Перечень учебников |
Учебники онлайн |
||
|---|---|---|---|
Типы познанияДаже поверхностного обзора вполне достаточно, чтобы показать, что термин «познание» понимается настолько широко, что его следует отнести к любому типу идей и любому образу мыслей — от народ ных верований до позитивной науки. Познание часто начинает ассимилироваться термином «культу ра», так что не только точные науки, но и нравственные убеждения, эпистемологические постулаты, материальные предикаты, синтети ческие суждения, политические убеждения, категории мышления, эсхатологические представления, моральные нормы, онтологические допущения и наблюдение эмпирических фактов почти без исключе ний считаются «экзистенциально обусловленными» 20 . Вопрос, разу меется, состоит в том, находятся ли эти различные виды «познания» в одинаковом отношении к их социологическому базису или же не обходимо точно различать сферы познания, поскольку это отноше ние различно для различных типов. По большей части по отношению к этой проблеме существует некоторая двусмысленность.
Только в своих последних работах Энгельс стал признавать, что понятие идеологической надстройки включает в себя разнообразные «идеологические формы», которые значительно отличаются друг от дру га, то есть в неравной степени и неодинаково обусловлены материальным базисом. Неудачная попытка Маркса систематически 21 рассмот реть эту проблему во многом свидетельствует об исходной неясности относительно того, что именно включается в надстройку и каким обра зом несколько этих «идеологических» сфер связаны со способами производства. Задача Энгельса главным образом состояла в том, чтобы попытаться разъяснить это. Дифференцируя общий термин «идеология», Энгельс допустил некоторый уровень автономности права: Как только становится необходимым новое разделение труда, созда ющее профессиональных юристов, открывается опять-таки новая самостоятельная область, которая при всей своей общей зависимости от про изводства и торговли все же обладает особой способностью обратно воздействовать на эти области. В современном государстве право должно не только соответствовать общему экономическому положению, не только быть его выражением, но также быть внутренне согласованным выраже нием, которое не опровергало бы само себя в силу внутренних противо речий. А для того чтобы этого достичь, точность отражения экономических отношений нарушается все больше и больше. И это происходит тем чаще, чем реже случается, что кодекс законов представляет собой рез кое, несмягченное, неискаженное выражение господства одного класса: ведь это противоречило бы «понятию права» 22 . Если это справедливо по отношению к праву, тесно связанному с давлением экономики, то в еще большей степени это справедливо по 20 Ср . с : Merton.op. с / У ., pp. 133—135; WollfK.H,, «The Sociology of knowledge: emphasis on an empirical attitude», Philosophy of Science, 10: 104—123, 1943; Parsons Т ., «The role of ideas in social action», Essays in Sociological Theory, Chapter VI. — Примеч . автора . 21 Предположительно, именно это вызвало замечание Шеллера: «Специфичес ким тезисом экономической концепции истории является то, что законы развития идеологий подчинены законам развития всего познания в целом». DieWissensformen ..., 21. — Примеч. автора. 22 Энгельс Ф. Письмо Конраду Шмидту, 27 октября 1890 г. — К. Маркс и Ф. Эн гельс. Соч. — изд. второе. — М: 1965 — т. 37, с. 417—418. — Примеч. автора. 664 отношению к другим сферам «идеологической надстройки». Философия, религия, наука ограничены исключительно предыдущим запасом знаний и верований; только косвенно, «в конечном итоге» на них оказывают влияние экономические факторы 23 . В этих областях невозможно «вывести» содержание веры и знания просто из анализа исторической ситуации: Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т.д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на экономический базис. Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является причиной, что только оно является активным, а все остальное — лишь пассивное следствие. Нет, тут взаимодействие на основе экономи ческой необходимости, в конечном счете всегда прокладывающей себе путь 24 . Но сказать, что экономический базис прокладывает себе путь «в конечном счете» — значит утверждать, что сфера идеологии является в какой-то степени независимой в своем развитии; именно это делает Энгельс: Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы ис следуем, чем больше она приближается к чисто абстрактно-идеологичес кой, тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, тем бо лее зигзагообразной является ее кривая 25 . Наконец, имеется даже еще более узкая концепция социологического статуса естественных наук. В одном хорошо известном отрывке Маркс явно выделяет естествознание из сферы идеологии: С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей огромной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естествен нонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение 26 .
Таким образом, естествознанию и политэкономии, которые, возможно, соответствуют друг другу своей точностью, придается статус, принципиально отличный от статуса идеологии. Концептуальное содержание естествознания не приписывается экономическому базису; приписываются просто его «цели» и «материал»: Чем было бы естествознание без промышленности и торговли? Даже это «чистое» естествознание получает свою цель, равно как и свой мате риал, только благодаря торговле и промышленности, благодаря чувствен ной деятельности людей 27 . Рассуждая таким же образом, Энгельс утверждает, что появление созданного Марксом материалистического понимания истории само было детерминировано «с необходимостью», на что указывают аналогичные точки зрения, возникшие у английских и французских историков этого периода, а также независимое открытие Морганом той же самой концепции 28 .
Он заходит еще дальше, утверждая, что социалистическая теория сама является пролетарским «отражением» современной классовой борьбы, так что здесь по крайней мере само содержание «научного мышления» считается социально детерминированным 29 , что отнюдь не делает его недействительным. Тогда же в марксизме зародилась тенденция, полагающая, что естествознание иначе относится к экономическому базису, чем другие сферы знания и мнений. В науке направление исследований мо жет быть социально детерминированным, но, вероятно, не ее кон цептуальный аппарат. В этом отношении, как иногда считалось, об щественные науки значительно отличаются от естественных. Тенден ция ассимиляции общественных наук сферой идеологии получила у поздних марксистов развитие в сомнительном тезисе о классовой ог раниченности социологии (которая якобы неизбежно является тен денциозной) 30 , а также в претензии на то, что только «пролетарская наука» действительно проникает в некоторые аспекты социальной ре альности 31 . Маннгейм следует марксистской традиции, в определенной мере освобождая от экзистенциальной детерминации «точные науки» и «формальное знание», но не «исторические, политические и соци альные науки, мышление которых не отличается от обыденного мышления 32 . Ситуационная детерминация мышления не делает его недей ствительным; однако она детализирует область исследования и сфе ру его действия 33 . Если Маркс не дает четкой дифференциации надстройки, то Ше-лер впадает в другую крайность. Он выделяет различные формы познания. Начнем с того, что существуют «относительно естественные мировоззрения»: они принимаются как данное, не требуют подтверждения и не способны его дать. Это, так сказать, культурные аксио мы групп, то, что Джозеф Гленвилл примерно триста лет тому назад назвал «общественным мнением». Важнейшая задача социологии познания состоит в том, чтобы открыть законы трансформации этих мировоззрений. Атак как эти системы взглядов далеко не обязатель но имеют необходимое обоснование, то отсюда следует, что социоло гия познания занимается не только поиском экзистенциальных ос нов истины, но и поиском экзистенциальных основ «социальных ил люзий, предрассудков и социально обусловленных ошибок и форм заблуждений» 34 .
Мировоззрения развиваются естественно и только в больших ин тервалах времени. Вряд ли на них воздействуют теории. Не имея на то адекватных доказательств, Шелер утверждает, что сколько-нибудь фундаментально они могут изменяться только благодаря «смешению» рас или, возможно, благодаря «смешению» языков и культур. На ос нове этих чрезвычайно медленно изменяющихся мировоззрений воз водятся более «искусственные» формы познания, которые в соответствии с уровнем их «искусственности» можно подразделить на семь классов: 1) мифы и легенды; 2) знания, имплицитно присутствующие в естественных языках; 3) религиозное знание (начиная с неясной эмоциональной интуиции и кончая фиксированной церковной догмой); 4) основные типы мистического знания; 5) философско-ме- тафизическое знание; 6) позитивное знание, даваемое математикой, естественными науками и культурологией; 7) технологическое зна ние 35 . Чем искусственнее эти типы знания, тем быстрее они изменя ются. Очевидно, говорит Шелер, что религии меняются гораздо мед леннее, чем различные метафизические системы, а эти последние про должают существовать гораздо дольше, чем результаты позитивных наук, которые меняются ежечасно. Эта гипотеза «скорости изменений» чем-то похожа на тезис Аль фреда Вебера, согласно которому изменения цивилизации опере жают изменения культуры, и на гипотезу Осберна, согласно которой «материальные» факторы изменяются быстрее, чем «нематери альные». Гипотеза Шелера разделяет с ними их ограниченность, но имеет также и некоторые другие недостатки. Он нигде не дает ясных указаний на то, что в действительности означает его принцип классифика ции типов знания — так называемая искусственность. Почему, на пример, «мистическое знание» считается более «искусственным», чем религиозные догмы? Он вообще не раскрывает, что имеется в виду, когда говорится, что один тип знания изменяется быстрее, чем дрУ" гой. Рассмотрим его любопытное сравнение новых научных «результатов» с метафизическими системами; каким образом проводится сравнение масштабов изменения в послекантовской философии и, напри мер, в биологии за соответствующий период? Шелер смело утверж дает, что существует семикратное изменение скоростей изменения, и, разумеется, не дает эмпирического подтверждения этой сложной гипотезы. Если иметь в виду затруднения, с которыми приходилось сталкиваться при проверке гораздо более простых гипотез, то абсо лютно непонятно, какую пользу можно извлечь, выдвигая подобную сложную гипотезу.
Считается, однако, что только определенные аспекты этого познания детерминированы социологически. Основываясь на некото рых постулатах, которые нет надобности рассматривать здесь, Шелер продолжает утверждать: Не вызывает сомнений социологический характер всего познания в целом, всех форм мышления, интуиции и сознания. Несмотря на то что содержание и (даже в меньшей степени) объективная достоверность все го познания не детерминируется контролирующими перспективами соци альных интересов, мы тем не менее имеем здесь пример выбора объектов познания. Кроме того, «формы» ментальных процессов, с помощью ко торых приобретаются знания, всегда с необходимостью имеют параллель ную социологическую детерминацию, то есть детерминируются посред ством социальной структуры» 36 . Так как объяснение заключается в том, чтобы отыскать в известном нечто относительно новое, и так как общество «известно луч ше», чем что-либо еще 37 , следует ожидать, что формы мышления, интуиции и классификации познаваемых объектов, вообще говоря, детерминированы ( mitbedingt *) с помощью выделения и классификации групп, которые в совокупности составляют все общество в целом. Шелер категорически опровергает все формы социологизма. Он пытается избежать радикального релятивизма, обращаясь к метафи зическому дуализму. Он постулирует царство «вневременных сущно стей», которые в той или иной степени присутствуют в содержании суждений; это царство принципиально отличается от сферы исторической и социальной реальности, которая определяет акт суждения. Мандельбаум очень хорошо выразил суть этой точки зрения:
Царство сущностей — это, по Шелеру, царство возможностей, из которых мы в соответствии со временем и с нашими интересами сначала выбираем и начинаем рассматривать один комплекс, затем другой. То, на что мы как историки обращаем особое внимание, определяется на шими собственными, социологически обусловленными оценками; то, что мы там видим, определяется комплексом абсолютных и вечных ценнос тей, которые имплицитно присутствуют в прошлом и с которыми мы имеем дело 38 . Это действительно полная противоположность релятивизму—про тивоположность по определению. Просто утверждая различие между сущностью и существованием, мы избавляемся от демона релятивиз ма, изгоняя его. Понятие вечных сущностей скорее созвучно мета физическим понятиям; оно совершенно чуждо эмпирическому иссле дованию. Стоит заметить, что эти концепции не играют сколько-нибудь значительной роли в усилиях Шелера эмпирически установить отношения между познанием и обществом. Шелер указывает на то, что различные типы познания связаны с определенными формами групп. Содержание платоновской теории идей требовало формы и организации платоновской академии; орга низация протестантских церквей и сект определялась содержани ем их религиозных верований, которые, как показал Трельш, могли существовать только в этом — и никаком другом — типе социаль ной организации. Аналогичным образом типы общества, организо ванного по принципу общины ( Gemeinschaft ), имели традиционный запас знаний, которые передавались от поколения к поколениюкак окончательные; их не интересовали открытия или приращение знаний. Поскольку сама попытка проверить традиционное знание под разумевала сомнение, она исключалась как нечто богохульное. В такой группе преобладающей логикой и способом мышления было мышление по принципу « ars demonstrandi »*, а не по принципу « ars inveniendi »**. Его методы по преимуществу являются онтологичес кими и догматическими, а не эпистемологическими и критически ми; его образ мыслей — это концептуальный реализм, а не номинализм, как при организации по типу общества в целом ( Gesellschaft ); его система категории является организмической, а не механисти ческой 39 .
Дюркгейм распространяет социологическое исследование на со циальный генезис категорий мышления, обосновывая свою гипотезу с помощью доказательств — предположений трех типов: 1. Факт культурной изменчивости категорий и правил логики «свидетельствует о том, что они зависят от таких факторов, которые носят исторический характер и, следовательно, являются социальными» 40 . 2. Так как поня тия включены в язык, которым пользуется индивид (это относится и к специальной терминологии ученого), и так как некоторые из этих кон цептуальных терминов относятся к таким вещам, которые никогда не были даны в нашем индивидуальном опыте, то ясно, что они являются общественным продуктом 41 . 3. Принятие или неприятие понятий де терминируется не просто их объективностью, но и их совместимостью с другими преобладающими мнениями 42 . Однако Дюркгейм не относится к тому типу релятивизма, в котором критерии достоверности просто конкурируют друг с другом. Со циальное происхождение категорий не делает их абсолютно произ вольными, поскольку дело касается их применимости к природе. Они в той или иной степени адекватны своему объекту. Но так как социальные структуры изменчивы (а вместе с ними меняется и категори альный аппарат), то конкретные логические конструкции, бытующие в обществе, неизбежно включают в себя «субъективные» элементы. Эти субъективные элементы «следует постепенно искоренять, если мы хотим еще больше приблизиться к реальности». Это тоже проис ходит под детерминирующим влиянием социальных условий. С рас ширением межкультурных контактов, распространением общения между людьми, вышедшими из разных общественных формаций, с раз витием общества местные, локальные референтные координаты разрушаются. «Вещи не могут больше соответствовать тем социальным образцам, в соответствии с которыми их первоначально классифи цировали; они должны быть организованы в соответствии со своими собственными принципами. Таким образом, логическая организация отделяется от социальной организации и становится автономной. Подлинно человеческое мышление не первобытно; оно — продукт ис тории...» 43 Именно эти представления, которые особенно подвергались научно-методологической критике, постепенно стали приобре тать все большую объективность и адекватность. Объективность сама стала рассматриваться как социальное новообразование.
Двойственная в целом эпистемология Дюркгейма переплетается с его сущностным объяснением социальных корней, определяющих конкретные названия пространственно-временных и других единиц. Нам не нужно впадать в традиционный восторг по поводу того, что категории — это нечто независимое и предсказуемое, чтобы заметить, что у Дюркгейма речь идет не о них, а об условном разделении времени и пространства. Мимоходом он заметил, что различия между ними не должны привести нас к «забвению их сходства, что не менее суще ственно». Если он был новатором, соотнося изменения концептуальных систем с изменениями социальной организации, то в установлении социального происхождения категорий он отнюдь не преуспел. Подобно Дюркгейму, Гране придает большое значение языку, который ограничивает и фиксирует преобладающие понятия и образ мыслей. Он показал, что китайский язык не приспособлен для того, чтобы выделять понятия, анализировать идеи или дискурсивно изла гать доктрины. Он никогда не поддавался формальному уточнению. В китайском языке слово не фиксирует понятие с достаточной степе нью абстрагированности и обобщенности; напротив, оно подразуме вает некоторый неопределенный комплекс отдельных конкретных образов. Так, в китайском языке нет слова, которое просто обознача ет старика. Скорее в нем существует много слов, отображающих раз личные аспекты старости: «ки» — те, кто нуждается в усиленной дие те; «као» — те, кто с трудом дышит, и т.д. Эти конкретные воплоще ния вызывают к жизни множество аналогичных конкретных образов, отображающих каждую деталь в образе жизни пожилых людей: это те, кто должен быть освобожден от военной службы; те, для кого следует заранее запастись похоронными принадлежностями; те, кто име ет право ходить по городу с палкой (посохом), и т.д. Всего лишь не сколько образов, обозначаемых как «ки», в общем соответствует ква зиединичному понятию пожилых людей (т.е. людей в возрасте при близительно от 60 до 70 лет). Поэтому китайские слова и предложения носят абсолютно конк ретный, символический характер 44 . Подобно китайскому языку (который имеет конкретный и твор ческий характер), большинство общих идей древнекитайских мыс лителей тоже были неизменно конкретными, и ни одна из них не срав нима с нашими абстрактными идеями. Ни время, ни пространство не понимались абстрактно. Время — цикличное и круглое; пространство — квадратное. Земля, которая представляет собой квадрат, дол жна быть разделена на квадраты; стены городов, поля и военные ла геря должны иметь форму квадрата. Лагеря, здания и города должны иметь определенную ориентацию, и выбор надлежащей ориентации находится в руках ритуального лидера. Все методы разделения и орга низации пространства — межевание, градостроительство, архитекту ра, политическая география, а также предполагаемые ими умозритель ные геометрические представления — связаны с рядом социальных регуляций. Так как все это в особенности относится к периодичес ким сборным комплексам, то тем самым вновь подтверждаются и под крепляются в каждой своей детали те символы, которые представляют пространство. Они объясняют его квадратную форму, его гетеро генность и иерархичность; такая концепция пространства могла воз никнуть только в феодальном обществе 45 .
Хотя Гране и установил социальные основы конкретных обозначений пространства и времени, все же остается неясным, имеет ли он дело с данными, сопоставимыми с западными концепциями. Он рас сматривает традиционные, или ритуализированные, или магические концепции и подспудно сравнивает их с нашей реальностью, с на шими техническими или научными представлениями. Но в целом ряде практических действий китайцы не исходят из допущения, что «вре мя круглое», а «пространство квадратное». Когда рассматриваются соизмеримые сферы деятельности и мышления, то очень сомнитель но, чтобы происходило подобное расщепление «категориальных систем» — расщепление в том смысле, что никаких общих знаменате лей у мыслей и концепций нет. Гране продемонстрировал качествен ные различия понятий в определенных контекстах, но не в таких соиз меримых контекстах, как, например, технико-практический контекст. Его работа свидетельствует о том, что благодаря дифференцированной фокусировке интеллектуальных интересов в этих двух сферах и в риту альной сфере существуют фундаментальные различия во взглядах, но в других сферах непреодолимых разрывов нет. Заблуждение, наиболее заметное в понятии «предлогичности» первобытного разума, введен ном Леви — Брюлем, таким образом, проявляется также и в работе Гра не. Как продемонстрировали Малиновский и Риверс, когда рассмат риваются сопоставимые сферы мышления и деятельности, подобных несовместимых различий не обнаруживается 46 .
Сорокин развивает ту же самую тенденцию, приписывая своим типам культуры принципиально отличные критерии истины. Факт переключения внимания на определенную часть интеллектуальных элит в различных исторических сообществах он превратил в четкую идиому. В некоторых обществах в центре внимания находятся рели гиозные концепции и определенные типы метафизики, тогда как в других основной интерес представляет наука. Но в некоторых сферах каждого из этих обществ сосуществует несколько «систем истины»; Католическая церковь не отказалась от своих «идеациональных» кри териев даже в наш сенсативный век. До тех пор, пока Сорокин стоит на позициях принципиально раз личных и обособленных критериев истины, он должен включать в этот контекст и свою собственную работу. Можно сказать (хотя для того, чтобы это подтвердить, потребовалось бы широкое обсуждение), что он никогда не решает эту проблему. Его попытки выбраться из тупика радикального релятивизма довольно разнообразны. Так, в самом на чале он утверждает, что его концепции должны проверяться точно та ким же образом, «как любой научный закон. Прежде всего принцип должен быть логическим по своей природе; во-вторых, он должен ус пешно проходить проверку со стороны относящихся к делу фактов, то есть он должен соответствовать фактам и отражать их» 47 . По термино логии самого Сорокина, тем самым он занял научную позицию, харак терную для «сенсативной системы истины». Однако когда он прямо излагает свою собственную эпистемологическую точку зрения, он при нимает «интегралистскую» концепцию истины, которая стремится ас симилировать эмпирические и логические критерии, а также «сверх чувственный, надрациональный, металогический акт интуиции или мистического опыта» 48 . Таким образом, он постулирует интеграцию этих систем. Чтобы оправдать «истину веры» (единственный пункт, который отделяет его от обычных критериев, применяемых в современной научной работе), он указывает на то, что «интуиция» играет важную роль как источник научных открытий. Но разве об этом идет спор? Обсуждается не проблема психологических источников валид ных умозаключений, но продлемакритериев и методов достижения ва- лидности. Какими критериями мог бы воспользоваться Сорокин, ког да «сверхчувственная» интуиция не совпадает с эмпирическим наблюдением? В подобных случаях, насколько можно судить, исходя прежде всего из его работы, а не из его комментариев к ней, он принимает факты и отвергает интуицию. Все это наводит на мысль, что под общим ярлыком «истины» Сорокин обсуждает абсолютно разные и несопоставимые типы суждений. Подобно тому, как химический анализ масляной живописи несопоставим и не несопоставим с ее эстетической оцен кой, так и сорокинские системы истины относятся к совершенно раз ным типам суждений. И действительно, когда в конечном итоге он за мечает, что «каждая из систем истины в пределах своей легитимной области компетенции дает нам подлинное знание соответствующих аспектов реальности» 49 , то это говорит о многом. Но каково бы ни было его личное мнение по поводу интуиции, он не может ввести ее в свою социологию в качестве критерия (а не источника) валидных умозак лючений.
Отношение познания к экзистенциальному базисуНесмотря на то что эта проблема, очевидно, составляет ядро любой теории в сфере социологии познания, она часто скорее подразумевалась, чем разрабатывалась непосредственно. Однако любой тип предполагаемого отношения между познанием и обществом предпо лагает целую теорию социологического метода и социальной причин ности. Преобладающие в этой области теории имеют дело с одним из двух главных типов отношений (или с ними обоими): причинным, или функциональным, и символическим, или организмическим (или отношением значений) 50 . Маркс и Энгельс, разумеется, имеют дело только с одним из ви дов причинного отношения между экономическим базисом и идея ми, обозначая это отношение с помощью самых разнообразных терминов — таких, как «детерминация, соответствие, отражение, пере растание, зависимость» и т.д. Кроме того, они вводят отношение «ин тереса», или «потребности»: если страта на определенной стадии исторического развития имеет (приписываемые ей) потребности, то, считают они, существует определенное давление, обусловливающее возникновение соответствующих идей и знаний. Неадекватность этих разнообразных формулировок — сущее бедствие для тех, кто исходит из марксистской традиции в наши дни 51 .
Поскольку Маркс, как мы убедились, не считал мышление простым отражением объективного положения класса, то вновь возникает проблема его «привязки» к определенному базису. Преоблада ющие марксистские гипотезы, выдвинутые для решения этой про блемы, включают в себя концепцию истории, которая служит осно ванием для того, чтобы решить, действительно ли идеология данного социального слоя «адекватна в ситуационном отношении»: для это го требуется гипотетическая реконструкция того, что думали бы и что воспринимали бы люди, если бы они могли адекватно постигать историческую ситуацию 52 . Но в действительности такое проникно вение в ситуацию не обязательно получает широкое распростране ние в конкретной социальной страте. Тогда, следовательно, появляется проблема «ложного сознания»: каким образом идеология, которая не соответствует интересам данного класса и не является ситуа ционно адекватной, становится преобладающей. Частичное эмпирическое объяснение ложного сознания, импли цитно содержащееся в «Манифесте», утверждает, что буржуазия кон тролирует содержание культуры и, таким образом, содействует распространению доктрин и стандартов, чуждых интересам пролетари ата 53 . Или, говоря более обобщенно, «мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями» 532 . Но это объяснение является только частичным; по большей части оно от носится к ложному сознанию подчиненного класса. Например, оно могло отчасти объяснить факт, замеченный Марксом: даже там, где собственник-крестьянин «по своему положению принадлежит к пролетариату, он не верит этому». Однако оно совершенно не подходит для объяснения ложного сознания самого правящего класса. Другая, хотя и не четко сформулированная тема, связанная с про блемой ложного сознания, красной нитью проходит через всю тео рию марксизма. Это понимание идеологии кшнеявного, бессознатель ного выражения «реальных побудительных мотивов», которые, в свою очередь, объясняются объективными интересами социальных классов. В этой концепции, таким образом, снова подчеркивается неяв ный, скрытый характер идеологии:
Идеология — это процесс, который совершает так называемый мыс литель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные движу щие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идеологическим процессом. Он создает себе, следовательно, представления о ложных или кажущих ся побудительных силах 54 . На неопределенность термина «соответствие» применительно к связи между материальным базисом и идеей может не обращать вни мание только заядлый полемист. Идеология понимается: как «искаже ние социальной ситуации» 55 ; как простое «выражение» материальных условий 56 ; как мотивационная поддержка для осуществления реальных изменений в обществе 57 . Именно с помощью этого последнего допу щения, согласно которому «иллюзорные» мнения обеспечивают побу дительные мотивы для деятельности людей, марксизм обосновывает известную независимость идеологии в историческом процессе. Она отнюдь не является просто эпифеноменом. Она обладает некоторой автономией. На этой основе развивается представление о взаимодей ствующих факторах, согласно которому надстройка, будучи связана с материальным базисом отношениями взаимной зависимости, тем не менее обладает известной независимостью. Энгельс открыто при знает, что более ранние формулировки были не адекватны по край ней мере в двух отношениях: во-первых, они оба — он и Маркс — раньше слишком преувеличивали роль экономического фактора и преуменьшали роль взаимодействий 58 ; во-вторых, они «упустили» формальную сторону — способ развития этих идей 59 .
Таким образом, рассматривая взаимосвязи идей и экономичес кого базиса, Маркс и Энгельс утверждали, что экономический базис образует тот каркас, который ограничивает разнообразие идей, спо собных оказаться социально-эффективными; идеи, которые не подхо дят тому или иному из борющихся классов, могут возникнуть, но их влияние будет невелико. Экономические условия необходимы, но не достаточны для возникновения и распространения идей, выражающих либо интересы, либо воззрения, либо интересы и воззрения различ ных социальных страт. Не существует строгой детерминации идей эко номическими условиями; есть только определенная предрасположен ность. Зная экономические условия, мы можем предсказать, какие идеи могут оказать регулирующее воздействие в том направлении, которое, возможно, окажется эффективным. «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, кото рые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются нали цо, даны им и перешли от прошлого» 593 . Идеи и идеологические сис темы играют определенную роль в истории: обратим внимание на ре лигию, которая является «опиумом для народа»; кроме того, примем во внимание, какое значение Маркс и Энгельс придавали тому, чтобы пролетариат «осознал» свои «собственные интересы». Так как в развитии всей социальной системы в целом отсутствует какая-либо фа тальность, а есть только развитие экономических условий, которое делает возможной и вероятной определенную направленность происхо дящих изменений, то идеологические системы могут играть решающую роль в выборе той альтернативы, которая «соответствует» реальному балансу сил, а не той, которая противоречит существующему раскладу сил и, следовательно, обречена на то, чтобы быть неустойчивой, нена дежной и преходящей. В конечном итоге существует некоторая неизбежность, проистекающая из экономического развития, но она не носит характера такой жесткой, распространяющейся даже на мельчай шие детали предопределенности, которая вообще сделала бы невозмож ной какую бы то ни было изменчивость идей. Марксистское понимание истории допускает, чтораньше или поз же идеальные системы, несовместимые с действительно господству ющей или только зарождающейся системой власти, будут отвергнуты в пользу такой идеальной системы, которая лучше выразит действительную расстановку сил. Именно эту точку зрения Энгельс выража ет с помощью метафоры «зигзагообразное™» абстрактной идеологии: идеологии могут временно терять совместимость с существующими в данный момент общественными производственными отношениями, но в конечном итоге будут с ними согласовываться. Поэтому марксистский анализ идеологии всегда должен рассматривать всю историческую ситуацию «в целом», чтобы объяснять как временные от клонения идей от экономической необходимости, так и их приспо собление к ней в конечном итоге.
Но по этой же причине марксистс кий анализ склонен к чрезмерной «эластичности», доходящей чуть ли не до того, чтобы любую попытку его развития объяснять как вре менное отклонение; слова «анахронизм» и «отставание» становятся в нем ярлыками, позволяющими объяснить существование мнений, которые не соответствуют теоретическим ожиданиям; понятие «слу чайности» позволяет ему всегда иметь под рукой средство спасения своей теории от таких фактов, которые, по-видимому, бросают вызов ее верности, правильности 60 . Как только теория начинает пользоваться такими понятиями, как «отставание», «выпад», «анахронизм», «слу чайность», «частичная независимость» и «конечная зависимость», она становится такой лабильной и такой расплывчатой, что ее можно согласовать, по существу, с любой конфигурацией данных. Здесь, как и в некоторых других теориях в области социологии познания, для того чтобы определить, есть ли у нас подлинная теория, нужно поставить решающий вопрос: как эту теорию можно опровергнуть? Какие дан ные в любой исторической ситуации будут противоречить этой тео рии и опровергать ее? Если на этот вопрос нельзя ответить прямо, если теория не содержит утверждений, которые можно опровергнуть с помощью определенных типов доказательств, она остается просто псевдотеорией, совместимой с любым кругом данных. Хотя Маннгейм далеко продвинулся в создании действительных исследовательских процедур реальной социологии познания, он не прояснил сколько-нибудь значительно связей мышления и обще ства 61 . Как указывает Маннгейм, как только мы начинаем анализи ровать мысленные структуры, сразу же возникает проблема их при надлежности определенным группам. Требуется не только эмпирически исследовать группы или страты, которые мыслят по преиму ществу на языке этих терминов, но также предложить интерпретацию того, почему именно эти, а не какие-нибудь другие группы проявля ют данный тип мышления. Этот последний вопрос подразумевает об ращение к социальной психологии, которой Маннгейм не занимался систематически. Наиболее серьезный недостаток аналитического подхода Дюркгей- ма заключается именно в его некритическом восприятии наивной теории соответствия, согласно которой категории мышления «отражают» определенные черты групповой организации. Он утверждал, например, что «в Австралии и Северной Америке существуют общества, в кото рых пространство воспринимается как огромный круг, потому что их лагерь имеет форму круга... социальная организация стала моделью для пространственной организации и в то же время ее воспроизведением» 62 . Аналогичным образом общее понятие времени выводится из специ фических временных единиц, дифференцирующихся благодаря соци альной деятельности (церемониям, пирам, ритуалам) 63 . Категория клас са и способы классификации, включающие понятие иерархии, выводятся из социального группирования и стратификации. Затем эти социальные категории «проектируются в нашу концепцию нового мира» 64 . В итоге категории «выражают» различные аспекты социальной упорядоченно сти 65 . Социология познания Дюркгейма страдает от того, что он чуж дается социальной психологии.
Для Шелера наиболее важным отношением между идеями и эк зистенциальными факторами является взаимодействие. Идеи взаи модействуют с экзистенциальными факторами, которые действуют в качестве селективных факторов, содействующих или препятствующих тому, чтобы потенциальные идеи получили действительное выраже ние. Экзистенциальные факторы не «создают» и не «определяют» со держание идей; они просто отвечают за различие между возможностью и действительностью; они затрудняют, замедляют или ускоряют актуализацию потенциальных идей. Вводя образ, напоминающий ги потетического демона Клерка Максвелла, Шелер утверждает: «Оп ределенным образом и в определенном порядке экзистенциальные факторы открывают и затворяют заслонки для потока идей». Эта формулировка, которая приписывает экзистенциальным факторам функцию выбора из автономного царства идей, согласно Шелеру, является тем основополагающим тезисом, с которым согласны та кие теоретики (чьи мнения по всем остальным вопросам расходят ся), как Дильтей, Трельч, Макс Вебер и он сам 66 . Шелер оперирует также понятием «структурной идентичности», которое, с одной сто роны, относится к общим предпосылкам знания или мнения, а с дру гой — к общим предпосылкам социальной, экономической или по литической структуры 67 . Так, возникновение в шестнадцатом столетии механистического мышления, которое стало доминировать над предшествующим ему организмическом мышлением, неотделимо от нового индивидуализма, зарождающегося господства машин и ме ханизмов над ручным трудом, начавшегося разложения общин и воз никновения общества, товарно-рыночного производства, появления в этосе западного общества принципа конкуренции и т.д. Понимание научного исследования как бесконечного процесса, благодаря которому можно аккумулировать большой запас знаний, необходимых для практического применения, и полный отход этой на уки от теологии и философии были невозможны без появления нового принципа — бесконечного пополнения свойств современного капитализма 68 .
Обсуждая подобные примеры структурной идентичности, Шелер не считает первичной ни социально-экономическую сферу, ни сферу познания. Скорее они обе детерминируются структурой импульсов, исходящих из элиты, тесно связанной с господствующим этосом. Эту мысль Шелер считает одним из наиболее важных положений в данной области. Таким образом, современная технология — это не просто применение чистой науки, основанной на наблюдении, логике и математике. В гораздо большей степени она является результатом ори ентации на господство над природой, которая определяет как цели, так и концептуальную структуру научного мышления. Эта ориента ция по большей части только подразумевается, и ее не нужно смеши вать с личными мотивами ученых. Благодаря понятию структурной идентичности Шелер близко под ходит к понятию интеграции культуры, или смыслового контекста ( Sinnzusammenhang ). Оно соответствует концепции «системы куль турных значений» Сорокина, включающей в себя идентичность ос новополагающих принципов и ценностей, которые пронизывают все ее составные части; эта система отличается от «каузальной систе мы», включающей взаимосвязь и взаимозависимость частей 69 . Сде ланный Сорокиным обзор критериев истины, онтологии, метафи зики, научно-технологической продукции и т.д. не только завершает конструирование различных типов культуры, но и обнаруживает явную тенденцию к их смысловой интеграции с господствующей культурой. Сорокин смело взялся за решение следующей проблемы: каким образом можно определить, до какого уровня доходит процесс интеграции. Несмотря на свои ядовитые комментарии по поводу роли ста тистиков в наш сенсативный век, он признает, что исследование степени или уровня интеграции с необходимостью подразумевает неко торую статистическую систему измерения. Соответственно он создал количественные показатели, характеризующие различные произведе ния и их авторов в каждый период времени, разложил их по соответ ствующим категориям и тем самым установил сравнительную частоту (и влияние) различных систем мышления. Каковы бы ни были технические оценки достоверности и надежности этой культурологической статистики, он прямо признал существование проблемы, которую про смотрели многие исследователи интеграции (или смыслового контекста) культуры, а именно проблемы приблизительного уровня или сте пени такой интеграции. Более того, с помощью этих статистических расчетов он открыто обосновывает свои эмпирические умозаключе ния 70 . А эти умозаключения снова подтверждают, что его подход по зволяет констатировать проблему связей между экзистенциальным ба зисом и познанием, но не приводит к ее решению.
Приведем пример. «Эмпиризм» определяется как типичная сенсативная система исти ны. Последние пять столетий, в особенности прошлый век, представ ляют собой «по преимуществу сенсативную культуру» 71 . Однако даже при таком приливе сенсативной культуры, как свидетельствуют ста тистические индексы Сорокина, только приблизительно 53% влия тельных произведений относятся к области «эмпиризма». А на более ранних стадиях развития этой сенсативной культуры (конец XVI — середина XVII вв.) индексы эмпиризма соответственно ниже, чем ин дексы рационализма (который скорее всего ассоциируется с идеалистической, а не с эмпирической культурой) 72 . Цель этих заметок состоит не в том, чтобы усомниться, совпадают ли выводы Сорокина с его статистическими данными, и, следовательно, не в том, чтобы задаваться вопросом: почему, располагая этими данными, он говорит, что в XVI — XVII вв. доминирующей является «сенсативная система истины». Скорее она состоит в том, чтобы указать: даже сам Сорокин исходит из того, что всеобъемлющие характеристики исторических типов культуры составляют только первый шаг, за которым должен последовать анализ отклонений от основных тенденций данной куль туры. Как только вводится понятие степени интеграции, типы зна ния, не интегрирующиеся с господствующими тенденциями, больше нельзя рассматривать как простые конгломераты или считать их слу чайными. Их социальный базис должен быть установлен с помощью такого метода, который нельзя создать на основе теории эманации. 70 Несмотря на основополагающее значение этих статистических выкладок для своих эмпирических открытий, Сорокин занимает по отношению к ним любопыт ную двойственную позицию, похожую на позицию по отношению к эксперименту, приписываемую Ньютону: он стремится сделать свои основные выводы понятны ми и убедить невежд. Отметим, что Сорокин одобрительно отнесся к замечанию Паркса, который считал, что его статистические расчеты — это просто уступка гос подствующему сенсативному менталитету и что «они получат то, чего хотят» ( Sorokin , Socioculturat Causality , Space , Time , 95 n .). Амбивалентность Сорокина — следствие его попыток интегрировать совершенно разные «системы истины». — При меч. автора.
Основополагающим понятием, которое позволяет дифференци ровать обобщения, относящиеся к мышлению и познанию всего общества или культуры в целом, является понятие «аудитории», или «публики», — то, что Знанецкий называет «социальным кругом». Уче ные ориентируются не только на свои данные и не на все общество в целом, но на особые сегменты этого общества с их особыми требованиями, критериями достоверности, значимости познания, с постановкой уместных, относящихся к делу проблем, и т.д. Именно благодаря своему восприятию этих требований и ожиданий конкретных аудито рий, которые можно эффективно разместить в социальной структуре, исследователи организуют свою собственную работу, определяют свои данные, составляют свое мнение о проблемах. Следовательно, чем силь нее дифференцировано общество, чем шире круг таких эффективных аудиторий, тем разнообразнее интересы ученых, концептуальные фор мулировки и процедуры, определяющие цели познания. Связывая каж дую из этих типологически определенных аудиторий с ее отличительным социальным положением, мы получаем возможность обеспечить научно-социологическое объяснение изменчивости и противоречивости мышления в обществе; теория эманации упускает из виду эту проблему. Таким образом, английские и французские ученые семнад цатого века, организованные в новоучрежденные научные общества, сами обращались к такой аудитории, которая резко отличалась от аудитории ученых, оставшихся исключительно в университетах. На правленность их усилий в сторону «простого, здравомыслящего, эм пирического» исследования специальных технических и научных про блем сильно отличалась от умозрительной, не связанной с экспери ментом направленности работы университетских ученых. Изучение такого многообразия эффективных аудиторий, исследование их отличительных критериев значимого и достоверного познания", соот несение этих критериев и этого многообразия с их положением в об ществе, исследование социально-психологических процессов, благодаря которым им удается ограничиться определенными способами мышления, — все это составляет процедуру, которая обещает переве сти процесс исследования в сфере социологии познания с уровня об щего «приписывания» на уровень проверяемого эмпирического ис следования 74 . Понятие « Wertbeziehung » (ценностная релевантность), введенное Риккертом — е бером, представляет собой лишь первый шаг в этом направлении; еще остается вы- °лнить дальнейшую задачу — дифференцировать различные наборы ценностей и со-нести их с различными группами или стратами в обществе. — Примеч. автора. Выше мы рассматривали содержание наиболее влиятельных в дан ной области теорий. Ограниченность размерами (главы, книги) по зволяет только очень сжато рассмотреть еще один из аспектов пара дигмы, связывающей функции ментальной продукции с ее различ ными типами 75 . Функции экзистенциально обусловленного познанияТеории не только обеспечивают познанию причинные объяснения, но и приписывают познанию социальные функции, которые, вероятно, позволяют объяснить его устойчивость или изменение. Здесь нельзя сколько-нибудь детально исследовать эти виды функциональ ного анализа, хотя их тщательное исследование, несомненно, было бы очень полезным. Наиболее отличительной особенностью марксистского понима ния функции является то, что она приписывается не обществу в це лом, а различным общественным стратам. Это относится не только к идеологии, но и к естествознанию. Считается, что в капиталистичес ком обществе наука и все, что производно от технологии, становится инструментом власти господствующего класса 76 . Рассуждая таким же образом, марксисты часто думали: достаточно показать, что приме нение науки делает возможным удовлетворение некоторых экономи ческих или технологических нужд. Но применение науки к этим нуждам не обязательно служит доказательством того, что именно они зна чимо определяют научный результат. Гиперболические функции были открыты за два столетия до того, как они приобрели какое-либо прак тическое значение, а коническое сечение с перерывами изучалось на протяжении двух тысячелетий, прежде чем получить применение в на уке и технологии. Можем ли мы в таких случаях делать вывод, что имен но «нужды», которые в конечном итоге были удовлетворены благодаря применению науки, привлекли внимание математиков к этим облас тям? Что имело место, так сказать, ретроспективное влияние, охваты вающее период от двухсот до двух тысяч лет? Требуется тщательно исследовать отношения между возникновением «нужд», осознанием этих «нужд» учеными или теми, кто определяет сделанный ими выбор про блем, а также последствий этого осознания, прежде чем можно будет установить роль экономических и технологических нужд в определе нии тематики научных исследований 77 .
В дополнение к своему тезису о том, что возникновение катего рий социально обусловлено, Дюркгейм указывает также на их соци альные функции. Однако функциональный анализ предназначен не для того, чтобы объяснять частные категориальные системы в об ществе, а для того, чтобы объяснить существование системы, общей для всего общества. Для коммуникации и координации деятельнос ти людей требуется общая система категорий. Априорист заблужда ется, полагая, что принудительная сила обычной, врожденной фор мы понимания — это в действительности и есть «сама власть обще ства, преобразующаяся в определенный способ мышления, который является необходимым условием всякого общего действия» 78 . Для того, чтобы объединенная социальная деятельность вообще могла происходить, требуется определенный минимум «логического кон формизма»; определенная система категорий является функциональ ной необходимостью. Эта точка зрения была развита Сорокиным, ко торый указывает на некоторые функции, выполненные различными системами социального пространства и времени 79 .
Дополнительные проблемы и современные исследованияИз приведенного выше обсуждения становится совершенно оче видно, что разнообразие проблем в этой области требует дальнейших исследований 80 . Шелер указал на то, что социальная организация интеллектуаль ной деятельности в значительной мере связана с характером позна ния, которое развивается под ее положительным влиянием. Одним из наиболее ранних исследований этой проблемы в США было пред ложенное Вебленом язвительное, импрессионистское и зачастую про ницательное объяснение давлений, под влиянием которых формиру ется жизнь американских университетов 81 . Гораздо более системати ческим образом изучал методы и критерии набора, придание статуса преподавателям и механизмы руководства их деятельностью Уилсон, закладывая тем самым прочную основу для сравнительных исследо ваний 82 . Создавая типологию ролей, исполняемых теми людьми, ко торые заняты в сфере познания, Знанецкий развил некоторые гипо тезы по следующим поводам: отношения между этими ролями и типами культивируемого познания; между типами познания и основа ниями оценки ученого членами общества; между определением ролей и установками относительно практического и теоретического позна ния и т.д. 83 . Еще остается исследовать и исследовать основания классовой идентификации интеллектуалов; их отчуждение от господствующих или подчиненных страт населения; их участие или неучастие в иссле дованиях, ценности которых, согласно заложенному в них замыслу, бросают прямой вызов существующим в настоящий момент институтам, препятствующим достижению целей, санкционированных куль турой 84 ; давление, заставляющее принять точку зрения техницизма и избегать опасных мыслей; бюрократизацию интеллектуалов — процесс, благодаря которому проблемы политические превращаются в проблемы административные; сферы социальной жизни, в которых требуется высококвалифицированное позитивное знание, и сферы, в которых считается необходимой только мудрость простого челове ка. Короче говоря, роль интеллектуалов, которая заключается в осуществлении перемен, и отношение этих перемен к структуре, содер жанию и влиянию их работы, требует все большего внимания, так как изменения в социальной организации все больше ставят интеллекту ала в зависимость от противоречивых, взаимоисключающих требо ваний 85 .
Все чаще допускалось, что социальная структура оказывает влия ние на науку не только тем, что концентрирует внимание ученых на определенных проблемах. В дополнение к тем исследованиям, на ко торые мы уже ссылались, существует много работ, в которых изучает ся, каким образом культурный и социальный контекст включается в концептуальное выражение научных проблем. Теория отбора Дарвина была создана по образцу господствовав шей концепции конкуренции как основы экономического порядка, а этой концепции, в свою очередь, придавалась идеологическая функция, потому что она допускала естественную идентичность интере сов 86 . Полушутливое замечание Рассела о национальных особеннос тях исследований по обучению животных служит указанием на но вый тип исследований — изучение отношений между национальной культурой и концептуальными формулировками 87 . Другой пример:
Фромм также пытался показать, что «понимающий либерализм» Фрейда молчаливо подразумевал неприятие импульсов, табуирован-ных буржуазным обществом, и что сам Фрейд, обладавший «отцовс ким» характером, был типичным представителем общества, которое требует послушания и покорности 88 . Примерно таким же образом указывалось на то, что концепция множественной причинности особенно созвучна университетским ученым, которые находятся в относительной безопасности, лояльны по отношению к status quo *, благодаря которому они имеют достоин ство и средства к существованию; которые склонны к согласию и при мирению и находят что-нибудь ценное во всех точках зрения, стре мясь, таким образом, к созданию такой таксономии, которая дает им возможность сделать упор на множественности факторов и сложнос ти проблем и тем самым избежать необходимости стать на чью-либо сторону 89 . Подчеркивание важности природы или воспитания как первичных детерминантов человеческой природы связано с противоположными политическими ориентациями. Те, кто подчеркивает значение наследственности, являются политическими консерватора ми, тогда как енвайронменталисты по большей части являются де мократами или радикалами, жаждущими социальных перемен 90 . Но даже тем из современных американских писателей в области соци альной патологии, которые стоят на позициях енваиронментализма и молчаливо принимают в качестве норм стандарты малых сообществ, не удается определить, как возможно отдельным группам достичь сво их целей при господствующих социальных условиях 91 . Объяснение подобных перспектив требует более систематических исследований, прежде чем его можно будет принять, но имеющиеся объяснения указывают на современную тенденцию — стремление выяснить пер спективы ученых и соотнести их с характером опыта и с интереса ми, сложившимися под влиянием их социального положения. Со мнительный характер объяснений, не обоснованных с помощью адекватного сравнительного материала, можно хорошо проиллюстрировать на примере одного современного исследования, посвящен ного изучению трудов ученых-негров. Предпочтение аналитических, а не морфологических категорий; средовых, а не биологических детерминантов поведения; исключительных, а не типичных данных — все эти черты приписываются кастово обусловленному чувству оби ды у негритянских авторов, причем не делается ни малейшего усилия сравнить эти данные с частотой проявления аналогичных тенденций у белых ученых 92 .
Пережитки любой концепции, считающей развитие науки и тех нологии полностью замкнутым и независимым от социальной структуры, исчезают в ходе реальных исторических событий. Все более за метный контроль, а часто и ограничения научных исследований и изобретений были неоднократно зафиксированы документально, осо бенно в цикле исследований, проведенных Стерном 93 , который выяс нил также основания сопротивления переменам в медицине 94 . Фунда ментальные изменения социальной организации в Германии обеспе чили фактическую экспериментальную проверку тесной зависимости направления и объема научной работы от господствующей структуры власти и связанных с ней воззрений в области культуры 95 . А ограни ченность любого безоговорочного утверждения, допускающего, что наука или технология представляют собой базис, к которому должна пристроиться подогнанная к нему социальная структура, становится очевидной в свете исследований, показывающих, каким образом на ука и технология были поставлены на службу социальным или эконо мическим требованиям 96 .
Рассматривать внушительный перечень всех остальных проблем, которые требуют эмпирического исследования (и получают его), зна чило бы выйти далеко за пределы этой главы. Остается только сказать, что социология познания быстро преодолевает свою первона чальную тенденцию — смешивать предварительные гипотезы с со мнительными догмами; множество умозрительных прозрений, которыми отмечены ранние стадии ее развития, теперь подвергаются все более строгой проверке. Хотя, возможно, Тойнби и Сорокин правы, говоря о том, что в истории науки периоды накопления фактов чере дуются с периодами обобщений. В социологии познания обе эти тенденции, кажется, хорошо сочетаются друг с другом, и их союз обеща ет быть плодотворным. Но, главное, она концентрирует свое внима ние на таких проблемах, которые в настоящее время представляют наибольший интеллектуальный интерес 97 .
|
|||
|
|
© uchebnik-online.com |