и вкраплений до наших дней. Корректный взгляд на мир обнаруживает, что переход даже к вторичной формации до сих пор не завершен. Тем сложнее и многообразнее возможный переход к посткапиталистическому миру. Развиваясь крайне неравномерно, некоторые страны сильно отставали в своем развитии. Раз отстав, они уже шли деформированным (с формационной точки зрения) путем, хотя и не были обречены на вечное историческое прозябание. Когда в мире побеждали более передовые социально-экономические отношения, отставшие страны в своем формационном развитии уже не проходили все фазы и этапы исторического пути.
Подведем итоги
В современных условиях, на нынешнем уровне развития науки, такие принципы и соответствующий инструментарий предоставляет цивилизационная доктрина, которая сама по себе не отличается высокой точностью, но дает основания для отражения особенностей исторического движения национальной экономики. Цивилизационный подходНачнем с того, что никто не знает, что такое цивилизация! Сколько исследователей, столько и мнений. Тем интереснее для ученых, преподавателей и учащихся. Вот как определяется понятие "цивилизация" в одном из философских словарей. "Цивилизация (от лат. civilis — гражданский, государственный), 1) синоним культуры. В марксистской литературе употребляется также для обозначения материальной культуры. 2) Уровень, ступень общественного развития, материальной и духовной культуры (античная цивилизация). 3) Ступень общественного развития, следующая за варварством (Л. Морган, Ф. Энгельс)"*. Как видите, дорогой читатель, выбор большой, так что здесь открывается большой простор для творчества. И для недоразумений. Первоначально термином " цивилизация"', известным еще с XVIII века, обозначали определенный уровень развития общества, наступающий после эпохи дикости и варварства. Так строили свое исследование этапов развития человечества выдающийся американский историк и этнограф Льюис Морган и Фридрих Энгельс. Цивилизация, с их точки зрения, появилась вместе с письменностью, городами, общественными классами и государствами. Любопытно, что одни философы, оптимистично настроенные, связывают цивилизацию с совершенствованием нравов, законов, науки, искусства, философии. А другие, исторические пессимисты, считают, что цивилизация — это конец развития культуры, упадок, закат. Освальд Шпенглер свою главную книгу о европейской цивилизации даже назвал "Закат Европы" (1918). Несмотря на такое разнообразие определений и понимания содержания цивилизации, всех исследователей — сторонников цивилизационного подхода к истории (в том числе экономической) объединяет отрицание единства человеческого общества и, соответственно, всеобщей человеческой истории. В лучшем случае они готовы рассматривать историю отдельных культурно-исторических типов обществ вне связи их друг с другом. Арнольд Тойнби нашел в истории 6 основных типов цивилизаций, О. Шпенглер — 8, а крупный российский историк Н. Я. Данилевский — 13. На Н. Я.Данилевском и остановимся. Отрицая деление истории на древнюю, средневековую и новую, Данилевский пишет: "Естественная система истории должна заключаться в различении культурно-исторических типов развития как главного основания ее деления от степеней развития, по которым только эти типы (а не совокупность исторических явлений) могут подразделяться. Отыскание и перечисление этих типов не представляет никакого затруднения, так как они общеизвестны... Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть:1) египетский, 2) китайский, 3) ассиро-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитский, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) новосемитский, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американские типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития".* Россия для Данилевского — это особый, тринадцатый, тип общества. Определив предмет своих изысканий, Н. Я. Данилевский предлагает вниманию читателей законы исторического развития, вытекающие из группировки его явлений по культурно-историческим типам:
Исходя из собственного определения культурно-исторических типов обществ и законов их развития, Н. Я. Данилевский наотрез отказывается искать что-то общее между российской цивилизацией и Европой.
"Всякое старание связать историческую жизнь России внутреннею органическою связью с жизнью Европы постоянно вело лишь к пожертвованию самыми существенными интересами России"*— вот главное убеждение Данилевского, ради которого он и писал свою книгу. Россия, по его мнению,— самая устойчивая страна на континенте: "В отношении к общественно-экономическому строю Россия составляет единственное обширное государство, имеющее под ногами твердую почву, в котором нет обезземеленной массы, в котором, следовательно, общественное здание зиждется не на нужде большинства граждан, не на необеспеченности их положения, где нет противоречия между идеалами политическими и экономическими". Условия устойчивости строя "заключаются в крестьянском наделе и общинном землевладении"***. Кстати сказать, противопоставления Востока — Западу, Европы — России, Старого Света — Новому весьма характерны и для современных цивилизационных исследований. Так, Сэмюэл Хантингтон пытается выяснить, что именно выделяет западный мир и делает его отличным от мира восточного, включающего в себя и Россию. Его аргументы вполне отражают действительность. Что именно делает Запад западным, спрашивает Хантингтон, и сам же отвечает: прежде всего, классическое наследство, в том числе греческая философия и рационализм, римское право, латынь и христианство.
"Если рассматривать все эти факторы в отдельности, то ни один из них не будет уникальным для Запада. Но их сочетание уникально, и именно оно придало Западу его отличительные особенности... Они также выработали приверженность индивидуальной свободе, которая сейчас и отличает Запад от других цивилизаций".
Хантингтон без обиняков предупреждает читателей, что внешние атрибуты западного мира, перенимаемые восточными народами, в том числе народами России, никак не сделают их европейцами или американцами. Ведь "сутью культуры являются язык, религия, ценности, традиции и обычаи. Если русские пьют кока-колу, это вовсе не означает, что они мыслят подобно американцам*. Прекрасный анализ, имеющий непосредственное отношение к нашей теме, ведь экономика является частью национальной культуры. Как жаль, что об этом не догадывался, например, Петр I, который наивно думал, что если сбросить кафтаны и надеть сюртуки, то Россия сразу станет Европой. А натужные стремления российских правителей войти в "европейский дом"? Разве они не утопичны? Надо только взглянуть на географическую карту и сразу станет ясно, что мы в этот дом просто не поместимся. Да нас не особенно и приглашают... Вернемся однако к Н. Я. Данилевскому. Он был настолько убежден в своей правоте, что позволил сделать прогноз, к сожалению, не сбывшийся. Русскому человеку присущи умение и привычка повиноваться, уважение и доверие квласти, отсутствие властолюбия, невмешательство в то, в чем некомпетентен. Эти свойства русского народа "составляют внутреннюю причину того, что Россия есть едва ли не единственное государство, которое никогда не имело (и, по всей вероятности, никогда не будет иметь) политической революции, то есть революции, имеющей целью ограничение размеров власти, присвоение всего объема власти или части ее каким-либо сословием или всею массою граждан, изгнание законно царствующей династии и замещение ее другою*".
Сказано красиво, но неверно. Как видим, и цивилизационная доктрина в своих прогностических потугах немногим отличается от доктрины формационной. Прогнозы удаются разве только в тех случаях, когда ученые уже наблюдают некие цивилизационные изменения хотя бы в зародышевой форме. Если Алвин Тофлер говорит о трех цивилизационных волнах в истории человечества: аграрной, индустриальной и технотронной, а Дениэл Белл — о доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной цивилизациях, то это уже не вполне прогноз, а тонкие и реалистические наблюдения. Вообще прогнозы — дело неблагодарное. Особенно краткосрочные. Иной раз авторы доживают до сроков, определенных в их прогнозах, и, если оказываются неправы, им приходится оправдываться. То ли дело — прогнозы на отдаленное будущее! Во-первых, уже не с кого будет спросить, а во-вторых, вряд ли кто и вспомнит, разве только въедливый историк поиронизирует по поводу наивности ученых прошлых столетий. Но еще более приятное занятие "прогнозировать" прошлое, то есть обнаружить в истории то, чего никто не смог увидеть до тебя, и объяснить известные же последующие события "новыми" причинами, тобою открытыми. Очень интересно в такой "ретропрогностической" истории работает А. С. Ахиезер. Отказавшись от экономической детерминации исторических событий, он, в рамках цивилизационной концепции, нашел иные, а именно нравственные, причины общественного развития в России. "История России представляет собой циклический процесс, в основе которого лежит движение массовых нравственных идеалов... Всего с момента установления государственности общество прошло два полных цикла. И есть основания считать, что сегодня мы живем в начале третьего"**. Эти циклы выглядят следующим образом (табл. 3). Причем же здесь экономика, спросит читатель, если речь идет о нравственности. Тут-то и спрятан секрет популярности цивилизационного подхода. Сторонники этого направления исторической и экономической мысли стараются расширить тематику исследования, не упустить ни одного фактора, способного воздействовать на экономику и — особенно — на экономическую политику. И если вы внимательно взгляните на таблицу А. С. Ахиезера, вы увидите неожиданную связь между нравственностью и экономикой. Кстати, в марксистской формационной концепции эта связь тоже не отрицалась, но экономические факторы представлялись в качестве детерминант нравственности.
Таблица 3. Здесь же причиной становится нравственность, а экономика — следствием. Функциональные и каузальные зависимости оказались "обратными". Кто же прав? У меня, человека компромиссного, ответ готов: оба! Ибо в истории можно действительно найти факты, подтверждающие обе точки зрения. Все зависит от того, что именно хочет доказать тот или иной автор. Да и в экономической теории давно уже существует целое направление, о котором мы имели случай упоминать,— институционализм, которое пользуется цивилизационной методологией еще со времен Т. Веблена и Дж. Коммонса. У "чистых историков" методологию, близкую к цивилизационной, предложил Л. Н. Гумилев. Исследуя жизненный цикл 40 индивидуальных этносов, он вывел кривую этногенеза, которая длится около полутора тысяч лет и включает 8 фаз развития. Фазы различаются по численности и результативности действий пассионариев — активных, самоотверженных личностей. Однако само их распространение связывается со сгустками космической энергии, то есть первоисточник исторического прогресса оказывается вне человека*.
У нас же, читателей, остается свобода выбора. А возможность выбора и есть свобода. Думается, что интерес к цивилизационной точке зрения (а может быть, и мода на нее) — есть результат кризиса формационной теории, своеобразная реакция на утрату открытых было универсальных законов движения общества. Цивилизационный подход имеет некоторые преимущества перед какими-либо иными подходами: он выясняет специфику стран, регионов, народов и наций, исторических периодов; он утверждает многовариантность исторического процесса, позволяет сравнивать друг с другом различные цивилизации; он возвращает в экономическую науку неэкономические факторы развития, в том числе духовные, нравственные и интеллектуальные*. Но у цивилизационного подхода, особенно в его крайних ортодоксальных формах, есть свои недостатки: неопределенность критериев при выделении цивилизаций и при определении степени развитости той или иной цивилизации; невозможность определить направление движения цивилизации при неявном признании прогрессивности этого движения; преувеличение возможностей отдельных личностей изменять ход истории. Даже само определение содержания цивилизации столь неопределенно и разнообразно, что трудно сделать выбор. Вот несколько образцов определений:
Не смея комментировать подробно определения Ю. В. Яковца, сделаю предположение, что его мировые цивилизации мало чем отличаются от марксистской общественно-экономической формации, а локальные цивилизации — от культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского.
Для марксистов формация — это "общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество с своеобразным отличительным характером"*. Только марксисты твердо придерживаются идеи о том, что каждой формации соответствует присущий ей способ производства как исторически определенное единство производительных сил и производственных отношений, а также политических, юридических, национальных, семейных, идеологических проявлений общественной жизни. "Что такое общество, какова бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей. Свободны ли люди в выборе той или иной общественной формы? Отнюдь нет,— писал К. Маркс. — Возьмите определенный уровень развития производительных сил людей, и вы получите определенную форму обмена ( commerce ) и потребления. Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определенный общественный строй, определенную организацию семьи, сословий или классов,— словом, определенное гражданское общество. Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества"**. Сравните определения К. Маркса и Ю. В. Яковца и убедитесь, что здесь больше лексических, чем содержательных различий. То же самое можно сказать по поводу локальных цивилизаций, если сравнить с оп ределением Данилевского, считавшего, что "главное должно состоять в отличении культурно-исторических типов, так сказать, самостоятельных, своеобразных планов религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного, одним словом, исторического развития"*. Что же теперь делать нам, признавать или не признавать цивилизационный подход к истории экономики? Несомненно, признавать! Но при этом все же нужно договориться о терминах. В этой книге я буду различать доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную цивилизации и соответствующие им эпохи. В учебных целях я предельно упростил содержание этих терминов, дабы не вызывать разночтений. Нетрудно заметить, что мое понимание цивилизаций практически идентично точке зрения Д. Белла. Доиндустриальная цивилизация — это общество, находящееся на "аграрной" стадии развития, когда основной отраслью производства является сельское хозяйство, поглощающее подавляющее число работников, земля является главным объектом собственности, а землевладельцы — ведущей социально-экономической и политической силой общества. Индустриальная цивилизация, соответственно,— это общество, находящееся на промышленной стадии развития, когда основной отраслью производства становится крупная индустрия, организованная преимущественно в форме корпораций, промышленный и финансовый капитал является главным объектом собственности, а собственники капитала — ведущей социально-экономической и политической силой общества.
Постиндустриальная цивилизация — это современное общество самых развитых социально-экономических систем, в котором главной отраслью производства становится сфера услуг, ведущую роль приобретает наука и образование, главным объектом собственности выступает информация, а ведущей силой общества — ученые и профессиональные специалисты*. Если очень захотеть, то можно увидеть, что формационная теория вполне корреспондирует с цивилизационной концепцией, а обе эти доктрины могут быть синтезированы в одну. Этот гипотетический синтез можно увидеть в табл. 4. Естественно, в истории не все так схематично, но все-таки таблица показывает, что между двумя концепциями нет "китайской стены". Таблица 4
Подумаем вместе!
Приложение 1Хронологический обзор
|
|||||
|
© uchebnik-online.com |