189. В ИРАНЕ

Вспомним, что монголы пришли в Иран как защитники христианской веры. Несториане и примкнувшие к ним якобиты (монофизиты) были в Центральной Азии весьма многочисленны и влиятельны. В 1260 г. они освободили от мусульман Сирию и были недалеко от стен Иерусалима, но предательство европейских крестоносцев и отрыв Золотой Орды, где воцарился мусульманин Берке-хан, повели к поражению при Айн-Джалуде (в Галилее), после которого монголы откатились за Евфрат и перешли к обороне.

Воевать пришлось на два фронта: с египетскими мамлюками и с Золотой Ордой, где подавляющее большинство населения составляли те же половцы, так что фактически война шла между тюрками и монголами. Помощи иранские монголы не могли получить, так как их единственный союзник, великий хан Хубилай, вел сорокалетнюю войну со своим народом - западными монголами, которыми правил его кузен Хайду. Поэтому Иран оказался в изоляции.

Монгольские ильханы держались только благодаря поддержке христиан - армян, айсоров, сирийцев - и мусульман-шиитов - дейлемитов и хорасанцев, которых в Персии было много. Но это была слабая поддержка. Попытка хана Аргуна (1284- 1291) договориться с французским королем Филиппом Красивым не дала ничего, потому что Европа уже охладела к крестовым походам. Монголам приходилось опираться на местное персидское население, а оно было мусульманским.

В XIII веке, переполненном кровопролитиями, монгольское могущество в Иране таяло постепенно и неравномерно. Принятие ислама Газан-ханом и его младшим братом, Олджейту, несколько смягчило отношения между правящей династией и

народными массами, но не устранило своеволия эмиров как монгольского, так и персидского происхождения. Сыну Олджейту-хана Абу Сайду при вступлении на престол было 12 лет. Поэтому от его имени страной управлял наместник Хорасана эмир Чобан. Этому энергичному честолюбцу 11 лет удавалось подавлять восстания и интриги эмиров, завидовавших ему, но в 1327 г. этот последний монгольский пассионарий в Иране был убит своим ханом, тяготившимся его опекой. Судьбу Чобана разделили два его сына, а третий, успевший убежать в Египет, был убит там султаном Насиром по просьбе Абу Сайда, которого в свою очередь отравила в 1335 г. любимая жена, дочь эмира Чобана. Красавица хотела отомстить тирану за гибель отца и братьев. Вместе с мужем она погубила все государство, потому что все стало можно.

Через год после смерти ильхана в Хорасане вспыхнуло восстание против монголов, под лозунгом: "Cap ба дар" ("Пусть голова на воротах висит"), призывавшим к крайнему риску, отчаянности.

Было бы соблазнительно видеть в сарбадарах (сербедарах) наследников персов эпохи Сасанидов, но если бы это было так, то ни арабы, ни тюрки, ни монголы не смогли бы захватить Иран. Видимо, субэтнос сарбадаров - новообразование в зоне монголо-персидского контакта, ибо за 100 лет монгольский генофонд был рассеян и среди персов.

Монголы не могли справиться с сарбадарской республикой, и наконец передний ильхан - Туга Тимур-хан, кочевавший в Гургане, пригласил сарбадарских вождей для переговоров. Те, придя в Орду, заподозрили предательство и решили опередить монголов. На пиру один сарбадар внезапно убил хана, прочие напали на пьяных монголов и тех, кто не успел убежать, убили. Так 13 декабря 1353 г. закончилось владычество монголов в Иране. Наследники ильханов, Джелаиры, хотя и были по происхождению монголы, но не Чингисиды, не защитники Ясы и не богатыри. Они не заслуживают внимания историка и этнолога.

190. НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

Несколько иначе шло освобождение Китая. В империи Юань монголы были ничтожным меньшинством, ибо они (вместе с собственно Монголией) составляли меньше 2% населения империи. При таком соотношении удерживать власть можно было только при помощи каких-либо групп местного населения, поэтому правительство династии Юань не жалело денег для буддийской общины и привилегий для помещиков Северного Китая. Однако буддизм не столько организация (как, например, католицизм), сколько умонастроение (путь к спасению), и потому нашлась секта, относившаяся к монголам враждебно, - 'Белый лотос". Эта организация в XII-XIII вв. слилась с тайными сектами "пришествия Майтреи" (будущего Будды - избавителя). Она вела постоянную войну против монгольской власти путем организации мелких восстаний, которые легко подавлялись и уносили много жертв. Этот латентный период освободительной войны не принес Китаю ничего, кроме горя и страданий. Положение изменилось лишь тогда, когда поднялись массы.

Надо сказать, что потомки Хубилая не отличались никакими государственными и военными способностями. Превратившись из смелых ханов в китайских императоров, они потеряли связь с отчизной, но не приобрели симпатий завоеванных китайцев и не приспособились к новой родине. Приближенные были не лучше правителей. Они не понимали, что такое экономика земледельческой страны и мелиорация долины такой грозной реки, как Хуанхэ. В 1334 г. от голода умерло около 13 млн. душ, и такой же голод повторился в 1342 г.. В 1344 г. воды Хуанхэ прорвали дамбу и затопили земли трех провинций. Лишь тогда правительство поняло, что чинить дамбу нужно. В 1351 г. на земельные работы было согнано 150 тыс. крестьян под конвоем 20 тыс. воинов. Крестьяне быстро договорились между собой. И тогда началось!

Агенты "Белого лотоса" объявили мобилизованным землекопам добрые вести о "пришествии Майтреи" и о "рождении императора династии Мин". Те, измученные работой и оскорбленные произволом начальства, пошли за инициаторами, повязали головы красными платками, и в одну ночь во всей стране монгольские воины, находившиеся на постое в китайских домах, были зарезаны. Вскоре численность повстанцев достигла 100 тыс. человек, наэлектризованных фанатизмом. Восстание охватило весь Северный Китай. Лозунг повстанцев был прост и примитивен: восстановление империи Сун.

Каждая крестьянская война обречена. Восстание "красных войск" разделило судьбу Жакерии. Установить дисциплину среди крестьян оказалось невозможным. Создать единство командования - тоже. После первых успехов повстанцы превратились в разбойников, что вызвало сопротивление им со стороны помещиков, создавших отряды "справедливости" - "ибин", так как "красные" свирепствовали почище монголов. К 1363 г. восстание было подавлено.

Тогда вступили в игру южные помещики, чиновники и буддийские монахи, обретшие гениального вождя, выходца из беднейших крестьян, монаха и воина Чжу Юаньчжана. Он принял участие в восстании "красных", достиг воинского чина... но своевременно увел свой отряд на юг и там поднял восстание среди всех слоев населения. Сложная система устойчивее простой. Чжу Юаньчжан укрепил дисциплину, запретил грабежи и стал побеждать. Для пропитания воинов он ввел систему, близкую к военным поселениям, - заставил ополченцев работать на уборке урожая и следить за порядком; по отношению к помещикам и чиновникам он "соблюдал этикет".

Национальная консолидация сразу изменила течение войны, успех которой уже склонялся к монголам. За 20 лет беспорядков многие предводители "красных войск" договорились с монголами и стали бить своих. Предательство - явление, увы, повсеместное. Чжу Юаньчжану пришлось подавить изменников, использовать военные конфликты среди монгольских нойонов и распространить среди северных китайских крестьян прокламацию, обещавшую "прогнать варваров" и "избавить народ от тяжелой участи". После этих мероприятий в январе 1368 г. Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором династии Мин, а весной двинул войско на север и овладел монгольской столицей Даду (Пекин), переименовав ее в Бэйпин.

В 1369 г. монголы были вытеснены из северных провинций Китая, но после этого война приняла затяжной характер. Набеги и бои продолжались до 1380 г., когда армия империи Мин проникла в глубь Монголии и разрушила Каракорум. Но окончательного успеха китайцы добились лишь в 1388 г., когда последний монгольский хан - Тогус-Тэмур - был разбит и пал в бою. После этой катастрофы в Монголии наступила длительная анархия, в результате которой ойраты отделились от монголов. Инерция пассионарного взрыва "людей длинной воли" иссякла, и начался новый период истории (1388-1688), о котором мы рассказывать не будем.

191. В МАВЕРАННАХРЕ И СЕМИРЕЧЬЕ

Казалось бы, Джагатайский улус, расположенный в Средней Азии и не соприкасавшийся с враждебными государствами и непримиримыми этносами, должен был быть наиболее благополучным. Однако писатель XIV в. Омари сообщает: "...в Туркестане можно встретить только более или менее сохранившиеся развалины; издали кажется, точно впереди благоустроенное селение, окруженное пышной растительностью; приближаешься в надежде встретить людей, но находишь только пустые дома; единственные жители - кочевники, которые не занимаются земледелием".

Но и кочевникам там было несладко. За 70 лет XIV в. в Джагатайском улусе сменилось около двадцати ханов, при этом каждая смена сопровождалась кровопролитием. Но даже в этом калейдоскопе событий можно наметить ведущую линию причинно-следственных связей и закономерных разрывов.

Убивали друг друга мусульмане и христиане, которых тогда в Средней Азии было много: отюреченные монголы (джелаиры и барласы) и омонголенные тюрки, сторонники слабых ханов и нукеры могучих эмиров, сарбадары в Самарканде и кочевники-моголы, короче, у всякого человека в Джагатайском улусе было много врагов и очень мало верных друзей.

Попытку навести порядок в стране сделал хан Кебек (1318-1326). Он перенес столицу из Степи на юг, построил для себя не юрту, а дворец, и провел административную реформу в пользу оседлого населения. Его убил брат, Тармаширин, совершивший грабительский поход в Индию. Но там он потерпел поражение от делийского султана Мохаммеда ибн-Тоглука, который гнал монголов вплоть до Пенджаба.

Любопытно, что оседлое население Ирана и Средней Азии, показавшее свою полную неспособность к самозащите от дейлемитов и гулямов Махмуда Газневи, от свирепых сельджуков, от безжалостных хорезмийцев и тем более от монголов, в XIV в. проявило изрядную энергию, воинственность и способность выбирать принципы, ради которых люди стали идти на смерть. Откуда вдруг такая прыть?

Сарбадары Хорасана стали врагами не только монгольских ильханов, но и соседних куртов, правивших в Герате. Сарбадары провозгласили шиизм, курты держались суннизма, но, разумеется, не догматические различия подвигли безграмотных афганцев и персов на войны, равно невыгодные тем и другим.

В Средней Азии свыше 500 лет уживались мусульмане, христиане, зороастрийцы и тюрки-тенгрианцы. И почему-то в XIV в. они вступили в борьбу друг с другом. Хан Тарма-ширин, в юности носивший буддийское имя Дармашила, обратился в ислам и стал называться Ала ад-Дин. Кочевники Семиречья и берегов Иссык-Куля не стерпели и в 1334 г. убили его.

Инициаторами восстания были несториане, опиравшиеся на города Алмалык и Пишпек, где они составляли большинство населения. Их хан, Дженкши, правил в 1334-1338 гг., его сын крещен Иоанном, но царствовать ему не пришлось. Мусульманская реакция повела к кровавым столкновениям, закончившимся в 1343 г. вступлением на престол хана Казана, жестокого тирана, боровшегося с эмирами.

В 1346 г. Казан потерпел поражение и погиб. Его победитель, эмир Казаган, в 1358 г. был убит на охоте по наущению монгольского хана Тоглук-Тэмура, который в 1361 г. попытался отвоевать Туркестан у мятежных эмиров. Война затянулась. На престол Могулистана вступил, по смерти отца в 1362 г., Ильяс-ходжа... и вдруг выдвинулся Тимур!

Тут настала пора приостановиться и разобраться в сложившейся обстановке. Могулистан был кочевым государством, а Туркестан - оседло-кочевой державой, причем большую часть населения в нем составляли таджики и оседлые тюрки. Ханы Туркестана хотели добиться мирного сосуществования этих народов, но им противодействовали их собственные эмиры, желавшие свободно воевать друг с другом, как европейские феодалы. Опорой эмиров были тюркские всадники: противопоставить им ханы не могли никого. Но победа эмиров привела к анархии и открыла дорогу "джете", т.е. разбойникам, как называли моголов туркестанцы.

В свою очередь моголы презрительно называли туркестанцев "караунасами", т.е. метисами. Этническая дивергенция в XIV в. стала очевидной.

Но была и третья сила - таджики. Когда в 1365 г. Ильяс-ходжа, разбив эмиров Хуссейна и Тимура, подошел к Самарканду, его отразили местные сарбадары, боявшиеся грабежа своего города. Но вожди сарбадаров были заманены для переговоров эмиром Хуссейном и казнены. Затем настало время для борьбы за власть между Хуссейном, эмиром Балха, и Тимуром, эмиром Кеша. Тимур победил в 1370 г., а Хуссейн, сдавшийся на честное слово, был убит.

Для того чтобы богатая и культурная страна за одно столетие превратилась в кровавый ад, нужно резкое изменение энергетического потенциала, а не плавное, как при подъеме и в инерции. Тут имел место мощный и внезапный прилив пассионарности, расшатавший слаженную систему и породивший несколько химерных субэтносов.

Пассионарность, как эффект биохимической энергии живого вещества, не имеет вектора, а направляется доминантой того этноса, который ее абсорбировал. Так, иранцы и тюрки мусульманского мира под знаменем Тимура хотя и обладали пассионарностью, унаследованной от монгольских юношей, рассеявших свой генофонд от Ферганы до Ирака, но сами о своем происхождении скорее всего не знали. Их прадеды были зачаты и рождены в огне страшной войны и традицию могли унаследовать от матерей, а не от случайных отцов. А если они даже и ощущали свою принадлежность к роду (как, например, Тимур был барлас, а Едигей - кунграт, и оба помнили это), то единичные случаи не имели значения; их поглощал стихийный поток вероятности.

Иными словами, монгольская пассионарность гальванизировала иссякавший мусульманский суперэтнос, но не нарушила его культурную неповторимость. Языки, религия, эстетические нормы сохранились, социальные - изменились меньше, чем в османской Турции, мощь которой была следствием пассионарного толчка, но сила напора, инициативность, вирулентность мусульманского мира возросли так, что этого хватило на целый период - XIV-XVIII вв.

В XIV в. быстрее всего падала пассионарность монголов Ирана и Средней Азии. Ярко горела она у сарбадаров Хора-сана и Самарканда, но им не уступали тюрки, поселившиеся к югу от Амударьи, и афганцы. Не померкла она в Дейлеме и Гургане, короче говоря, на всех территориях бывшего царства ильханов - Ирана и Туркестана, как стало называться теперь междуречье Сырдарьи и Амударьи.

В эти годы положение в Средней Азии было как нестерпимо, так и безнадежно. Потомки Джагатая показали полную неспособность управлять этнической химерой, состоящей из монголов, тюрок, таджиков. Они правили только в степях Могулистана, т.е. в привычном для кочевников ландшафте. Эмиры, бывшие князья племен, умели воевать друг против друга, а вожди сарбадаров, изгнав из своих городов монголов, сводили личные счеты с согражданами, что трудно назвать классовой борьбой. Стране нужна была твердая власть, и Тимур создал ее, сделав шаг назад.

Твердая власть нуждается в поддерживающей ее силе. Эту силу халифы Багдада, султаны Газны и хорезмшахи обретали в лице гулямов - тюркских воинов, иногда рабов, иногда наемников. Гулямы не были связаны с классами и сословиями тех стран, где они жили. Это были "свободные атомы". Они охотно служили щедрому вождю, рискуя жизнью, выполняли самые трудные задания, но, увы, очень дорого стоили: ведь они работали за плату, как легионеры времен римских императоров или "варанги" Комнинов и Палеологов. Короче говоря, Тимур стал "солдатским императором" со всеми вытекающими последствиями.

Своим главным врагом Тимур считал наследие Чингиса, который объединил степные племена в единый суперэтнос и опирался на народные массы, охотно служившие под его знаменами. Тимур же извлек из народа пассионарную элиту и оплачивал ее добычей из Персии, Грузии, Сирии, Индии и городов Поволжья. Он был последним паладином мусульманской культуры и продлил ее существование еще на столетие, но уж очень дорого стоили его успехи и мечты. После побед Тимура Иран уже не оправился.

Степные элементы развалившегося Джагатайского улуса оказались в Семиречье (джете), Таласе, в окрестностях Иссык-Куля, на северных склонах Тянь-Шаня и в Каштарии. Так создался Могулистан, с тюркским населением и монгольской династией, которая пресеклась в 1366 г., когда эмир Камар ад-Дин по смерти хана Тоглук-Тэмура убил его сына-наследника и узурпировал власть.

Как в Мавераннахре, так и в Могулистане монголы уступили власть тюркам, но это не прекратило жестокой войны, которая велась между Великой степью и мусульманским миром. Этническая принадлежность ханов на фоне столкновения суперэтносов уже не имела значения.

Именно против Камар ад-Дина Тимур произвел ряд набегов. Его гулямы разоряли беззащитные становища и отгоняли скот, обрекая кочевников на голод и нищету. Особенно жестоким был третий набег - через Талас и Токмак к верховьям Чу и берегам Или. Захваченной в плен оказалась дочь Камар ад-Дина, которую победитель поместил в свой гарем. Но Камар ад-Дин ответил мощным контрударом, заманив Тимура в засаду, из которой последний вырвался "копьем, саблей, воинами и арканом".

В ответ Тимур в пятом набеге вынудил Камар ад-Дина принять битву у Иссык-Куля и гнал его войска вдоль озера. Эта победа, видимо, мало что дала, потому что потребовался шестой поход в 1377 г., но и на этот раз Камар ад-Дин остался неуловим.

Зато на севере Тимуру повезло. В 1376 г. его ставленник Тохтамыш овладел Белой ордой и предпринял завершающий поход против узурпатора Мамая. Казалось, что Тимур вот-вот подчинит себе Великую степь...

192. ЗОЛОТАЯ ОРДА

В 1235 г., покончив с войной в Китае, монголы совершили "Великий западный поход" и дошли до Адриатического моря. Однако в 1242 г. они оттянули свою армию назад и закрепились на берегу Нижней Волги, соорудив там город Сарай. Венгрия и Польша немедленно примкнули к романо-германскому суперэтносу, ибо монголы нигде не оставляли гарнизонов и отстаивать свободу венграм и полякам было не от кого. Русь оказалась в ином положении. Ее ожидала судьба Византии, захваченной в 1204 г. крестоносцами и разграбленной до нитки. Организованные рыцарские армии, с латной конницей и арбалетчиками, настолько превосходили раздробленные дружины русских князей, что выиграть можно было одну-другую битву, но не длительную войну. А такая война была неизбежна, потому что папа объявил крестовый поход против православия.

В этих обстоятельствах князь владимирский Ярослав в 1243 г. собрал съезд князей и предложил им признать "каана" царем и заключить союз с главой рода Борджигинов - Батыем. Это признание ни к чему не обязывало - Ярослав просто вышел из войны, которую объявил монголам в 1245 г. на Лионском соборе папа Иннокентий IV. Сын Ярослава, Александр Невский, достиг большего, заключив с ханом Берке оборонительный союз. Крестовый поход на Русь не состоялся. Так Русская земля вошла в состав улуса Джучиева, не потеряв автономии и без ущерба для культуры, унаследованной от Византии.

Улус Джучиев включал в себя три орды: Белую, Синюю и Золотую, к которой примкнула Великороссия. Те же княжества, которые отказались от союза с татарами, были в XIV в. захвачены Польшей и Литвой. Татары их к присоединению не принуждали.

Монголы в этом улусе составляли незначительное меньшинство. Улус Джучиев был химерной целостностью в еще большей степени, чем Иран и Средняя Азия. До тех пор пока в Сарае правили волевые и энергичные ханы, Орда казалась могучим государством. Первая встряска произошла в 1312 г., когда население Поволжья - мусульманское, купеческое и антикочевническое - выдвинуло царевича Узбека, сразу казнившего 70 царевичей Чингисидов и всех нойонов, отказавшихся предать веру отцов. Вторым потрясением было убийство хана Джанибека его старшим сыном Бердибеком, а через два года, в 1359 г., началась двадцатилетняя междоусобица - "великая замятня".

Эта жестокая эпоха была неизбежной. Этносы, "затащенные" в единую систему путем завоевания, сливаются только при подъеме пассионарного напряжения, а тут был спад как среди монголов, утративших своих богатырей в междоусобице XIII в., так и среди аборигенов, уже превратившихся в реликты. Исключением была только Великороссия, вступившая в новый виток этногенеза и сумевшая использовать Золотую Орду для прикрытия от столь же пассионарного врага - Литвы.

Долгое время, за исключением войн с Хулагуидами, внешняя политика Золотой Орды была довольно мирной. Редкие стычки с литовцами, отдельные военные экспедиции для умиротворения распрей в Белой орде и длительный бессмысленный конфликт с ильханами Ирана - вот и все, что нарушало мир. Но это не спасло ни династию, ни державу. В химерной системе связи неустойчивы настолько, что распадаются от собственной тяжести. Именно это произошло в Золотой Орде. И тогда выдвинулся на арену истории герой нашего повествования - хан Тохтамыш.

193. "ВЕЛИКАЯ ЗАМЯТНЯ"

Череда убийств в Сарае, поставившая Золотую Орду на край гибели, была воспринята русскими князьями весьма болезненно. В лице Джанибека они лишились надежного союзника. Отцеубийца Бердибек в 1359 г. был убит авантюристом Кульпой, выдававшим себя за сына Джанибека. Так угасла линия ханов дома Бытыя и началась борьба за власть, превратившая сильнейшую державу Восточной Европы в объект захватов с востока и запада.

Кульпа правил шесть месяцев и был убит Наврузом, тоже выдававшим себя за сына Джанибека. По-видимому, Навруз стремился к наведению порядка, потому что русские князья "приходили к Наврузу и били челом царю о разделении княжений их". Каждый был утвержден на своей отчине, а Дмитрий Константинович, князь суздальско-нижнегородский, весной 1360 г. сверх того, получил великое княжение. Казалось, порядок восстановлен, но в том же 1360 г. из-за Яика явился потомок Шейбана (сына Джучи) Хызр (Хыдыр-бек) с войсками Синей орды.

Навруз погиб, и, хуже того, была убита вдова Джанибека, ханша Тайдула, покровительница митрополита Алексея, а тем самым всей России, очень в этом нуждавшейся. Золотая Орда стала Синей.

Хан Хызр, по мнению русских князей, был правитель "кроткий и смиренный". Он потребовал у русских только одного - выдачи ему новгородских ушкуйников, разбойничавших на Волге и грабивших и русских и татар. Великий князь Дмитрий Константинович, Андрей Нижегородский и Константин Ростовский выполнили это поручение с охотой, так как грабежи касались их подданных. Но, к сожалению, сподвижники Хызра были иного склада, в том числе его сын Темир-ходжа, в 1361 г. убивший своего отца.

Через шесть дней негодяй был убит темником Мамаем, который возвел на престол некоего Абдаллаха. Напуганные русские князья бежали из Сарая, Мамай с Абдаллахом ушли на правый берег Волги, а в Орде (теперь уже не Золотой, а Синей) воцарился Орду-Мелик, вскоре смененный Кельди-беком, потомком Тука-Темура, младшего брата Батыя.

Но попытка реставрации оказалась неудачной. На престол вскоре сел брат Хызра, Мурид, царствовавший до 1364 г. Его сменил Шейх Азиз, погибший в 1370 г., когда Сарай был взят на короткое время Мамаем, успевшим сменить Абдаллаха на некоего Мухаммеда Булака, после чего Большая орда распалась на семь независимых владений.

Затем наступила очередь Белой орды, которая после развала Золотой Орды унаследовала первенство в степном мире. Энергичный Урус-хан отражал попытки Тимура распространить свое влияние на север от Сырдарьи. Урус-хан умело защищал южную границу Белой орды, но, не ограничиваясь этим, он решил присоединить к своим владениям гибнущую Золотую Орду, чтобы восстановить единство улуса Джучиева.

Вероятно, этот план можно было осуществить, если бы правитель Мангышлака Туй-ходжа-оглан не отказал Урус-хану в военной помощи. Хотя Туй-ходжа-оглан был потомком Орды-Ичэна, его улус входил в состав Кок-орды (Синей орды), а хан больше зависел от своих беков, нойонов или эмиров, нежели они от него. Тем не менее расплачиваться пришлось правителю, причем собственной головой.

Сын казненного, Тохтамыш, убежал к Тимуру и предложил ему свои услуги. Тимур принял царевича, так как столкновение с объединенной степью не сулило ему ничего доброго. Наоборот, он попробовал повести превентивную войну, но отдельные победы в боях не давали возможности закрепиться на широкой территории. Хуже того, его креатура Тохтамыш дважды потерпел сокрушительные поражения. После последней битвы он добежал до берега Сырдарьи и, сбросив одежду, попытался переплыть ее, но преследователи заметили пловца и пустили в него стрелы. Одна стрела вонзилась ему в плечо, но он все-таки пересек реку и скрылся в камышах, где упал без сил. Спас его случай. Один из сотников Тимур-бека, Едигей, обнаружил нагого и окровавленного беглеца, одел его и привел к себе в ставку. Там Тохтамыш поправился, был представлен Тимуру и получил от него помощь для продолжения войны с Урус-ханом.

В 1375 г. Урус-хан скончался, а его сын и наследник Токтакия умер через два месяца. На престол вступил брат - Тимур-Малик, который проявил искл

ючительную бездарность и патологическую лень. Он умел только много есть и долго спать, чем вызвал разочарование своих беков и нукеров. В 1376 г. Тохтамыш снова выступил в поход и без труда овладел Белой ордой. После этого он перенес удар на запад, на берега Волги, где ему предстояла серьезная борьба с Мамаем, правителем правобережья Волги.

Мамай не был потомком Чингиса и поэтому не мог стать ханом. Фактически Мамай вышел из улуса Джучиева, более того, он стал врагом Чингисидов. Левобережье Волги удерживали ханы Кок-орды, а прочие владетели даже не пытались отстаивать свои княжества от этих титанов. Эту эпоху русские летописцы удачно назвали великой замятней.

Это трудное для татар время использовал литовский князь Ольгерд. Осенью 1362 г. он напал на трех татарских мурз, кочевавших по днепровскому правобережью, и нанес им поражение у Синих Вод.

Мамай отнесся к этому благосклонно, - видимо, разбитые мурзы не были его сторонниками. Пользуясь договоренностью с Мамаем, Ольгерд занял Чернигов, Новгород-Северск, Трубчевск, Путивль и Курск, а в Киеве упразднил местное самоуправление и присоединил город к Литве.

Таким образом, "западничество", давно бытовавшее у русичей, привилось и у татар. Оно проникло в Степь по "экономическим каналам" - через итальянцев, а политически - через литовцев. Единственным сознательным противником Запада была Московская митрополия, управлявшая в то время Русью. Это делало Москву естественным противником Мамая и соответственно сторонником ханов Синей орды - Чингисидов. Такова была расстановка сил перед Куликовской битвой.

194. МАМАЙ И ТОХТАМЫШ

В том, что Мамай был храбрым полководцем, способным администратором и искусным политиком, никаких сомнений нет. С Тохтамышем сложнее. Можно рассматривать его как последнего паладина степной культуры, а можно считать его жалким эпигоном, ничтожным потомком великих предков. Обе оценки представляются несостоятельными. Личное мужество Тохтамыша вне всяких сомнений, но ум государственного деятеля и талант военачальника, видимо, не соответствовали той ноше, которую он на себя взвалил. Если же мы учтем, что оба вождя татар были разбиты и погибли, то очевидно, что постановка проблемы некорректна.

Попробуем вместо оценок дать описание этнических систем, во главе которых стояли Мамай и Тохтамыш, ведь окружение правителя не может не влиять на его соображения и поступки, а только последние известны и достоверны.

В царстве Мамая обитали потомки половцев, алан, ясов, касогов, крымские готы и евреи, а союзниками его были литовцы и генуэзцы; сам же он был по происхождению монгол. Вот типичная химера, богатая за счет местных ресурсов и международной торговли, многолюдная и управлявшаяся талантливым полководцем и дипломатом Мамаем. Но природный закон этногенеза был против державы Мамая, так как системные связи в его державе были искусственны.

Немногочисленные монголы находились в акматической фазе, потомки половцев - в гомеостазе, аланы и крымские готы - в глубокой обскурации, а ясы, касоги, как и итальянцы из Генуи, греки из Константинополя и евреи из Хазарии, были связаны с державой Мамая не органично, а административно. Итак, держава Мамая была не продолжением улуса Чингисова, а его антиподом - организованным государством, опиравшимся на аборигенов.

Победа Тохтамыша над Урус-ханом была не случайна. Так же как Мамай опирался на западный мир, получая от генуэзских негоциантов помощь деньгами и воинами, Тохтамыш нашел поддержку у Тимура - защитника купцов Самарканда и Бухары. Оба союза были неискренни. Экономические и культурные контакты разъедали степное натуральное хозяйство, быт и политическую систему "монголосферы", как ледяную глыбу одинаково уничтожают солнечные лучи и теплые дожди. Контакты на суперэтничсском уровне действуют одинаково, как тепловые перепады в термодинамике.

Простодушные кочевники верили своим ханам, а ханы нуждались в толковых эмирах; те же были связаны с городским населением торговых городов и за 100 лет стали искренними мусульманами и, значит, врагами Чингисидов. Наиболее талантливым оказался Тимур, которому удалось победить Ак-орду (Белую орду) и Могулистан, но сибирская Синяя орда осталась вне его влияния, чему способствовали ее географическое положение и система хозяйства, консервировавшие местные традиции.

Синяя орда не имела определенных, четких границ с иными этносами и культурами. Она была самой отсталой, и, значит, ее энергетический потенциал сохранился, тогда как в Золотой и Белой ордах он был к концу XIV в. в значительной мере растрачен. До тех пор пока этого не произошло, Золотая, да и Белая, орда имела преимущество над жителями Сибири и Мангышлака. Поэтому последние вели себя тихо, но когда на Волге и на Иртыше пассионарное напряжение спало, то мощь Синей орды оказалась значительно выше, что выразилось в том, что Тохтамыш смог овладеть левобережьем Волги. Это сделало конфликт с Мамаем неизбежным.

195. ЛИТВА И МОСКВА

Ольгерд всю жизнь руководствовался одной целью: объединением Руси под властью Литвы. Противником его был митрополит Алексей, защищавший православие от язычников. От мусульман защищаться было не надо: близкие Руси татары, принявшие ислам, были неагрессивны. "Первая литовщина" произошла в 1368 г. Ольгерд и Михайл Тверской так разорили Московскую землю, что "такого зла и от татар не бывало".

Отношения накалились. В 1370 г. митрополит отлучил от церкви Святослава Смоленского; черниговский князь Роман Михайлович, а с ним многие другие южные князья перешли на сторону Москвы.

Следующим актом войны было литовское вторжение в апреле 1372 г., что повело только к разорению сел. Даже удивительно, что до сих пор никто не сравнил число литовских и татарских набегов! В XIV в. война с Литвой начала принимать национальный характер, даже если раньше ее можно было счесть феодальной. Это показывает, что помимо личной воли и симпатии правителей Литва стала втягиваться в западноевропейский суперэтнос.

Этим воспользовался Мамай, вернувший под свою власть в 1375 г. Подолию и Северскую землю, но уже в 1379 г. Дмитрий Московский одним походом восстановил власть Москвы над Киевом и Черниговом, поставив "в ряд" местных Ольгердовичей. Мамай ему за это не был благодарен. Впрочем, это было уже неважно: "розмирье" с Мамаем произошло в 1374 г.

Безусловно, на Москве не было единого мнения по поводу ордынских дел. Защита самостоятельности - государственной, идеологической, бытовой и даже творческой - означала войну с агрессивным Западом и союзной с ним этнической химерой Мамая. Именно наличие этого союза придало остроту ситуации. Многие считали, что куда проще было подчиниться Мамаю и платить дань ему, а не ханам в Сарае, пустить на Русь генуэзцев, предоставив им концессии, и в конце концов договориться с папой о восстановлении церковного единства. Тогда был бы установлен долгий и надежный мир. Любопытно, что эту платформу разделяли не только некоторые бояре, но и церковники, например духовник князя Дмитрия Митяй, претендовавший на престол митрополита. Мамай пропустил Митяя через свои владения в Константинополь, чтобы тот получил посвящение от патриарха. Но Митяй в дороге внезапно умер.

Сторонники этой платформы были по складу характера людьми спокойными - разумными обывателями. Им противостояла группа пассионарных патриотов, которых благословил на войну Сергий Радонежский.

Москва занимала географическое положение куда менее выгодное, чем Тверь, Углич или Нижний Новгород, мимо которых шел самый легкий и безопасный путь по Волге. И не накопила Москва таких боевых навыков, как Смоленск или Рязань. И не было в ней столько богатства, как в Новгороде, и таких традиций культуры, как в Ростове и Суздале. Но Москва перехватила инициативу "объединения", потому что именно там скопились страстные, энергичные, неукротимые люди. От них пошли дети и внуки, которые не знали иного отечества, кроме Москвы, потому что их матери и бабушки были русскими. И они стремились не к защите своих прав, которых у них не было, а к получению обязанностей, за несение которых полагалось "государево жалованье". Тем самым они, используя нужду государства в своих услугах, могли защищать свой идеал и не беспокоиться о своих правах; ведь если бы великий князь не заплатил вовремя жалованья, то служилые люди ушли бы добывать кормы, а государь остался бы без помощников и сам бы пострадал.

Эта оригинальная, непривычная для Запада система отношений власти и подчиненных была столь привлекательна, что на Русь стекались и татары, не желавшие принимать ислам под угрозой казни, и литовцы, не симпатизировавшие католицизму, и крещеные половцы, и меряне, и мурома, и даже мордва. Девиц на Москве было много, службу получить было легко, пища стоила дешево, воров и грабителей вывел Иван Калита... Но для того чтобы это скопище людей, живущих в мире и согласии, стало единым этносом, не хватало одной детали - общей исторической судьбы, которая воплощается в коллективном подвиге, в свершении, требующем сверхнапряжения. Именно эти деяния знаменуют собой окончание инкубационного периода и начало этапа исторического развития этноса - фазы подъема.

Когда же народу стала ясна цель защиты не просто территории, а принципа, на котором надо было строить быт и этику, мировоззрение и эстетику - короче, все, что ныне называется оригинальным культурным типом, то все, кому это было доступно, взяли оружие и пошли биться с иноверцами: половцами, литовцами, касогами, генуэзцами (чья вера считалась неправославной) - и с отступниками - западными русскими, служившими литвину Ягайло. Только новгородцы уклонились от участия в общерусском деле. Они больше ценили выгодные сделки, контакты с Ганзой, несмотря на то, что немцы не признали новгородцев равноправными членами этой корпорации. Этим поступком Новгород выделил себя из Русской земли и через 100 лет подвергся завоеванию, как враждебное государство. Но будем последовательны: Новгород сохранил черты культуры, присущие древнерусским городам, и, подобно им, пал жертвой отработанного близорукого эгоизма. А вокруг Москвы собралась Русь преображенная, способная к подвигам. Благодаря этим качествам Москва устояла против разноплеменных скопищ Мамая и Ягайло.

Отметим принципиальное различие этнической пестроты на Москве и мозаичности державы Мамая. На Москву приходили не этносы, а отдельные люди, "свободные атомы", оторвавшиеся от своих прежних этносов, где хан Узбек покусился на их совесть (веру отцов). Это были мужественные воины, умевшие натягивать длинный лук до уха и рубить саблей от плеча до пояса. Включение их в московское войско сразу выдвинуло его на уровень мировых стандартов, и внуки этих степных удальцов, ставшие благодаря бабушкам и матерям русскими, не забыли боевой выучки отцов и дедов, как показала атака засадного полка. А у Мамая был конгломерат разнообразных этносов, чуждых друг другу, не спаянных ничем, кроме приказов темника. Поэтому одна проигранная битва могла опрокинуть державу Мамая, как карточный домик.

196. ДИПЛОМАТИЯ И ЕЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Суперэтнические конфликты сами по себе видны только издалека. Наблюдатель XIV в. видел даже не княжества и орды, а царей и ханов, да и то не непосредственно, а через поступки их бояр, алпаутов, графов и послов. Тем не менее он умел делать первичные обобщения, объясняя поступки правителей советами их приближенных. Так на научном уровне XIV в. объяснялись мотивы катастрофы, постигшей и татар, и русских в 1380 г. Ситуация в это время была действительно острой.

Литва овладела почти всей территорией Древней Руси, а Москва старалась вернуть России захваченные земли. В 1378- 1379 гг. московские воеводы завоевали города Трубчевск и Стародуб, а князь Дмитрий Ольгердович Трубчевский не стал оборонять свои города, "но с великим смирением" перешел на сторону Москвы, где был принят "с честью великой и любовью". Перед этим двоюродный брат Ягайло, Витовт, убежал из тюрьмы к немцам. Трон Ягайло зашатался.

"Нечестивый и гордый князь Волжской орды Мамай владел всей Ордой. Он уничтожил многих царей и князей и по своей воле оставил себе царя. Но и при этом он не чувствовал уверенности, а ему не доверял никто. И снова многих князей и алпаутов уничтожил он в своей Орде. Наконец и самого царя своего убил, который только именем у него в Орде был царь, а всем владел и все вершил Мамай сам. Ведь он понял, что татары любят своего царя, и побоялся, чтобы тот не отнял у него власть и волю, и потому убил царя и всех верных ему и любящих его".

Не проще было на Руси. Олег Иванович, князь Рязанский, предложил Мамаю покорность (войско Мамая только что ограбило Рязанское княжество) и отправил посла к Ягайло с такими словами: "Радостную весть сообщаю тебе, великий князь Ягайло Литовский! Знаю, что ты давно задумал изгнать московского князя Дмитрия и завладеть Москвой. Пришло теперь наше время: ведь великий царь Мамай идет на него с огромным войском. Присоединимся же к нему". Ягайло согласился.

Союзники предполагали, что одной военной демонстрации будет достаточно, чтобы Дмитрий сбежал в Новгород или на Двину, а они разделят Русскую землю, захватив без боя Москву и Владимир. Они рассчитали, что ни тверской, ни суздальский князья не пойдут на выручку Дмитрию. Но, не зная теории этногенеза, они забыли про народ.

Западные области Киевской Руси, впавшие в глубокую старость, пусть нехотя, но подчинялись литовским завоевателям, а вот обитатели былой "Залесской Украины", превратившейся в Великороссию, игнорировали взаимные антипатии своих князей. С берегов Верхней Волги пришли рати для защиты православной веры, ибо сознание единства уже вошло в души и сердца благодаря деятельности митрополитов Петра, Феогноста, Алексея и игумена Радонежского - Сергия. Монолитная этническая целостность выступила против химерных образований, подобно тому как за Уралом периферийная Синяя орда перехватила инициативу у своих поволжских и прииртышских соплеменников. Столкновение произошло не из-за происков дипломатов, а как электрический разряд, которого нельзя ни предотвратить, ни приостановить.

197. СТОЛКНОВЕНИЕ

И вот эти две силы двинулись навстречу друг другу. На помощь Мамаю спешили литовско-русские войска Ягайло, на выручку Дмитрию законный хан Синей орды Тохтамыш вел предков будущих узбеков и казахов. И все знали, за что они идут в бой.

Силы противников были равны. Союз Тохтамыша с Тимуром был столь же ненадежен, как и союз Мамая с Ягайло: ведь незадолго перед этим Ольгерд завоевал низовья Днестра и Буга, а Тимур нанес удар по кочевникам Могулистана. Воцарение Тохтамыша, как союзника Тимура, было принято в Белой орде без восторга. Более того, царевич Араб-шах в 1376 г. увел большой отряд за Волгу и подчинился Мамаю. Обоим претендентам на престол нужны были союзники. Но поиски их - дело сложное.

В 1371 г. Мамай встретился с юным московским князем Дмитрием и вручил ему ярлык на великое княжение. Затем, в 1372-1373 гг. москвичи и татары комбинированным ударом опустошили Рязанскую землю. Но уже в 1374 г. союз был разрушен ловким архиепископом Дионисием Суздальским.

Трудно сказать, что толкнуло владыку Дионисия на гостеубийство. Был ли здесь политический или просто личный расчет или какая-нибудь внутрицерковная интрига? Но так или иначе война была спровоцирована, и события покатились как лавина.

Мамай ответил ударом на удар. В 1377 г. Араб-шах напал на Русь, разбил на р. Пьяне не готовый к битве русский отряд, взял Нижний Новгород и сжег его. Но другое войско Мамая, под командой мурзы Бегича, в 1378 г. было наголову разбито Дмитрием Московским на р. Воже. Тем самым определилась позиция Москвы: она стала союзником хана Тохтамыша, вероятно, не из-за его достоинств, а вследствие "силы вещей", или логики событий.

Судьбу войны в 1380 г., более чем когда-либо, определяла согласованность маневров. В мае 1380 г. Ягайло заключил мирный договор с орденом, чтобы освободить все свои войска для похода на Дон. Этим договором он предавал Кейстута, героически оборонявшего Жмудь. Но идти ему пришлось через Киев, Чернигов и Северскую землю, за год до этого освобожденные московским князем Дмитрием и от татар, и от литовцев. Сопротивление населения этих земель задержало продвижение литовского войска. Оно опоздало на один переход... и это спасло Русь.

Дальнейшее известно. На Куликовом поле российская доблесть сокрушила разноплеменное войско Мамая. Спаслись только те, у кого были быстроногие и неуставшие кони (однако их, видимо, было немало, потому что в начале 1381 г. Мамай опять стоял во главе сильного войска и пытался остановить наступление Тохтамыша, перешедшего Волгу скорее всего по льду).

Русское войско понесло огромные потери, особенно ранеными. Их везли домой на телегах, а свежие литовские ратники (киевляне и белорусы) и рязанцы преследовали отставшие обозы, грабили их и добивали беззащитных раненых. Ожесточение росло, что указывает на невозможность русско-литовской унии, о которой мечтали Ольгерд и Кейстут. Этногенез - стихия, бороться с которой люди не научились.

В Литве отнюдь не все одобрили расправы, допущенные Ягайло. Кейстут, последовательный противник немцев, опираясь на русских, в 1381 г. отстранил от власти своего племянника и заключил союз с Москвой. Однако Ягайло, вернувший Литве Северскую землю, посадил в Новгород-Северском своего сторонника Дмитрия Корибута. Кейстут двинул на него войско, но оно не достигло цели. Вскоре Ягайло убил своего дядю и посадил в тюрьму своею двоюродного брата Витовта.

Витовта спасла храбрая литвинка, носившая ему пищу. Она позволила принцу переодеться в ее платье и бежать, за что заплатила жизнью.

Эта романтическая новелла говорит о многом. Известно, что в Литве имелась сильная русофильская партия, стремившаяся к объединению Литвы и Руси на почве православия. Московское правительство готово было пойти на сближение, но ставило условием подчинение государю московскому, что казалось для литовцев обидным. Поэтому одолела полонофильская партия, оформившая брак польской королевы Ядвиги с Ягайло в 1336 г.

То, что королем Польши стал малограмотный литвин, польских магнатов не смущало. Они великолепно понимали, что в их стране король должен подчиняться шляхте, а не наоборот. Зато католическая церковь приобрела большую и важную епархию, а граница романо-германского суперэтноса сдвинулась с Вислы на Днепр. Католическая Европа продвинулась на восток, а Россия отступила. Восстание князя Андрея Полоцкого в 1386-1387 гг. было разгромлено.

Скорее всего Мамай, ускакавший с Куликова поля, был расстроен не больше, чем Наполеон, переправившийся через Березину. Потери были большие, но погибли наемники, навербованные на генуэзские, т.е. чужие, деньги. Своя орда была цела. Надо было только дождаться, чтобы литовцы скинули Кейстута и вернули Ягайло, чтобы начать войну сначала. Надежда на успех была: ведь Москва потеряла много лучших бойцов, значит - ослабела.

Но тут началось непредвиденное. Когда Мамай встретил Тохтамыша на берегу Калки (близ совр. Мариуполя), его воины сошли с коней и принесли присягу законному хану Чингисиду. Они не схватили и не выдали своего вождя, что, по их воззрениям, было бы предательством. Они позволили ему уехать в Крым, где Мамая прикончили его союзники - генуэзцы, просвещенные итальянцы, полагавшие, что с диким татарином можно не считаться.

Сын Мамая, Мансур, избрал другой путь спасения. Он убежал в Литву, был там принят и жил на южной окраине, не теряя связи со Степью и своими родственниками. Его потомков ждала роскошная судьба: мало того, что они стали князьями, одному из них, по имени Иван, была суждена не только царская корона, но и долгая, хотя и недобрая, память.

А для Тохтамыша эта бескровная победа оказалась его звездным часом. Он объединил улус Джучиев, правда, всего на 18 лет; в дальнейшем он не проявлял особых талантов, но сохранил популярность в своем народе до конца жизни, как Людовик XIV или королева Виктория. И не будь особых обстоятельств, может быть, он кончил бы жизнь на престоле, ибо посредственный хан любезен большинству подданных; но когда наплывает беда, посредственность порождает катастрофу.

198. МЕРЗАВЦЫ

"Великая замятня" 1359-1381 гг. показала, что наиболее лояльным к Золотой орде и династии был Русский улус. Это неожиданно, но объяснимо. Камские болгары, мордва, хазары Волжской дельты, заволжские ногайцы и куманы степного Крыма, обретая свободу, не теряли ничего, так как никто из соседей им не угрожал. А великое княжество Владимирское, со столицей в Москве, граничило с воинственной Литвой, держалось за союз с Ордой, которая была противовесом Литве. Стоило любому русскому княжеству отказаться от союза с татарами - оно немедленно становилось добычей литовцев или поляков, как, например, Галиция в 1339 г. Поэтому 20 лет " замятни" воспринимались в Москве весьма болезненно.

Терять союзника всегда неприятно, но случилось еще более страшное...

Военно-монашеский облик, приобретенный Москвой за время правления митрополита Алексея, нравился не всем. Богатые купеческие города на Волге - Тверь, Ярославль, Углич, Городец и особенно Нижний Новгород - предпочитали другую модель социального устройства, которая более походила бы на веселую, обильную старину. Они были богаты и могли позволить себе выбирать князей по своему вкусу. Их симпатии были на стороне суздальских князей потому уже, что те были соперниками Москвы. Дмитрий Константинович Суздальский даже воевал с Москвой в 1364 г., но уступил великое княжение и скрепил мир браком своей дочери и юного князя московского Дмитрия. Мятежные нижегородцы были принуждены к покорности не московской ратью, а Сергием Радонежским, который в 1365 г. отлучил нижегородцев от церкви и закрыл храмы, после чего мятеж утих. Но по смерти Дмитрия Константиновича его брат Борис использовал настроение умов для того, чтобы отложиться от Москвы. Разумеется, он был свергнут своими племянниками, Василием и Семеном, получившими поддержку Москвы, но оба брата вынуждены были считаться с симпатиями своих подданных, а те требовали разрыва с Москвой. Князья, превратившиеся в кондотьеров, были вынуждены искать способа угодить гражданам и не потерять голову. И они этот способ нашли, ибо им улыбнулась историческая судьба.

После Куликовской битвы, в которой участвовали тверские и суздальские ратники, но не князья, московское правительство, не теряя времени, пригласило в Москву митрополита киевского Киприана, тем самым ограничив влияние языческого князя Ягайло, потому что его православные подданные в делах веры стали подчиняться Москве. Это тонкое и умное деяние суздальские князья представили хану Тохтамышу как сговор Москвы с Литвой, союзницей его врага - Мамая.

Умный и образованный политик без труда усмотрел бы в таком примитивном доносе провокацию, но Тохтамыш был простодушный и доверчивый сибиряк, и потому навет имел успех. Впрочем, ради правдоподобия в доносе был упомянут и Олег Рязанский, который, спасая свою землю, не присоединился к противникам Мамая. Его тоже обвинили в симпатиях к Литве и тем обрекли уцелевших рязанцев на гибель, хотя они были противниками Москвы.

Тохтамыш поверил всему, несмотря на очевидную нелепость доноса. Он привык сражаться, а не размышлять, а среди его окружения уже не было опытных и разумных эмиров, погибших во время "замятни". Поэтому он поднял войско на коней, переправился через Волгу, конфисковал купеческие корабли, так как купцы могли подать весть на Русь, взял с собой суздальских князей в проводники и двинулся в набег "изгоном", т.е. на рысях и без обоза, обогнул с юга Рязанскую землю и вышел к Оке, где Олег якобы указал ему броды. 12 августа 1382 г. татарские войска подошли к ничего не подозревавшей Москве. Вот что могут сотворить сила лжи и охота к человекоубийству.

199. СЛАБОСТЬ ДУХА

Далее события пошли быстро и трагично. Великий князь уехал в Переяславль, а оттуда в Кострому "собирать войска". В Москве он оставил за себя митрополита Киприана, поручив ему город и всю свою семью. По-видимому, князь был уверен в том, что каменная крепость, снабженная всеми новинками тогдашней военной техники, неприступна для легкой конницы. В Москве уже были дальнобойные самострелы (арбалеты) и "тюфяки" - огнестрельное оружие, пригодное для отражения противника, лезущего на крепостную стену. Достаточны были и запасы пищи. Не хватало одного - силы воинского духа, потому что герои Куликова поля отдыхали в своих родных деревнях, а в столице жили немногие придворные с многочисленной дворней и ремесленники московского посада. Эта масса была отнюдь не пригодна к военным операциям и понятия не имела о воинской дисциплине. Зато склонность к грабежу и самоуправству, а равно и полная безответственность доминировали в их убогом сознании, как всегда бывает у суб-пассионариев.

Вместо того чтобы организовать оборону стен, "гражданские люди возмятошася и всколебашася, яко пьяны, и сотвориша вече, позвониша во все колоколы, и всташа вечем народы мятежники, недобрые человеки, люди крамольники: хотящих изойти из града не токмо не пущаху, но и грабляху... ставши на всех воротах городских, сверху камением шибаху, а внизу, на земле, с рогатинами и сулицами и с обнаженным оружием стояху, не пущающие вылезти вон из града". К этому надо добавить, что все эти "защитники" Москвы были пьяны, ибо разгромили боярские подвалы, где хранились бочки с медами и пивом.

Но при этом московские люди были непоследовательны. Они выпустили из города владыку Киприана и великую княгиню... после того как разграбили их багаж. Очевидно, татары не осаждали и даже не блокировали Москву, взять же столицу им было не по силам. Их разъезды кружили вокруг Москвы и грабили окрестные деревни. А тем временем бояре собирали ветеранов и готовились к отражению врага. Под копытами татарских коней стала гореть земля.

И тут снова инициативу взяли в свои руки суздальские князья. Они вступили в переговоры с москвичами, предложили им почетный мир при условии, что они впустят в крепость татарское посольство. Верить заведомым предателям было сверхглупо, но что понимает пьяная толпа?! Ворота отперли, не обеспечив их защиты; татарские послы въехали в город, а за ними ввалилось их войско, и началась резня. При последующем подсчете оказалось, что убито 24 тыс. москвичей и сгорела церковь, доверху набитая древними рукописями.

Чтобы прокормить свое войско, Тохтамыш рассеял его по всей территории княжества, запретив лишь вступать на Тверскую землю. Поэтому в Тверь устремились толпы беглецов, оборванных и голодных. Но герой Куликовской битвы Владимир Андреевич Храбрый с наскоро собранным отрядом разбил группу татарских грабителей. Этого было достаточно для того, чтобы Тохтамыш спешно покинул пределы Великороссии. Обратный путь его прошел через Рязань, которая вновь испытана ужас насилия свирепой голодной солдатни.

Теперь спросим себя: кто выиграл от этой безумной эскапады или, точнее, кому она была нужна? Это вопрос настолько существенный и для русской, и для татарской истории, что ему следует посвятить особый раздел, и отойдя от традиционного исторического повествования, изложить проблему в виде анализа соотношения суперэтнических целостностей и идеологических систем, бытовавших тогда в форме вероисповеданий.

Но и исповедание - недостаточный индикатор. В XIV в. католики - англичане и французы - резали друг друга безжалостно. Мусульмане - Тимур и Баязид - сражались друг с другом насмерть. Православные рязанцы "пограбили и поймали" отступавших московитян, а киевляне и белорусы из войска Ягайло настигали обозы с ранеными на Куликовом поле и добивали беззащитных.

Нет, надо не останавливать исследование, а искать причины этих явлений в нюансах этногенеза: сочетании фаз и этнопсихологических доминантах. А для этою необходимо спуститься еще на одну ступень - на субэтнический уровень, где особенно ярко проявляется роль отдельных личностей.

200. СОЦИУМ И ЭТНОС В 1382 г.

Издавна бытует мнение, что набег Тохтамыша был вызван стремлением Дмитрия Донского освободить Русскую землю от татарского ига, чему якобы предусмотрительный Тохтамыш воспрепятствовал. Кто был автором этой версии, теперь сказать трудно, да, пожалуй, уже и не нужно: ее столько раз повторяли, что все историки в нее поверили.

Если Дмитрий действительно хотел избавиться от татар, зачем ему было подавлять мятежника Мамая? Было бы целесообразно оставить его наедине с Тохтамышем и позволить ослабить друг друга.

Затем, готовя отложение от Орды, ему следовало держать войско наготове, а не распускать на кормление по деревням, не мешало бы снабдить столицу гарнизоном, да и разведку надо бы мобилизовать. Но ведь ничего этого сделано не было, наоборот, в Москве царило благодушие, и нападение было полной неожиданностью.

А если бы Дмитрий Донской действительно собрался изменить Тохтамышу, то действия последнего были бы морально оправданны. Заслужил ли хан Синей орды венок миротворца, предотвратившего неизбежную войну, выгодную только Литве? Еще можно допустить, что хана использовали враги Москвы, но и в этом случае ответственность с него не снимается. Надо соображать, кто друг и союзник, а кто интриган. Прежние ханы это умели, и поступки их были мотивированны.

Наконец, от кого бежали митрополит и княгиня с детьми? Оказывается, от своих сограждан, которые их перед отъездом ограбили и оскорбили. Это уже не этническая коллизия, а социальная трагедия, которую ни Дмитрий, ни Тохтамыш предусмотреть не могли.

В то время Москва была третьим (после Новгорода и Пскова) городом России. Из разросшейся княжеской усадьбы она превратилась в торгово-ремесленный центр. Но наиболее активной частью населения в ней были княжеские и боярские холопы.

В феодальном обществе холопы столь же необходимы, как и их господа. Они составляют единую систему. Не все холопы работали до изнурения и носили отрепья. Многие ездили за боярином в роскошных кафтанах, на аргамаках, с саблями и бердышами. Неволя для них была способом пропитания, и очень неплохим. Не хуже жилось и дворне - те ели ту же пищу, что и бояре, а их дочери донашивали сарафаны боярышень. Но купленные друзья всегда ненадежны, и принудительное сожительство тягостно. Обиды, неизбежные в быту, накапливались и ждали выхода, который вдруг объявился.

С приходом татар, в отсутствие бояр, социальная система упростилась. Холопы получили доступ к заветным винам и стоялым медам, соблазнились сами и поделились с мастеровыми Хамовников, Бронных, Хлебных и Скатертных переулков. Фактическая власть в городе перешла в руки пьяной толпы. Но, к сожалению, эти новые хозяева Москвы были не искушены в военном деле и в дипломатии, а ведь то и другое требует профессиональных навыков. Вот и результат: сгоревший город и 24 тыс. трупов, тогда как при наличии боевых командиров легко было отстоять Москву и отогнать татар.

Не всякое социальное движение дает положительный результат, и не всегда оно уместно. Но предусмотреть, а тем более предотвратить его бывает невозможно. Так возникают зигзаги истории, погашаемые статистической закономерностью этногенеза.

201. СИЛА И СЛАБОСТЬ ТАТАРСКОГО ХАНА

В отличие от аристократических королевств Западной Европы и бюрократических империй Китая степные улусы существовали как военные демократии. Хан избирался на курултае, и власть его была пропорциональна его популярности. По сути дела хан был не царем, а пожизненным президентом, с той лишь разницей, что он не переизбирался, ибо уступить престол мог только вместе с жизнью. Так осуществлялась ответственность власти перед обществом.

Окружавшие хана беки имели более надежную опору в своих дружинах. Нукеры, буквально "товарищи" (ср. с французским les comptes), верно служили уважаемому ими начальнику. По сути дела каждая дружина была маленькой консорцией. Хан пользовался тем, что беки, которых в Средней Азии называли эмирами, постоянно соперничали друг с другом и предпочитали иметь малосильного правителя, иногда даже фиктивного. Так, Тимур, уже сосредоточив в своих руках фактическую власть, держал при себе хана из потомков Джагатая, хранителя Ясы.

В этом-то и крылось принципиальное различие между древним и новым порядком. Чингис сумел использовать пассионарную элиту для объединения всего монгольского народа в единую сложную систему: ведь "люди длинной воли" были родственниками аратов, служивших под их знаменами. Это было возможно при высоком пассионарном напряжении, в фазе подъема, когда каждый член системы исполнял свою функцию и рисковал жизнью за общее дело. Но за 200 лет количество пассионариев в улусе Джучиевом сократилось, а субпассионарии в мирных условиях размножались; они стали диктовать свой стиль поведения и бекам, и самому хану, а противопоставить им было нечего.

Бедный Тохтамыш! Сев на престол Золотой Орды, он оказался на должности выше уровня его компетентности. При этом он не представлял себе всех трудностей, с которыми было связано управление полиэтничной страной, и не отдавал себе отчета в том, что ему грозит и что ему необходимо для спасения. Тохтамыш полагал, что, став во главе огромного улуса, он уже проявил талант правителя, хотя на престол его привело стечение обстоятельств и поддержка Тимура, врага его соплеменников. Победа над Мамаем им не была одержана потому, что битвы не было, да она и не нужна была, так как Мамай лишился войска, покинувшего мятежника ради законного хана, традиции Чингиса и Чингисидов. Свою личную отвагу и стойкость Тохтамыш счел достаточным для того, чтобы царствовать в чужих странах, в Поволжье и на Иртыше, и принимать решения, не обдумывая их. Вследствие этого он стал игрушкой в руках своих беков, которые были не умнее его и столь же необразованны. Большая часть их были не мусульмане, а язычники, и трудно сказать, был ли мусульманином сам Тохтамыш. Это важно не потому, что вера меняет характер человека, чего иногда и не случается, а потому, что приобщение к той или иной культуре расширяет кругозор правителя и помогает ему в решении политических задач, особенно тех, о существовании коих он ранее даже не подозревал. Короче говоря, Тохтамышу крайне навредил его воинствующий провинциализм, вследствие которого он, выйдя за пределы Западной Сибири, наделал столько глупостей, что в конце концов потерял и власть, и жизнь.

Вспомним, как осторожно вели себя по отношению к Руси ханы Золотой Орды. Сын Батыя Сартак побратался с Александром Невским и в 1252 г. обеспечил ему великое княжение Владимирское; в 1269 г. внук Батыя Менгу-Тимур прислал в Новгород войско для отражения ливонских рыцарей, причем одной военной демонстрации было достаточно для заключения мира "по всей воле новгородской". Тохта дружил с Михаилом Ярославичем Тверским, Узбек - с Иваном Даниловичем Московским, а Джанибек и его мать Тайдула покровительствовали митрополиту Алексею.

Во время "великой замятни" Русь легко могла оторваться от Золотой Орды, но даже попытки к тому не сделала. В 1371 г. Мамай при личном свидании выдал Дмитрию Московскому ярлык на великое княжение, а через два года опустошил владения Олега Рязанского, противника Москвы. Казалось, что союз крепок, так как он был основан на взаимовыгодной обороне от набирающей силу агрессивной Литвы. Ни Тверь, ни Рязань не имели сил для того, чтобы нарушить русскую системную целостность, но Суздальско-Нижегородское княжество, опиравшееся на купеческие города на Волге, сопротивлялось политической линии Москвы. Именно архиепископ суздальский Дионисий спровоцировал русско-татарский конфликт в 1374 г. Он не пожалел даже нижегородцев, ибо не мог рассчитывать на то, что за предательство не последует карательный поход татар, а тогда жертвами станут его прихожане. Это в 1377 г. и толкнуло русских на союз с Тохтамышем и на страшное побоище на Куликовом поле, очистившее хану Синей орды дорогу на престол Сарая.

Социальное развитие в азиатской части улуса Джучиева шло особым путем. Впрочем, назвать жизнь в Белой и Синей орде "развитием" можно только условно. Монгольская "капля" в кыпчакском "море" растворилась почти без следа. Осталась только династия, которая была принята населением без сопротивления, так как забайкальские и сибирские кочевники не видели друг в друге чужаков. Быт, одежда, нравы и демонология, игравшая роль религии, у тех и других были сходны, пассионарность этой смеси была невысока, но уровни напряжения, близкие к гомеостазу, наиболее устойчивы.

Традиция подсказывала сибирским кочевникам задачу сохранения границ своего улуса и неприятие чуждых культур, в том числе мусульманской, которую ввел хан Узбек в 1312 г. в угоду горожанам купеческого Поволжья, но мусульманские обычаи в Степи соблюдались крайне вяло.

202. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ СИНЕЙ ОРДЫ

Существует, и весьма распространено, мнение, что расширение какого-либо государства связано с его экономическим или социальным подъемом. Однако часто бывает, что причина расширения - в ослаблении соседей этого государства, тогда как само оно находится в состоянии этнического гомеостаза и социальной стабильности. В обоих случаях соотношение сил меняется одинаково, и не абсолютные величины, а именно их соотношение определяет успехи или неудачи в длительных войнах как характерных проявлениях этнических и особенно суперэтнических контактов.

Синяя орда была слабой державой с редким населением и экстенсивным хозяйством. Сто лет она существовала благополучно, будучи прикрыта с запада Золотой Ордой, а с востока - Белой. Когда же обе эти державы истратили запас пассионарности, переданный им монгольскими каанами, то Синяя орда оказалась наименее слабой и овладела Поволжьем и берегами Иртыша. Но даже при этом Тохтамыш был вынужден прибегнуть к помощи Тимура и князя Дмитрия, которым он должен бы быть благодарен. Но обстоятельства вынудили его к другому: ради союза с суздальско-нижегородскими князьями он совершил легкомысленный набег на Москву в 1382 г., а затем в 1383 г. овладел Хорезмом только для того, чтобы тут же его потерять. Зато он приобрел разочарованного вассала в Москве и неумолимого врага в Кеше (Шахрисябзе) - эмира Тимура, уже ставшего правителем Джагатайского улуса.

Как ни странно, в 80-х годах XIV в. в Азии воскресла noлитическая коллизия XIII в. Против Монгольского улуса почти одновременно выступили Китай, обновленный династией Мин, и идейный наследник Хорезмийского султаната - Тимур. Но противники их, Тоглук-Тэмур в Монголии и Тохтамыш в Сибири, были эпигонами Чингисхана и его соратников. Несмотря на личную храбрость обоих ханов, беков и нухуров, их этносы не обладали тем высоким пассионарным напряжением, которое позволило монголам XIII в. не только отстоять свою жизнь и свободу, но и одержать победы, удивившие мир. Лучшие потомки "людей длинной воли" погибли в междоусобной войне 1259- 1304 гг., а уцелевшие перестали быть степняками. Они предпочли древней традиции обаяние высокой мусульманской культуры и оплодотворили ее, пожертвовав собой в борьбе со своими собратьями, которые уже казались им "отсталыми" и "дикими". Именно это отчуждение позволило потомкам монголов объединиться с тюрками и таджиками, хотя создание такой химеры стоило всему Ближнему Востоку много крови. Тем не менее регенерация суперэтноса была осуществлена, и роскошная культура Тимуридов просуществовала в Средней Азии до XVI в., а в Индии - до XVIII в.

Неотвращенная, да и неотвратимая, война, начавшись в 1383 г., тянулась 15 лет. Тохтамыш после поражения пропал без вести. Тимур надорвался и вскоре умер. Воины обеих сторон проявили подлинный героизм, превзойдя мужеством литовских, польских и немецких рыцарей, с коими столкнулись в 1399 г. А выиграла в этой резне... Русь, получившая возможность превратиться в Россию.

А могли ли события пойти по-иному? Могла ли Синяя орда устоять против ветеранов Тимура и уберечь своих жен и детей от горькой неволи на чужбине? Такие вопросы ставить не принято, ну а все-таки: что было бы?

Надо полагать, что исход войны не был предрешен. Тохтамышу не хватило верных союзников, которые были, но которых он оттолкнул от себя. Ну зачем ему было требовать наследника московского престола Василия Дмитриевича в заложники в 1383 г., сразу после разгрома Москвы?

По крупному счету Литва была естественным противником и Руси, и Орды. Ягайло в 1380 г. шел на поддержку Мамая, а в 1381 г. предательски убил своего дядю Кейстута и бросил в тюрьму своего двоюродного брата Витовта. Витовт сумел убежать, переодевшись в женское платье, чем обрек на мучительную смерть спасшую его девушку. Достойны ли доверия такие люди? А в 1391 г. Тохтамыш искал в Литве укрытия и помощи. И то же он повторил в 1399 г. Ну разве могли православные русичи ему доверять?

Впрочем, у Тохтамыша была своя партия на Руси. Это были суздальские князья, набиравшие дружины на деньги нижегородских купцов, которым был дорог торговый путь по Волге, а не Русская земля. Эти не успели предать хана, так как раньше были преданы своими боярами. Нет, если общий ход этногенеза запрограммирован, то это не значит, что правитель может быть глупым и безответственным. Пусть из-за ошибок возникают только зигзаги, современникам событий от этого не легче.

203. ПАССИОНАРНЫЙ ПЕРЕГРЕВ И СОВЕСТЬ

Победа над Мамаем одинаково возвысила Дмитрия и Тохтамыша, но не суздальских князей Василия, Семена и их дядю Бориса Константиновича, а следовательно, и не их окружение - богатых поволжских купцов, весьма умных и энергичных. Недаром такой тонкий исследователь, как В.Л.Комарович, называл суздальско-нижегородских князей "русские Медичи" и "кондотьеры". Военно-монашеская Москва была им ненавистна, и социальные противоречия сплелись с субэтническими, что немедленно повлекло за собой политические акции.

Подробности политической интриги не попали, да и не могли попасть, в летописи, иначе интрига не была бы тайной, а следовательно, не достигла бы успеха. Но логика событий говорит сама за себя. Татаро-московский конфликт был снова спровоцирован, причем хитрые нижегородцы использовали доверчивость Тохтамыша. Набег на Москву удался исключительно благодаря фактору внезапности и неподготовленности Дмитрия Донского к удару со стороны естественного союзника, которому самому война была невыгодна. Известно лишь, что суздальцы обвинили Дмитрия и Олега в тайных сношениях с Литвой, но что это была ложь, Тохтамыш не понял. Кто виновник провокации? Архиепископ или князья - неясно; возможно, они все. Повторение трагедии 1374 г. (убийство послов по наущению Дионисия) в 1382 г. (обман москвичей суздальцами) настолько разительно, что здесь, несомненно, один "почерк".

Да и цель преступления (ибо провокация с кровавыми жервами - преступление) очевидна. Борис Константинович вокняжился в Нижнем Новгороде, стал приближенным хана Тохтамыша и даже получил от него ярлык на великое княжение, а Дионисий Суздальский в 1383 г., использовав опалу митрополита Киприана, отправился в Константинополь и был посвящен в митрополиты. Слишком удачная поездка его погубила, ибо это было искушение властью.

Дионисий поехал домой не обычным путем - через Азовское море и Дон, а через Днепр и соответственно остановился в Киеве. Там он был арестован литовским князем, наместником Витовта, посажен в тюрьму... откуда не вышел. Что его заставило изменить маршрут? Очевидно, на Дону его подстерегала большая опасность, о которой он знал. Это могли быть родственники Сарайки, посла, погубленного Дионисием в Нижнем Новгороде. За девять лет память об этом событии не умерла, а Дионисий знал, что татары предательства не прощают. Поэтому он рискнул... и проиграл, ибо литовцы руководились не эмоциями, а государственной необходимостью. Так все вернулось к исходному положению. В Литве правил церковью выгнанный из Москвы Киприан, в Москву вернулся на Чухломы Пимен, а фактическим церковным авторитетом был скромный монах Сергий Радонежский. И события потекли по своему руслу, смывая кровавый зигзаг истории.

Но если перейти с персонального уровня на популяционный, то напрашивается очень любопытный вывод. Население Русской земли в последние годы жизни Дмитрия Донского еще не представляло собой этнической целостности. А ведь Куликовская битва уже была в прошлом. Наоборот, русские люди, от князей до холопов, искали себе друзей и помощников на стороне, норовя заключить союз то с татарами, то с литовцами, то с поляками, то с немцами и шведами. Да и внутренние войны носили характер безжалостных расправ. Московские войска не раз "положили Рязанскую землю пусту", а каково ее было потом восстанавливать?! В Смоленске шла борьба партий: одну поддерживал Витовт, а другую - Олег Рязанский; побежденным пощады не давали. Тверь была зажата в тиски и уже не претендовала на самостоятельность, зато Новгородская республика выделилась в независимое государство.

Вся древняя Русская земля стала литовской, но наибольшая опасность для Москвы была в маленьком Суздале и его богатом "пригороде" - Нижнем Новгороде. Распад Золотой Орды, отношения с которой были налажены благодаря митрополиту Алексею и ханше Тайдуле, дал победу Синей орде, а хан Тохтамыш благоволил к суздальскому князю, хотя не порывал отношений с Москвой. Положение было сверхострым, но судьбы мира сего быстротечны.

Жребий был брошен в 1383 г., когда свое слово сказал "железный хромец" - Тимур.

204. ПРОБА СИЛ. СТОЛКНОВЕНИЕ СУПЕРЭТНОСОВ

Тохтамыш хотел восстановить улус Джучиев в его законных границах. За время "великой замятни" Джучиды утратили в 1357 г. Азербайджан, покинутый Бердибеком, предпочтившим отцеубийство охране границ, и Хорезм, присоединенный в 1371 г. к империи Тимура. Синяя орда взялась за исправление промахов Золотой орды.

Вряд ли можно приписывать развязанную войну честолюбию Тохтамыша или его каким-либо несостоятельным расчетам. Как уже говорилось выше, хан должен был считаться с волей своих беков и нухуров, а те хотели, чтобы ими управлял не ставленник Тимур-бека, а независимый хан Чингисид, который бы не принуждал их менять древнюю веру и обычаи, которые были попраны еще в 1312 г. Узбеком. Иными словами, против внедрения мусульманской культуры выступила Сибирь, представленная группой мангутских "талба", опиравшихся на "9 туманов, большей частью неверных", "...язычников, безжалостных и злобных, с 12 огланами Джучиева рода, во главе с Бек-Пуладом, с эмирами Иса-беком, Яглы-бием, Казанчи и другими нойонами".

Поскольку эмоциональность характеристик и оценок принадлежит мусульманским авторам, то нет сомнения, что победа Синей орды означала отход от политики Узбека и Джанибека, опиравшихся на городское население Поволжья, в основном мусульманское. Этот отход означал войну с Тимуром, паладином ислама.

В 1383 г. в Хорезме восстановилась власть Тохтамыша, судя по тому, что стали выпускаться монеты с его именем. Подробности этого важного события, к сожалению, неизвестны, равно как и то, почему Тимур не реагировал на покушение на свою территорию. Это, видимо, вдохновило Тохтамыша на продолжение войны, на этот раз на Кавказе. Зимой 1385 г. татары прошли через Дербент к Тавризу, взяли его и безжалостно разграбили, причем уничтожили мечети и медресе, что уже говорит об их антиисламской настроенности.

Забрав добычу, войска Тохтамыша ушли назад, не пытаясь закрепиться в Закавказье. Победу им принес фактор внезапности, но, когда в 1387 г. татары попытались повторить набег, они были отражены войсками Тимура. Большая часть их успела уйти за Дербент, но многие попали в плен.

К удивлению своих эмиров и позднейших историографов, Тимур оказал пленникам милость (суюргаль). Он "спросил их о здоровье Тохтамыша и, проявив ласку и расположение, сказал: "Между нами права отца и сына. Из-за нескольких дураков почему погибнет столько людей? Следует, чтобы мы соблюдали договор и не будили заснувшую смуту". Затем он дал тем пленным деньги, одежды и халаты и назначил конвой, чтобы их, отделив от войска, отправить в их государство".

Надо полагать, что Тимур опасался войны на два фронта. С 1381 по 1387 г. ему приходилось подавлять восстание сарбадаров в Хорасане, Рее, Кухистане и горцев Луристана. Там пленных заживо замуровывали в стены крепостей и складывали минареты из черепов. Оттягивать войска на северную границу было бы несвоевременно. Но логика событий сильнее политики царей.

Великодушие Тимура возымело совсем не то действие, на которое он рассчитывал. Тохтамыш не мог забыть, что только благодаря Тимуру он спасся и получил престол. Поэтому его агрессивность вроде бы должна быть расценена как черная неблагодарность. Однако вспомним, кто его окружал. За 200 лет потомки "людей длинной воли", богатырей, верных хану нойонов, превратились в беков и огланов, своевольных провинциалов с крайне узким политическим кругозором и безудержными эмоциями. Унаследованные ими традиции постепенно деформировались, уровень пассионарности снизился, и осталась лишь память об обидах, которые мусульмане нанесли их предкам в начале XIV в.

Насколько разделял эти настроения хан Тохтамыш - неясно, но даже если у него было собственное мнение, то оно не имело никакого значения в условиях лавинообразного спада пассионарности, достигшей равновесия с инстинктивными импульсами, формируемыми традиционной культурой Великой степи. Сподвижники хана были храбрыми, сильными, выносливыми, даже верными, но способность предвидения они утратили, как и их соседи ойраты - западные монголы, покоренные еще Чингисом, и семиреченские моголы - тюрки, отколовшиеся от Джагатайского улуса вследствие происходивших там беспорядков. Короче, степняки конца XIV в. достигли гармоничности этнопсихологической структуры и были убеждены, что ореол победы всегда будет окружать их бунчуки, каких бы гулямов ни набрал себе Аксак Тимур. Такая наивная самонадеянность характерна для обывательского уровня любой культуры. В данном случае она повела к трагичным последствиям.

205. ПОИСКИ ДРУЗЕЙ

Тохтамыш был отнюдь не глуп. Он правильно расценил характер своего бывшего благодетеля, Тимура, которого историческая закономерность превратила в злейшего врага его улуса. По существу в 1388 г. повторились события 1225 г., причем Тимур был почти копией Джеляль-ад-Дина, но Тохтамыш отнюдь не походил на Чингиса, равно как и его сподвижники не обладали талантами Джэбэ и Субутая. Но, поняв, что столкновение неизбежно, Тохтамыш постарался обзавестись союзниками.

С 1375 г. Тимур вел постоянную войну с Могулистаном и его эмиром Камар ад-Дином. Война эта заключалась в ежегодных карательных походах, проводившихся ничтожными силами, а потому и не достигавших поставленной Тимуром цели - присоединения к Джагатайскому улусу Тяньшаньского нагорья, между озером Иссык-Куль, Кучей и Кашгаром. Войска Тимура, доходили до р. Или и ее притока Чарына, но вызывали только озлобление кочевников, семьи и имущество которых становились добычей безжалостных гулямов. Поэтому Камар ад-Дин заключил военный союз с Тохтамышем, чем обеспечил его левый фланг.

На правом фланге столь же упорная война шла в Хорезмском оазисе, население которого упорно уклонялось от присоединения к культурной державе Тимура, предпочитая контакты с сибирскими кочевниками. Наконец в 1388 г. Ургенч был взят приступом и разрушен, а Хорезмский оазис превращен в провинцию Джагатайского ханства. Это было прямым нарушением воли Чингисхана, завещавшего Хорезм потомкам Джучи. Одно это могло быть достаточным поводом для войны, но Тимур был последовательным врагом кочевнических традиций, так же как Тохтамыш - их паладином. В свете описанной контроверзы личные симпатии ее участников не могли иметь большого значения.

Редкое население южносибирских степей не могло бы противостоять богатой и многолюдной Средней Азии, если бы у улуса Джучидов не было мощного тыла - Великой Руси. К несчастью для Тохтамыша, традиционный союз Руси и Орды был нарушен легкомысленным набегом на Москву в 1382 г. Поэтому с 1385 г. Тохтамыш стал оказывать милость суздальскому князю Борису Константиновичу, несмотря на то что тот был женат на дочери Ольгерда, врага татар".

Но дипломатия, не подкрепленная войском, малоэффективна. Москва была сильнее поволжских купеческих городов и быстро восстановила свое преимущественное положение. В 1386 г. Сергий Радонежский добился примирения Олега Рязанского с Дмитрием Донским, что позволило последнему оказать помощь суздальским князьям Василию и Семену Дмитриевичам, благодаря которой они в 1387 г. выгнали своего дядю - Бориса - из Нижнего Новгорода. Тому пришлось бежать к Тохтамышу и искать у него защиты.

Время для этой просьбы было крайне неудачным. Тохтамыш собирал войско "из русских, черкесов, булгар, кыпчаков, аланов, (жителей) Крыма с Кафой и м-к-с (мокша)" для похода на Тимура. В это войско был назначен Борис Константинович. А московское правительство копило силы, делая ставку на подрастающее поколение.

Положение Московского княжества при Синей орде было куда более трудным, чем во времена орды Золотой. Тогда русские великие князья - от Александра Невского до Симеона Гордого - пользовались заступничеством ханов и не боялись ни литовцев, ни нашествий с Востока. Поэтому даже во время "великой замятни" они продолжали возить "выход" ханам, надеясь, что порядок восстановится. Суздальская интрига и кровопролитие 1382 г. расшатали политические связи Москвы с Сараем. Тохтамыш знал, что в этом виноват он, и, как всегда бывает, не прощал обиженного им партнера. Вопреки вековой традиции он потребовал в заложники наследника московского престола Василия, но княжич, протомившись в Орде два года (1383-1385), сбежал и через Литву вернулся домой.

Тем временем на Западе произошло событие, изменившее соотношение сил, - уния Литвы с Польшей. Русские подданные Литвы оказались в подчинении у католиков, что повело за собой ряд правовых ограничений. Еще в 1370 г. смоленский князь Святослав подчинился Литве. Литовская угроза нависла над Москвой. Москве и русской митрополии неоткуда было ждать помощи, ибо Византия, естественный союзник Москвы, сама еле держалась против турок-османов и итальянских купцов.

Казалось, что к моменту кончины Дмитрия Донского у его государства нет никаких шансов выжить, однако Москва не только победила, но и объединила вокруг себя Великую Русь. Как это произошло? Для ответа необходима широкая историческая панорама. Поэтому вернемся на Восток.

206. ОБМЕН УДАРАМИ

На Востоке информация о событиях расходится быстро. Поэтому Тохтамыш получил сведения о жестокой войне Тимура с персидскими шахами Музаффаридами, владевшими Кирманом и Фарсом. В 1387 г. Тимур подошел к Исфагану, который сдался без кровопролития. Жителям была дана пощада за значительную контрибуцию, для обеспечения которой в городе был оставлен небольшой гарнизон - около 3 тыс. воинов. Однако победители вели себя столь безобразно, что однажды ночью вспыхнуло стихийное восстание и гарнизон был истреблен народом. Разумеется, город был взят и наказан. "По разнарядке" воины Тимура принесли 70 тыс. отрубленных голов, из коих были постросны башни в разных кварталах города.

Вслед за Исфаганом был взят Шираз, где Тимур пощадил поэта Хафиза не только за дивные стихи, но и за остроумный ответ, но до полной победы было далеко, так как правитель Хузистана Шах-Мансур сумел организовать сопротивлении захватчику. Как только сведения об этой войне дошли до Тохтамыша, он решил, что настала его пора.

Осенью 1387 г. войско Тохтамыша широким фронтом - от Хорезма до Семиречья, - "бесчисленное, как капли дождя", не встречая сопротивления, докатилось до Амударьии, достигло Термеза. Однако крепостные стены Бухары, Самарканда и Термеза спасли города от разграбления.

Тем временем весть о внезапном вторжении степного войска дошла до Тимура. Он немедленно прекратил войну с Шах-Мансуром и бросил 30 тыс. всадников к Самарканду, где доблестно оборонялся Омар-шейх, сын Тимура. Следом за авангардом в Самарканд прибыл сам Тимур во главе войск, оборонявших отдельные крепости, например Карши. Его прибытие вызвало панику среди степняков, которые рассредоточились на столь большом пространстве, что не могли быть организованы для боя. Поэтому они откатились на север.

Тохтамыш стал стягивать силы, но на пути к Ходженту Тимур настиг его, принудил принять бой и нанес ему жестокое поражение. Зима 1388 г. оказалась поворотным пунктом татарского военного счастья.

После того как Тохтамыш отступил за Яик, настала очередь Хорезма (в 1388 г.) и Могулистана (в 1389 г.). Хорезм был разрушен, жители его выведены в Самарканд, а пепелище засеяно ячменем. Только через три года Тимур разрешил восстановить этот древний город.

Столь же радикально рассчитались гулямы Тимура с семиреченскими моголами. Подробностям этой эпопеи стоит уделить внимание.

В 1389 г. Тимур сделал решительное усилие и бросил своих ветеранов на Семиречье. Эти отборные войска перешли Или и Иль-Имиль, обогнув Ала-Куль, достигли Тарбагатая, "сердца" Могулистана. Продолжая наступление, они дошли до района совр. Кульджи и Чугучака, а авангард достиг Черного Иртыша.

После этого броска тимуровские войска разделились: один отряд двинулся на восток, к озеру Баграш-Куль, и дошел до Турфанского оазиса, другой отряд перевалил отроги Тянь-Шаня и взял Карашар, чем решил не только военную, но и важную политическую проблему.

Среди царевичей Джагатайского дома был молодой Хызр-Ходжа. В момент переворота, учиненного Камар ад-Дином, ему удалось скрыться от убийц из Кашгара в горы Памира, там он пережил тяжелое время, а в 1390 г. вернулся в Восточный Туркестан, в Хотан и Лоб-Нор, где он основал самостоятельное государство, обратив местных уйгуров в ислам. Тимур, не колеблясь ни минуты, напал на этот последний оплот Чингисидов и разбил его. Бедный Хызр-Ходжа бежал в Гоби. Тимур отпраздновал победу в Карашаре и разделил добычу между своими воинами, после чего вернулся в Самарканд.

Но неутомимый Камар ад-Дин собрал верных соратников и освободил Семиречье. В 1390 г. Тимур снова послал против вождя кочевников войско, которое загнало Камар ад-Дина в Горный Алтай, "страну куниц и соболей", и с 1392 г. о Камар ад-Дине больше никто не слышал. Зато вернулся Хызр-Ходжа и при помощи монгольского племени дуклат восстановил погибавшее государство. Вместо возобновления войны Хызр-Ходжа послал свою дочь в гарем Тимура в 1397 г. и спокойно правил в Могулистане до смерти в 1399 г. Тимуру было не до него.

Единственным человеком, сумевшим извлечь пользу из этой неудачной войны, был суздальский князь Борис Константинович. Будучи мобилизован Тохтамышем в 1389 г., он сопровождал хана в походе 30 дней, "и потом царь пощаде его, отпусти его назад от места, нарицаемого Уруктана (?! - Л.Г.), и повеле ему дождать себе в Сараи, а сам шел воева..." (Воскресенская летопись).

Разбитый Тохтамыш, ожидая продолжения войны, искал союзников. Он попытался наладить союз с Египтом, что было бессмысленно из-за дальности расстояния, и с русским князем Василием Дмитриевичем. Но пока возобновление дружбы с Москвой было в перспективе, хан отдал богатый Нижний Новгород Борису, выгнавшему оттуда своих племянников. Василий Дмитриевич Кирдяпа получил крошечный Городец на берегу Волги, чуть выше Нижнего Новгорода, а Семен оказался вовсе без удела и стал служить татарскому хану ради пропитания.

Василий Дмитриевич в 1390 г. отправился в Орду и купил ярлык на княжество Нижегородское: "Умзди князей царевых, чтоб печаловались о нем царю Тохтамышу. Они же взяша много золото и серебро и великие дары, такоже и царь Тохтамыш..." (Никоновская летопись). Но думал ли Тохтамыш, что этим он подписал гибель своей державы? Видимо, нет!

19 января 1391 г. Тимур решил выступить против Тохтамыша. Тот прислал Тимуру посольство с мирными предложениями, объясняя минувшую войну "несчастной судьбой и советами злых людей". Если это была правда, что вероятно, то это только подтверждает предположение, что в улусе Джучиевом хан был марионеткой своих нойонов и беков, а эти последние унаследовали традиции отнюдь не "людей длинной воли", а завоеванных ими половцев, причем не пассионарных, а персистентных, пребывавших в гомеостазе. Как таковые, они обладали повышенной эмоциональностью и слабым воображением.

Тимур напомнил послам о благодеяниях, оказанных им Тохтамышу, и его черной неблагодарности, предательских вторжениях в Азербайджан и Среднюю Азию и закончил заявлением, что раз нельзя верить, то необходимо воевать. 21 февраля войско Тимура выступило в поход на север.

Действительно, неустойчивость Синей орды в отличие от Золотой в соблюдении договоров и обещаний вызывала в соседях ответную неискренность. Князь Борис Суздальский был обманут, ибо, получив ярлык на Нижний Новгород, он тут же был лишен поддержки хана. В Москве не могли забыть резни 1382 г., происшедшей тоже вследствие гнусного обмана. Хотя русские не восстали против Тохтамыша и продолжали оказывать ему содействие, но делали это столь вяло, что их участие на ходе событий не отразилось. Война потекла по плану Тимура, а он умел продумывать кампании.

207. ВСЛЕД ЗА ВЕСНОЙ

Главная трудность степной войны - это проблема снабжения не столько людей, сколько коней. Чтобы быть боеспособным, каждый воин наступающей армии должен был иметь трех коней - походного, вьючного и боевого, шедшего порожняком. Кроме этого был обоз с запасом стрел и осадными машинами и личные кони полководцев и их жен. Запасти фураж на всех коней и, главное, везти его с собой было очень трудно. Именно поэтому китайцы эпох Хань и Тан ограничивали свои походы Внутренней Азией, а в Согдиану вторгались, лишь обеспечив склады по маршруту следования армии.

Тимур эту трудность учел и преодолел "путем фенологическим", используя подножный корм. Войско выступило в феврале, когда южная степь уже зазеленела, и продвигалось вместе с весенним теплом на север, находя талую воду в ямах и подкармливая коней свежей травой. Так за четыре месяца войска Тимура без потерь миновали степь между Тоболом и Эмбой. Так как у воинов кончались запасы, то по пути была устроена облава на зверей: оленей, сайгаков и лосей. Мяса добыли больше, чем могли съесть.

Форсировав Яик в его верховьях без помех, войско Тимура дошло до р. Ик (приток Камы). Там Тимур узнал, что Тохтамыш долго не знал о походе и, лишь когда джагатайские войска переправились через Яик (Урал), начал срочно собирать воинов. Численность татар и джагатаев была равна, но Тохтамыш ожидал подкрепления из Руси.

Шереф ад-Дин сообщает, что из показаний пленных выяснилась полная неподготовленность Тохтамыша к вторжению Тимура. Татарский хан не мог представить себе, что войско из оседлых городских жителей может пересечь широкую степь и не погибнуть от голода. Поэтому он отступал, надеясь, что измотанные походом воины Тимура разбредутся в поисках пищи. Благодаря его ошибке Тимур имел время для того, чтобы развернуть свои силы и прижать татар к берегу Волги, форсировав р. Кондурчу (приток Волги) севернее р. Сакмары. 18 июня 1391 г. Тимур опрокинул героически сражавшуюся татарскую конницу и притиснул татар к берегу Волги, переправа через которую в это время года была неосуществима. Тохтамышу как-то удалось убежать, но войско его было разбито, а жены, дети и имущество достались победителям.

Однако вопреки трактовке события Шереф ад-Дином победа Тимуру досталась дорого. Это видно из того, что он не стал развивать успех, не переправился на правый берег Волги, а ограничился собиранием разбежавшихся татарок и скота.

Видимо, резня на Кондурче унесла в мир иной стольких победителей, что уцелевшие были рады увезти добычу на захваченных у местных жителей телегах. Теперь на войско Тимура наступала южносибирская осень, спасаясь от которой, он быстро пересек пустыню, в октябре достиг Отрара и вернулся в "райскую область Самарканда" для того, чтобы вскоре узнать, что война с Тохтамышем не кончилась.

В самом деле, все правобережье Волги не было затронуто противником. Василий Дмитриевич с московской ратью хотя и пришел, "позван царем", на помощь хану, но сумел уклониться от участия в битве на Кондурче и убежать за р. Ик и за Волгу. Оттуда он в обход Рязанской и Суздальской земель бежал степью за Дон. Проводники его заблудились, и князь Василий попал в Киев. Чтобы выбраться оттуда, он женился на дочери Витовта Софье и привез ее в Москву.

После победы на Кондурче к Тимуру обратились царевичи Белой орды, находившиеся у него на службе, с просьбой поручить им сбор людей из своих бывших улусов для приведения их к покорности завоевателю. Тимур доверился им и выдал ярлыки на выполнение поручения. Те, "веселые и довольные, отправились отыскивать свой иль" и не вернулись. Это свело на нет успех похода.

208. ИЗМЕНЫ

Победа Тимура при Кондурче больно ударила по Суздальско-Нижегородскому княжеству. Борис Константинович, лишенный татарской поддержки, вынужден был просить верности у своих бояр, а они его предали. Старший боярин, Василий Румянец, уговаривал Бориса: "Не печалься, господин князь! Все мы тебе верны и готовы головы свои сложить за тебя и кровь пролить!" Сам же Румянец пересылался с великим князем Василием.

То, что Василий Дмитриевич не порвал с разбитым ханом, было мудро. Возвращаясь из Киева с литовской женой и татарским послом в 1392 г., он отправил этого посла вместе со своими боярами в Нижний Новгород. Борис не хотел впускать их в город, но поддался на уговоры Румянца, советовавшего князю избегать конфликта. Но как только ханский посол и московские бояре вступили в город, зазвонили колокола, народу было объявлено, что Нижний Новгород принадлежит московскому князю, а князю Борису боярин Василий Румянец заявил: "Господин князь! Не надейся на нас. Мы уже не с тобою, а на тебя". И они оковали Бориса, его жену, детей и сторонников. Их развели по московским тюрьмам, где они и умерли.

После смерти Бориса Константиновича в 1394 г. сопротивление Москве возглавили его племянники Василий и Семен Дмитриевичи, но им пришлось покинуть Суздаль вследствие инертности народа. Потомки древних русичей не могли и не хотели тягаться с Москвой, где пассионарная энергия кипела и бурлила. Князья оказались одинокими. Десять лет они надеялись на помощь хана Тохтамыша, но тщетно. В 1401 г. семья Семена была захвачена московскими воеводами, и тогда сам он сдался москвичам и через пять месяцев умер в Вятке. Василий умер в 1403 г. дома, в Городце, который затем отошел к Москве.

Приобретение Нижегородской земли сразу закрепило главенство Москвы в Великороссии. Но как оно смогло осуществиться? Суздальские князья не уступали московским в предприимчивости, энергии, способностях, но были преданы и боярами, и горожанами, и даже крестьянами, не оказавшими им необходимой поддержки. Не то чтобы нижегородцы противились суздальским князьям, но они вели себя так вяло, что их позицию вполне можно было счесть изменой, поскольку она открыла московской рати дорогу в Нижний Новгород.

Однако обвинение в измене своему народу могли кинуть и граждане князьям, которые стали использовать татар и мордву для защиты своих прав. В 1399 г. Семен Дмитриевич привел на Нижний Новгород тысячу татар. После трехдневной осады нижежегородцы открыли ворота за обещание не грабить их и не брать в плен. Повторилась московская драма: нижегородцев ободрали донага, а князь снял ответственность с себя, ибо он-де "в татарах не волен".

Когда же московские войска пришли на выручку нижегородцам, татары убежали, а москвичи повоевали Булгарскую землю, то нижегородцы искренне стали верноподданными московского князя. Так кого же считать изменниками: бояр или князей?

Думается, что равно тех и других. Картина гибели Суздальской земли слишком напоминает трагедию Древней Руси, распавшейся на уделы, беспринципно и безжалостно расправлявшиеся друг с другом. Уже в XIII в. исчезла из сознания князей и бояр сама категория верности, что характерно для фазы обскурации. Массы, как всегда, следовали примеру правителей и становились год от году беспомощнее. Почему же Москва составила исключение?

Это тоже вытекает из теории этногенеза. В деревнях шел естественный отбор. Пассионарные юноши становились "отроками", обслуживающими в походах князей и бояр. Их тогда называли "боярские дети", что отнюдь не подразумевало родства.

Пассионарные девицы, как, впрочем, и непассионарные, стремились удачно выйти замуж. Но в то мятежное время героями их девичьей мечты были храбрые воины, а перспектива вдовства перед этой мечтой меркла. Так Москва постепенно аккумулировала пассионарный генофонд России.

Разумеется, "отроков" надо было кормить и одевать. Но богатая митрополия поддерживала Москву не только духовно, но и материально. Поэтому у великого князя Василия хватило денег не только на бытовые нужды, но и на "выход" татарскому хану. Тохтамыш это учел и изменил дружбе и честному слову: он не вступился за своего друга Бориса Константиновича, а дал в 1392 г. Василию Дмитриевичу ярлык на Нижний Новгород, Городец, Мещеру и Тарусу. Этим хан обеспечил свой тыл в будущей войне с Тимуром, которой от него требовали его собственные беки и огланы. А то, что он этим деянием заложил основание будущего величия России, было ему невдомек. Поэтому за этот поступок он благодарности не заслуживает.

Не менее свирепствовал дух предательства в стане Тимура. Когда Тохтамыш овладел Белой ордой, его враги - дети Урус-хана Койричак-оглан и Темир-Кутлуг и их друзья Кунче-оглан и мурза Едигей (Идигу), - пришли к Тимуру и попросили принять их на службу. Тимур оказал им ласку и милость, одарил их, а с Кунче-огланом часто играл в нарды и шахматы.

Пока шли бои с Тохтамышем, царевичи показали себя героями, но в 1391 г., оказавшись в родных степях, они отпросились собирать разбежавшийся народ. Из них вернулся только Кунче-оглан. Темир-Кутлуг и Едигей предпочли заняться возрождением Белой орды. Кунче-оглан вернулся, но когда услышал, что на престол Белой орды сел Темир-Кутлуг, "сердце его раздвоилось", и однажды ночью он убежал в родную степь, а впоследствии даже перешел к Тохтамышу и участвовал в битве на Тереке против Тимура, ибо ненавидел Темир-Кутлуга.

Верным Тимуру остался только Койричак, за что был возведен в 1395 г. на престол улуса Джучиева, но "через некоторое время умер". Тем не менее Белая орда возродилась, возглавил ее Темир-Кутлуг, слушавшийся своего советника мурзу Едигея. Это обстоятельство имело огромные последствия для мировой истории.

209. НА КАВКАЗЕ

В это самое время Тохтамыш вернулся в Орду и собрал вокруг себя огланов и беков. Такая формулировка характерна для традиционной исторической методики, но с учетом данных этнологии ее следует

повернуть на 180╟. Огланы и беки Синей орды призвали назад бежавшего хана, сплотились вокруг престола и заставили Тохтамыша вести их на ненавистных им джагатаев, убивших их братьев и уведших в неволю их прекрасных жен и дочерей.

Вряд ли ими руководил политический расчет. Тимур потерял так много людей во время победы на Кондурче, что ему было бы выгоднее одерживать победы в Передней Азии над туркменами Черного и Белого барана, нежели терять людей в бесперспективной степной войне. Его должно было удовлетворить возрождение Белой орды, где царевичи (дети Урус-хана) Койричак, Темир-Кутлуг, Кунче-оглан и мурза Едигей, будучи врагами Тохтамыша, составили барьер между Самаркандом и Сараем. Хотя Средняя Азия была надежно изолирована от Сибири, беки и огланы правобережья Волги нашли способ ударить по ненавистному врагу.

Они заставили Тохтамыша договориться с грузинским царем Георгием VII о пропуске татарских войск в Закавказье через Дарьяльское ущелье. Тимур, узнав об этом, бросил войска на Грузию (в 1394 г.), но не имел успеха. А за это время Тохтамыш провел войско через Дербент и дошел до низовий Куры.

Тимур немедленно оттянул войско из Грузии и, объединив его с иранским корпусом, двинулся против Тохтамыша. Татарское войско, не приняв боя, отступило за Дербент, что дало Тимуру передышку до весны 1395 г.

Эта война в данный момент была Тимуру не нужна. Поэтому он отправил Тохтамышу письмо-ультиматум: "Во имя Всемогущего Бога спрашиваю тебя: с каким намерением ты, хан кыпчакский, управляемый демоном гордости, вновь взялся за оружие? Разве ты забыл нашу последнюю войну, когда рука моя обратила в прах твои силы, богатства и власть. Образумься, неблагодарный! Вспомни, сколь многим ты мне обязан. Но есть еще время, ты можешь уйти от возмездия. Хочешь ли ты мира, хочешь ли войны? Избирай. Я же готов идти на то и на другое. Но помни, что на этот раз тебе не будет пощады".

По словам Шереф ад-Дина, Тохтамыш был готов на компромисс, но "эмиры его, вследствие крайнего невежества и упорства, оказали сопротивление, внесли смуту в это дело, и... Тохтамыш-хан вследствие речей этих несчастных... в ответе своем на письмо Тимура написал грубые выражения". Тимур разгневался и двинул войско на север через Дербентский проход.

Первой жертвой войск Тимура оказался народец кайтаки - племя, обитавшее на северных склонах Дагестана. Тимур приказал истребить "этих неверных". Это вызвало задержку наступления, и Тохтамыш успел послать авангард своего войска с заданием задержать Тимура на рубеже р. Кой-Су. Это было разумно, так как Кой-Су течет в очень глубоком ущелье и переправа через столь быструю реку трудна.

Но Тимур перевел отборный отряд выше по течению, к крепости Тарки, и отбросил татарский отряд за Терек. Преследуя противника, Тимур перешел через Терек, и туда же подтянул свое войско Тохтамыш. Там и произошел бой, решивший судьбу татарского этноса.

В истории иногда бывают роковые мгновения, которые определяют ход дальнейших событий на относительно короткий период. Эти зигзаги истории рано или поздно сливаются с главным направлением этногенеза или социогенеза, но участникам событий и даже поколениям они приносят либо славу, либо гибель, а последствия их тянутся десятилетиями или одним-двумя веками. Там, где царит вероятность, детерминизм неуместен.

Столкновение Тохтамыша с Тимуром было не случайной войной местного значения. Оно происходило на уровне суперэтническом, ибо великая степная культура защищалась от не менее великой городской культуры Ближнего Востока - мусульманской. Соперничество этих суперэтнических целостно-вспыхивало и затухало неоднократно, но описываемый нами период начался в XI в. (миграция куманов из Сибири в Причерноморье) и закончился в XVI в. (победа Шейбани-хана над Бабуром). В 1395 г. участники событий помнили о походах Чингиса, но никто из них не мог предугадать результатов войны, которой суждено будет изменить лик Евразии. Да это им и не казалось важным. Существенно было то, что либо Синяя орда уцелеет и подавит мятежных эмиров Мавераннахра, либо падет и рассыплется в прах, а гулямы Тимура привезут в Самарканд и Бухару золото, меха и волооких красавиц.

И можно вообразить, с каким трепетом ждали результатов этой битвы в Москве, Рязани, Твери и даже в Смоленске. Последний на время прекратил сопротивление литовцам и сдался Витовту, союзнику всей рыцарской Европы, мощь которой восхваляли менестрели и миннезингеры.

На берегу Терека решалась судьба не только Синей орды, но и "Святой Руси", опоры православия, собранной трудами митрополита Алексея и Сергия Радонежского. Русские люди XIV в. знали, как надо вести себя с татарами, вполне представляли, что такое эмир Аксак Тимур, так как сношения России с Грузией тогда были частыми, а эта многострадальная страна уже трижды испытала Тимуровы нашествия: в 1386 г. пал Тбилиси, в 1393 г. были разорены Самцхе и область Карс, в 1394 г. в Грузию была направлена карательная экспедиция за переговоры Георгия VII с Тохтамышем. На Руси знали, чего надо бояться...

В самом деле, победа над разноплеменным скопищем Мамая на Куликовом поле справедливо расценивается как подвиг, но заяицкие кочевники Араб-шаха были сильнее и боеспособнее войск Мамая, а их дети уже служили Тохтамышу. По логике событий на их долю выпало сдерживать гулямов Тимура; благодаря этой логике Русь была спасена от участи Хорасана, Индустана, Грузии и Сирии. Спасая себя, татары ограждали Русь от такой судьбы, о которой и подумать-то страшно.

210. РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ

Во вторник 14 апреля 1395 г. оба войска сошлись и поставили окопные щиты, а в среду подняли знамена, и татары начали бой. Численность армий, видимо, была приблизительно равной, вооружение примерно одинаковым, но психологический настрой у каждого войска был свой.

Татары защищали свои душистые степи, табуны своих коней, круторогих баранов и, конечно, жен, которым грозил тяжелый, унизительный плен. Их не надо было гнать на войну; наоборот, они заставляли хана вести их в бой, так как большая часть их были "неверными", а мусульмане в их среде больше заботились о родине, чем о вере. Все они были прекрасными конниками, стрелками и владели кривой саблей с раннего детства. Но все же они больше привыкли к мирному скотоводству, чем к походам, командам и дисциплине.

А у Тимура служили профессионалы. Опытный всадник на полном скаку ловил копьем обручальное кольцо, стрелял из тугого лука, спешившись и укрывшись за окопный щит, а их командиры были обучены сложному маневру.

Оба вождя, хан и бек, сражались в рядах воинов в самой густой сече, но не были даже ранены, ибо рядом с ними были их верные друзья. Бой проходил как серия контратак, и к вечеру войска Тимура обратили врага в бегство. Тохтамыш бежал вместе со своими бойцами, а Тимур, развивая успех, назначил погоню.

Преследуя бегущих татар, Тимур достиг Нижней Волги, прижал к ней беглецов и расправился с ними беспощадно. Спаслись только те, кто успел сделать плоты и переправиться на левый берег Волги. Все города и поселки, уцелевшие в 1391 г., были разграблены теперь вплоть до Самарской излучины.

Тимур проявил себя не только полководцем, но и искусным политиком. Он собрал тех воинов Белой орды, которые застряли в его армии еще с 70-х годов, когда они сражались против Тохтамыша, дал им в вожди сына Урус-хана Койричак-оглана и повелел последнему собрать народ и основать улус. Койричак перешел Итиль (Волгу) и стал выполнять поручение, но "через некоторое время умер".

В этом событии самое главное в том, что отряд Койричака назван "узбекскими храбрецами", находившимися среди "слуг высочайшего двора". Значит, это была консорция эмигрантов, противников Тохтамыша, впоследствии, в XVI в., овладевшая наследием Тимура и Тимуридов. Это не должно удивлять читателя: все этносы, даже самые могучие, вырастают из удачливых консорций, как дуб из желудя.

А вот внезапная и необъясненная смерть Койричака действительно удивительна. Надо думать, что степных патриотов было больше, чем видел сам Тимур. Однако его вскоре в этом убедили.

211 МЕЖДУ ДНЕПРОМ И ДОНОМ

Восточная часть улуса Джучиева досталась Тимуру легко. Тохтамыш убежал в "Булар" (на Каму, а не в Польшу). Но правое крыло, степь между Доном и Днепром, не собиралось покоряться завоевателю.

Тимур повернул на запад, к Днепру. Его авангард под командованием эмира Османа дошел до Днепра (р. Узи) и около Киева (Манкерман) разграбил стан Бек-Ярык-оглана, уже сражавшегося с войском Тимура: при Кондурче и на Тереке. Улус Бек-Ярыка был уничтожен, а также пострадали люди из улуса, который назван "узбекским".

Бек-Ярык с немногими сподвижниками вырвался из окружения, но был снова окружен на берегу р. Тан (Дон). На измученных конях он с одним лишь сыном вышел из окружения и бежал, видимо, на Русь. Тимур взял под охрану семью Бек-Ярыка, одарил ее и отправил под конвоем вслед за убежавшим героем. Очевидно, потомки Бек-Ярыка живут среди русских, забыв о славе и горе своих предков.

Тимур по дороге на запад взял и разрушил пограничный город Елец. Был ли Елец тем самым "русским городом Карасу", где укрылся Бек-Ярык-оглан, - неясно. Но интересно то, что Шереф ад-Дин Йезди и Низам ад-Дин Шами повествуют о походе Тимура на Машкав, т.е. на Москву, которого не было. Тем не менее описание побед над "эмирами русскими ... вне города" и перечисление захваченной добычи весьма подробно: "рудное золото и чистое серебро, затмевавшее лунный свет, и холст, и антиохийские домотканые ткани... блестящие бобры, несметное число черных соболей, горностаев... меха рыси... блестящие белки и красные, как рубин, лисицы, равно как и жеребцы, еще не видавшие подков. Кроме всего этого еще много других сокровищ, от счета которых утомляется ум".

Как понять эту сентенцию? Вторжения на Русь не произошло, а следовательно, и перечисленная добыча, и "подобные пери русские женщины - как будто розы, набитые в русский холст" не могли быть добычей тимуровских грабителей. Чем же оправдать откровенную дезинформацию?

Предлагаю гипотезу: Шереф ад-Дин выдал желаемое за действительное. По-видимому, Тимур планировал поход на Русскую землю для вознаграждения своих воинов. Реклама добычи была уже составлена, но поход не состоялся. Ограблены были только степные племена, "смущенные и ошеломленные", после чего войска Тимура отошли на юг. Что спасло Русь на этот раз?

Силы Золотой Орды были надломлены, но не сокрушены. В низовьях Днепра, Дона и в Крыму было еще много храбрых воинов, а степи между Доном и Кубанью контролировали черкесы. Двигаться на север, оставив столько врагов в тылу, было бы безумием. Поэтому Тимур повернул войска на юг.

Один из его отрядов вторгся в Крым, другой спустился по течению Дона и взял Азов (Азак). Теперь война приняла характер джихада - захваченных мусульман щадили, а иноверцев истребляли. В Золотой Орде подобных религиозных гонений не было, но постоянные упоминания о том, что инициаторами набегов являлись "неверные", видимо, побудили Тимура прибегнуть к геноциду, по сравнению с которым практиковавшийся прежде террор казался детской забавой.

Приближалась осень, и трава высыхала. Черкесы спалили сухую траву между Доном и Кубанью, из-за чего скот, служивший провиантом тимуровской армии, погибал от бескормицы. Тем не менее авангард Тимура достиг Кубани и ограбил черкесов, кроме тех, которые убежали в горы.

Затем наступила очередь асов и горцев Дагестана. Гулямы брали их крепости, а защитников, связав, сталкивали в пропасть. Шла уже истребительная война.

Наступила зима, и очень суровая. О походе на Москву не могло быть и речи, а расплачиваться с воинами было надо. Тимур отдал им на разграбление Хаджи-Тархан (Астрахань) и Новый Сарай, после чего отправился домой через Дербент, где весной 1396 г. его воины занялись истреблением горцев южного Дагестана, как "неверных", так и мусульман. Укрепив заново Дербент, Тимур сделал его границей своей державы, а Великая степь, окровавленная и опустошенная, получила нового хана из рук победителя.

Итак, в 1388-1396 гг. профессионалы победили дилетантов, что, впрочем, неудивительно. Дисциплина в войске - условие победы, но возможна она лишь при толковом полководце, справедливо награждающем своих солдат и командиров. Однако тут-то и кроется ущербность системы, построенной на использовании наемников, не жалеющих жизни ради награды, а не Отчизны. Такое войско стоило очень дорого, даже для богатой Средней Азии. Плату для солдат приходилось добывать путем завоеваний и ограбления побежденных, а из-за этого война становится перманентной, территориальные приобретения наемникам не нужны, но победившее войско, уходя, оставляет пустыню, полную трупов неповинных людей. Это бедствие поразило сначала Иран и Семиречье, затем Поволжье и Кавказ, потом Ирак, Сирию, Турцию и остановилось только со смертью предводителя, победы которого оказались эфемерными, так как "сила вещей", или статистический ход, событий выше возможностей одного человека.

Тимур был умным политиком. В 1397 г. к нему прибыли из Степи посол Темир-Кутлуга и человек эмира Едигея, а из Семиречья - посол Хызр-Ходжи-оглана. Они просили от имени своих правителей принять их подданство, что в переводе на язык современной дипломатии означало заключение союза слабого с сильным, дабы иметь помощь и защиту. Так Темир-Кутлуг, внук Урус-хана, был признан ханом улуса Джучиева при условии "покорности и подчинения". Фактически этот этикет ни к чему не обязывал хана, но давал ему могучую моральную поддержку Тимура, а она была ему очень нужна. С другой стороны, Тимур мог не охранять северную границу, так как за ней был не враг, а друг. Казалось, все утихло, но новые волнения возникли немедленно.

Хан Тохтамыш не сложил оружия. С кучкой соратников он отошел в Крым, но поскольку московское правительство перестало платить ему дань, то питаться самому, а тем более кормить войско ему было нечем. Пришлось искать объект для грабежа, и уже в 1396 г. Тохтамыш осадил Кафу. Это было безнадежное предприятие. Генуэзцы устояли, а с тыла ударили войска Темир-Кутлуга. Тохтамыш успел убежать в Киев, принадлежавший тогда князю Витовту.

Витовт принял Тохтамыша и оказал ему помощь. Летом 1397 г. литовско-татарское войско, оснащенное новым оружием - пищалями и пушками, выступило из Киева в Крым и 8 сентября у стен Кафы одержало победу над небольшими силами Темир-Кутлуга и Едигея. Тохтамыш возликовал и направил послов приглашать к нему верных татар. Но уже зимой 1398 г. Темир-Кутлуг нанес ему поражение и вынудил бежать обратно в Литву. Там Тохтамыш договорился с Витовтом о разделе Руси и уступке Литве Москвы, считавшейся ханским улусом. На этих условиях Витовт согласился вступить в войну с Темир-Кутлугом и Едигеем.

Во время похода в Крым в 1397 г. Витовт вывел из Бахчисарая потомков хазар - караимов - и поселил их в Троках (совр. Тракай) для пополнения легкой конницы. Там они живут и поныне.

212. ВЕТРЫ С ЗАПАДА И ВОСТОКА

"Покорность", изъявленная ханом Темир-Кутлугом эмиру Тимуру, не спасла его от беды. Храбрые и упорные темники, выходцы из Синей орды, не могли радоваться тому, что их ханом стал тимуровский офицер, потомок их давнего врага Урус-хана, заключивший мир с жестоким победителем, разграбившим их юрты и скот и угнавшим в неволю их жен и дочерей. Прошел год... и возник заговор. В 1398 г. темники, опираясь на верные войска, пригласили на престол Тохтамыша, который немедленно оповестил мир о том, что он является единым правителем государства. Темир-Кутлуг бежал за Урал и там, в Белой орде, обрел себе помощь среди врагов Синей орды, а также поддержку Едигея, заклятого врага Тохтамыша. Последнему снова пришлось бежать, и зимой 1398/99 г. он оказался в Киеве, в гостях у великого князя Литвы и Руси Витовта.

Витовт в это время был одержим идеей объединения всей Восточной Европы в единое государство под своей властью. Смоленском он овладел уже в 1395 г., но затем началась война с Рязанью, ибо князь Олег поддержал национальную партию в Смоленске. В 1398 г. Витовт победил, но жестокие расправы над русскими вызвали в ответ не ужас, а волю к защите. Смоленск снова и снова восставал против Литвы, Москва изготовилась к войне, тверской князь Михаил заключил с московским князем Василием оборонительный союз "на татар, на Литву, на немцев и ляхов". И все же Литва была сильнее России.

У Московского княжества не было союзников: ни искренних, ни корыстных. Искренними следует считать членов своего суперэтноса. Для уходящей Руси и рождающейся России друзьями были православные: греки, болгары, сербы, грузины, валахи. К сожалению, в 1385 г. турки взяли Софию, в 1389 г. победили сербов на Косовом поле, после чего через год оккупировали Болгарию, а с 1394 г. началась блокада Константинополя. В эти же годы (1386-1403) Тимур рядом походов обескровил Грузию. Искренних друзей не осталось, пришлось прибегать к помощи корыстных.

Латиняне, как именовали западноевропейских католиков, тоже страдали от турок, вытеснивших каталонцев из Средней Греции, но сила Европы была велика, и папский престол нацелил ее на спасение Константинополя, полагая, что этой ценой купит воссоединение восточной церкви с Римом.

Наиболее сильным и энергичным среди государей Европы был Сигизмунд, король венгерский и богемский. Он возглавил крестовый поход против турок в 1396 г. Карл VI послал на помощь Сигизмунду маршала Бусико, графа д'Эсского, графа Неверского, 1 тыс. рыцарей и 6 тыс. наемников. Из Германии пришли подкрепления под началом приора иоаннитов и других вельмож. В пути к 100-тысячному крестоносному войску присоединились валахи, и под Никополем (в Сербии) все это было наголову разбито турками, которых поддержали сербы, опасавшиеся Запада больше, чем мусульманского Востока. Корыстные "друзья" были опаснее врагов. Этническая система растущей пассионарности победила систему, стоявшую на рубеже надлома. Казалось бы, у Москвы было меньше шансов, чем у ее соседей. В 1353 г. по московской земле прокатилась чума, в 1380 г. произошло страшное кровопролитие на поле Куликовом, а в 1382 г. было похоронено 24 тыс. москвичей, зарубленных татарами. Откуда было взяться силам? Традиционная историография ответа не дает.

Обратимся к этнологии. Сила этноса прямо пропорциональна количеству пассионариев и обратно пропорциональна числу субпассионариев. Значит, как умножение пассионариев, так и сокращение субпассионариев дает одинаковый результат.

"Черная смерть" косила тех и других, но она "гостила" недолго. После эпидемии люди, потерявшие близких, были в шоке, но среди пассионариев реадаптация шла быстрее; они восстанавливали семьи и хозяйство, а субпассионарии оплакивали свою судьбу.

Bo время любой битвы конница рубит только бегущих. Когда на широком Куликовом поле погиб передовой полк и "москвичи, яко непривычны к бою, побежаху", то ясы, касоги и ногаи гнались за ними. Те же, кто собирался в "ежики" и защищался, имели больше шансов на спасение, а засадный полк почти не имел потерь. И наконец, в августе 1382 г. воины отдыхали в деревнях; тот же, кто оставался в Москве, старался выбраться, а не напиться граблеными медами. Они-то и уцелели. Так процент субпассионариев естественным образом снизился, и резистентность Московского княжества возросла настолько, что Витовт ограничился взятием Смоленска в 1395 г. и заключил мир с Василием I.

Но, несмотря на явное усиление, Василий Дмитриевич не порывал союза с Тохтамышем, ибо этот барьер разделял Россию с главным и страшным врагом - Тимуром, возродившим угасавшую культуру мусульманского суперэтноса. А призрак покойника всегда страшен, будь то призрак человека или суперэтноса.

И вот Тохтамыш не только разбит - такая беда может приключиться с кем угодно, но хуже того - он изменил вековой традиции союза Орды и Руси. Ведь только благодаря русской доблести он усидел на золотом престоле Сарая и без пролития татарской крови избавился от узурпатора Мамая. Русский город Елец был разрушен и разграблен. И вот Тохтамыш договаривается с Витовтом и предает ему белокаменную Москву!

Но, с другой стороны: враг Тохтамыша хан Темир-Кутлуг и его друг Едигей- ставленники страшного Тимура, который может сотворить больше бед, чем Витовт и Тохтамыш. Что мог сделать великий князь Василий Дмитриевич? Только одно - выжить! И судьба, т.е. историческая закономерность, спасла Россию.

213. РОКОВОЕ МГНОВЕНИЕ

Встретившись в Киеве, князь и хан нашли общий язык. Тохтамыш уступил Витовту права на Русь, а Витовт обещал помочь Тохтамышу вернуться в Сарай, чтобы потом жить в мире и дружбе. Осуществлению этого проекта мешали только Темир-Кутлуг и Едигей, которых надо было выгнать из Сарая, что представлялось несложным, потому что Тимур в 1398 г. увел своих ветеранов в Индию, а оттуда год спустя - в Грузию, Сирию и Ирак. Только в этих богатых странах "солдатский император" мог рассчитывать на обильную добычу, чтобы расплатиться с собственными воинами. В Сибири такие средства собрать было невозможно, а вести измотанное боями и переходами войско на Русь было слишком рискованно. Поэтому Темир-Кутлуг и Едигей были предоставлены своей судьбе, а великий князь Василий Дмитриевич вообще оставлен без внимания и пребывал в нейтралитете. Ничего другого ему не оставалось, так как для православной Москвы католический и мусульманский суперэтносы были равно враждебны, а сибиряк Тохтамыш оказался изменником.

Темир-Кутлуг не мог не ощущать нестойкость своего престола. Сторонников Тохтамыша в Поволжье было много, и если бы он вернулся на берега Волги с мощным литовским союзником, то они бы охотно сбросили марионеточного хана, участвовавшего в разгроме их страны. Поэтому Темир-Кутлуг применил тимуровскую стратегию: он повел свое небольшое войско на Днепр, условившись с Едигеем о встрече перед решающей битвой.

Витовт отнесся к предполагаемой операции с полным вниманием и предусмотрительностью. Литовско-белорусское войско было усилено польской шляхтой и отрядом немецких рыцарей из Пруссии. Всего около 100 тыс. воинов. Бунчуки сибирских татар, прибывших в Литву с Тохтамышем, терялись в общей массе стягов, знамен и рыцарских значков. Однако только татары представляли возможности своих противников.

Темир-Кутлуг послал Витовту ультиматум: "Выдай мне беглого Тохтамыша! Он мой враг, не могу оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, а завтра нищий, нынче много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только что чужих, а хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а что ни есть около его, то все тебе". Витовт отказал и встретил татарского хана на берегу Ворсклы.

Темир-Кутлуг снова вступил в переговоры: "Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих". Витовт потребовал полной покорности, угрожая предать мечу всю Орду.

Витовт, уже объявивший себя "великим князем Литвы и Руси", был так уверен в превосходстве своих сил, что поддался на удочку Темир-Кутлуга и затянул переговоры. А за это время успели подойти войска Едигея, и сразу все изменилось. Едигей потребовал у Витовта свидания и заявил ему: "Князь храбрый! Наш хан не мог не признать тебя старшим братом, так как ты старше его годами. Но в свою очередь ты моложе меня. Поэтому будет правильно, если ты изъявишь мне покорность, обяжешься платить мне дань и на деньгах литовских будешь изображать мою печать".

Витовт вспыхнул, и 12 августа 1399 г. литовские войска под прикрытием артиллерийского огня перешли на левый берег Ворсклы. Но пушки и пищали оказались в широкой степи малоэффективны. Зато литовская конница стала теснить строй татар Едигея.

Тому этого и надо было. Он сдерживал расстроенные полки Витовта ровно столько времени, сколько понадобилось Темир-Кутлугу для того, чтобы обойти литовцев с фланга и ударить по тылам. В литовском войске возникла паника. Первым с поля боя бежал Тохтамыш, хорошо усвоивший неодолимость тимуровской тактики. Он-то знал, что Темир-Кутлуг и Едигей были учениками Тимура. Затем бежал пан Щурковский, громче всех требовавший татарской крови. Витовта вывел в глухой лес казак Мамай, один из потомков знаменитого темника. В лесу они блуждали три дня, пока Витовт не обещал своему проводнику княжеский титул и урочище Глину. Тот немедленно нашел дорогу... и ему должны быть за это благодарны его потомки. В том числе Иван IV Грозный.

А на берегах Ворсклы шло жуткое побоище. Татары рубили несопротивлявшихся литовцев, поляков, немцев и русских. Те бежали 500 верст, до самого Киева, а потом татары, рассеявшись отрядами, истребляли людей вплоть до Луцка. В числе убитых было свыше 20 князей.

Рыцарский Запад, оснащенный самой новой военной техникой, вторично пал перед Востоком, абсорбировавшим как испытанную монгольскую пассионарность - в Орде, так и новую - в Турецком султанате, сломавшую крестоносцев под Никополем. Турецкая угроза на Балканах связала руки каталонским пиратам, французским феодалам, венецианским и генуэзским негоциантам, пытавшимся сделать из Древней Эллады колонию, и Венгерскому королевству, оплоту католической Европы на юго-востоке. Литва была настолько ослаблена, что в 1401 г. по акту Виленской унии согласилась на включение ее в королевство Польское. Грандиозные замыслы Витовта были опрокинуты "силой вещей" - исторической закономерностью, причем все "осколки" Древней Руси были опустошены татарскими набегами. Собственно говоря, 1399 год можно считать концом древнерусского этногенеза, как падение Константинополя в 1453 г. - византийского. От побоища на Ворскле выиграла только Москва, получившая необходимую ей передышку. Но почему не воспользовались своей победой татары?

214. ГИБЕЛЬ, И ЕЩЕ РАЗ ГИБЕЛЬ

Ника - жестокая богиня: даруя успех, она требует воздаяния. Правда, победителей не судят, но зато их убивают. Так умер Темир-Кутлуг в год своей победы.

Но почему? Ведь это был воин в расцвете сил. Здоровый, умный, любезный своему народу. Сведения о его смерти очень туманны. Только Шереф ад-Дин в "Книге побед" написал, что "человек бунтуется, когда видит, что разбогател". Как может "бунтоваться" правитель суверенной державы? Ведь он был популярным ханом, ибо его поддержали в 1398 г., когда Тохтамыш пытался вернуть себе власть в Сарае, и тогда, когда воины Белой орды схватились с рыцарством Литвы, Польши и Тевтонского ордена. Кому стал неугоден хан-победитель?

Шереф ад-Дин поясняет: Темир-Кутлуг "проявил неблагодарность и совершил неприязненные действия, теперь умер... и улус его в беспорядке". Шереф ад-Дин прославлял Тимура и писал с его позиций. Степняки не любили Тимура и защищались от него как могли. Следовательно, у Темир-Кутлуга был выбор между милостью союзного правителя и симпатией своего народа. Видимо, он выбрал свой народ... и погиб. А мурза Едигей сохранил верность Тимуру... и стал правителем улуса Джучиева, посадив на золотой престол юного Шадибека, брата погибшего. Этого мальчика не тронула агентура Тимура, и Шадибек пережил своего страшного соседа, умершего в 1405 г. Но это еще не все.

Когда весть о смерти Тимура и распаде его державы достигла берегов Волги, правительство хана Шадибека вернулось к традиционной политической линии Золотой Орды - тесному союзу с Великим княжеством Московским, за последние годы весьма усилившимся. Главный враг Москвы Василий Кирдяпа умер в Городце в 1403 г., а его брат Семен, "добиваясь своей отчины, 8 лет служил в Орде, не почивая и много труда претерпе, своего пристанища не зная и не обретая покоя ногами своими, ине успе ничтоже". Суздальско-Нижегородское княжество перестало существовать, а вместе с покоренной территорией Москве досталось поволжское купечество с унаследованными от киевских времен торговыми путями, рынками и формами товарообмена.

Мощный соперник Москвы Олег Рязанский обратил свой военный талант против Литвы и в 1401 г. отвоевал у Витовта Смоленск для своего зятя Юрия Святославича, казнив бояр-литофилов . Но уже на следующий год Семен Ольгердович разбил рязанские войска у Любутска. Потрясение было сильным; Олег Иванович скончался, к счастью, дома и был погребен в семейном склепе в 1402 г. После его смерти Рязань уже не была соперницей Москвы.

Витовт, окрыленный успехом, двинулся на Москву, но Шадибек прислал Василию I помощь, и, когда в 1406 г. оба войска сошлись на р. Плаве (около Тулы), Витовт, видимо вспомнив Ворсклу, отступил без боя. Союз Орды и Москвы снова оправдал себя.

Тем временем Тохтамыш, ставший из государя беком, а скорее багатуром, нашел применение своим способностям. Он, как теперь принято говорить, вернулся к уровню своей компетенции. Увидев своим опытным оком, что сулит битва рыцарей с гулямами тимуровской выучки, Тохтамыш вывел свой отряд с берегов Ворсклы еще до сражения и без потерь привел его в родное Заволжье. Зауральские татары его поддержали, это позволило ему дождаться кончины Тимура, бояться коего было не зазорно.

Узнав о развале тимуровской державы и распрях между Тимуридами, Тохтамыш попытался взять Сарай, но был отброшен Шадибеком к низовьям Тобола и там убит.

Шадибек показал себя толковым правителем и полководцем. Поэтому, едва превратившись из юноши в зрелого мужа... он "умер", а на его место Едигей возвел ребенка, сына Темир-Кутлуга, Пулада, который в свою очередь был свергнут в 1410 г. Дальнейшее перечисление цареубийств и распрей нецелесообразно. Ясно, что единство Орды было потеряно, что татарский этнос рассыпался, что верным тимуровской традиции остался только Едигей, захвативший Черноморское побережье и совершивший губительные набеги на Россию и Литву. Когда же он погиб в битве с сыновьями Тохтамыша, то можно сказать, что описанная эпоха кончилась и наступила пора перехода растущей страны - России из фазы подъема в акматическую фазу, с новыми ритмами, задачами и иной расстановкой сил.

215. РАЗМЫШЛЕНИЕ О ТРАДИЦИИ

Со времени Чингисхана до описываемых событий прошло только полтораста лет, но соотношение сил изменилось диаметрально. Кочевники утратили способность побеждать, а оседлые сохранили ее на том же уровне, что и в начале XIII в. Выходят, что консервативная система оказалась могущественнее эволюционирующей. Парадокс? Нет. Это показывает, что развитие шло с нарастанием энтропии. В самое деле, победы первой половины XIII в. Монголия одерживала благодаря "людям длинной воли", сумевшим привлечь под свое девятиножное белое знамя степных родовичей, батуров и нухуров, каждый из коих был не менее храбр и вынослив, чем любой соратник Тэмуджина, но не обладал пассионарностью. Погибшие древние монголы были благожелательны к чужим религиям и философским концепциям, гостеприимны и верны договорам, а побежденных противников щадили за проявленную доблесть и верность, предлагая им вступить в свое войско.

Этот стереотип поведения непонятен обывателю: степному, деревенскому, городскому, академическому. Обыватель расценивает соседей по количеству неприятностей, ему причиненных. Чем их меньше, тем сосед лучше. И обыватель вечен: стоит погибнуть пассионариям, а он тут как тут.

Как известно, монгольские пассионарии истребили друг друга в междоусобицах второй половины XIII в., а обыватели "монголосферы" расплодились. Скот пасти они умели, ханов слушались, остатки добычи предков растрачивали, а учиться чему-либо им было не нужно, так как их существование было обеспечено гомеостазом. В Степи они теряли даже военные навыки, сохранение которых было ценно на окраинах "монголосферы". Но там монголы отюречивались, обыранивались, окитаивались. Яркими представителями маргинальной популяции были Тимур и его гулямы - воины-профессионалы.

Теперь можно сделать эмпирическое обобщение. Этногенез определяют три параметра. Первый - ландшафтно-географический, или жесткая связь этноса с кормящим ландшафтом. Так как ландшафтные условия не стабильны, особенно во внутренних регионах континента, то сила и слабость кочевых этносов зависят от степени увлажнения степной зоны Евразии. В XIII-XIV вв. условия были оптимальные. В XVI в. наступила вековая засуха; следовательно, XV век был периодом переходным и неустойчивым.

Второй параметр - энергия, создавшая этносистемы и неотвратимо убывающая. Пассионарность рассеивается среди окружающих этносов, поднимая их активность, или уходит в никуда вместе с гибелью ее носителей - богатырей. Чем быстрее идет энтропийный процесс, тем скорее пассионарии уступают место гармоничным особям, которые способны продлить существование этноса на несколько веков.

Третий параметр - этническая доминанта, образованная благодаря освоенному наследию былых этносов, пассионарность коих иссякла, но культура еще очаровывает потомков. Так франки и лангобарды уважали античную мудрость, россияне преклонялись перед византийской иконописью, богословием и музыкой; табгачи династии Тан почитали конфуцианство и даосизм, а персы и арабы, даже после развала халифата, сохранили рифмованную историю древних персидских царей - "Шахнамэ". Творения человека, в отличие от произведений природы, не развиваются, а либо существуют, либо разрушаются. Но именно они открыты непосредственному наблюдению, благодаря которому Науке доступно понимание явлений невидимых, но умопостигаемых. Более того, в каждом из нас живет генетическая память, не ощущаемая в повседневности, но иногда вспыхивающая в подсознании. Недаром сказал поэт:

... И тут я проснулся и вскрикнул: "Что, если Страна эта истинно Родина мне? Не здесь ли любил я и умер не здесь ли, В зеленой и солнечной этой стране?" И понял, что я заблудился навеки В пустых переходах пространств и времен, А где-то струятся родимые реки, К которым мне путь навсегда запрещен.

(Н.С.Гумилев)

216. НАЧАЛО НОВОГО ВРЕМЕНИ

Эпохи, как и люди, смертны. Суперэтническая целостность, сопряженная с мироощущением и культурной традицией, возникая вследствие пассионарного толчка, неизбежно теряет инерцию, а следующий пассионарный толчок знаменует начало нового процесса. Однако культура может быть передана по эстафете, что часто заслоняет природные закономерности: современникам эпохи, на которую приходится разрыв между старым и новым этногенезом, кажется, что ничего особенного не произошло. А историки и литературоведы не могут заметить живой действительности уже потому, что объект их изучения - создание рук человеческих, которые могут либо сохраняться, либо разрушаться, но не взрослеть или стареть.

Да и как может заметить современник долго идущий процесс этнической модификации? Это видно только историку, чье зрение охватывает века, а в них бурные эксцессы, поражающие современников, оказываются лишь зигзагами этногенеза. При этом некоторые спокойные эпохи - в действительности затишье перед бурей, подготовка к проявлению нового этноса, уже миновавшего свой инкубационный период.

Такой эпохой для России было время княжения Дмитрия Донского, Василия I и Василия Темного, когда набухшая пассионарность превратила Древнюю Русь в Великую Россию. Времени на эту перестройку понадобилось относительно немного - 70 лет.

Представим себе русского человека, родившегося в 1412 г., после последнего татарского вторжения на Русь. В годы его детства он узнает, что живет в Московском княжестве, находящемся в составе улуса Большой орды, правитель которой считается "царем". На западе лежит Великое княжество Литовское, враждебное и опасное, а на севере - богатая Новгородская республика, где господствует беззаконие; оттуда на ушкуях приезжают злые разбойники, которым в лапы лучше не попадать.

Но политическое размежевание не влечет за собой культурного разделения. Православие остается господствующим мировоззрением и в Москве, и в Новгороде, и на большей части Литвы, несмотря на ее государственный контакт с католической Польшей. Ситуация представляется предельно устойчивой, а изменение ее - невозможным.

А через 70 лет, в 1482 г., уже не было ни Новгородского веча, ни Большой орды, ни самостоятельной Литвы, превратившейся в окраину королевства Польского, угнетающего православных подданных. Зато появилось царство Российское, назвавшее себя "третьим Римом" и претендующее на вечное процветание. Так ход этногенеза сломал этносоциальные системы, казавшиеся вечными.

Таким образом, намеченная нами тема исчерпывается XIV веком. Само описание XV в. требует уже иной методики изучения источников и событий. Предоставим это другим ученым, а сами ограничимся контурной обрисовкой хода событий лишь для того, чтобы уяснить, что именно произошло и как произошло.

С.М. Соловьев, рассматривая различные принципы периодизации русской истории, отмечает: "...в истории ничто не оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг; новое начинается в то время, когда старое продолжается". Это мудрое обобщение относится к этнической истории еще в большей степени, нежели к истории социальной. Вспомним, как в Римской империи христианские общины - новорожденный этнос с собственной структурой и оригинальным стереотипом поведения - вытеснили на окраины ареала носителей старой традиции, причем победители унаследовали гордое название - ромеи, а побежденных стали называть pagani, т.е. деревенщина. Ныне мы вынуждены сами выдумывать этнонимы для нового этноса, чтобы не путаться; потому мы называем потомков разноплеменных христиан византийцами.

В XV в. древнерусская этническая традиция сошла на нет, а на ее месте возникли три этноса: великороссы, белорусы и украинцы, которые сами себя до XVII в. называли русскими. Украинцы - этноним условный, как и византийцы.

Но так как в этом сложном процессе принимали участие кроме древних русичей литовцы, татары, угры и восточные финны, то уделить внимание началу XV в. целесообразно, тем более что сам С.М. Соловьев рубежом Древней Руси и Московской державы - будущей России - считает 1462 год. В этом случае социальная, культурная и этническая периодизации совпадают.

217. КОНТУР ОРДЫ

Раны, нанесенные Тимуром улусу Джучиеву, залечить не удалось. Потомки "людей длинной воли" погибли, защищая Великую степь от гулямов самаркандского владыки. Хотя Тимуру не удалось сломить Орду, но он оставил в ее теле "занозу" - мурзу Едигея, ставшего "правителем двора", т.е. главой правительства. По происхождению Едигей был мангут, но опорой его стали ногайцы - тюркское племя, кочевавшее между низовьями Волги и Яиком. В домонгольское время эту территорию населяли гузы, и возможно, что ногайцы хотя бы частично были их потомками. Эта гипотеза объясняет враждебность ногайцев к поволжским и крымским татарам, потомкам кыпчаков, с которыми у них шли постоянные войны - степная вендетта. А если так, то понятно, что они признали своим вождем соратника Тимура - мудрого и храброго Едигея, легко возводившего ханов на престол Сарая и так же легко их убиравшего. Фактически еще при жизни Едигея ногайцы выпали из целостности Большой орды, как она стала именоваться в XV в., но в 1438 г. Сарай еще был большим городом и крупным торговым центром.

Тем не менее развал Большой орды продолжался. Претенденты на престол убивали друг друга, опираясь то на литовских Гедиминовичей, то на самаркандских Тимуридов, а этносы продолжали обособляться. В 1428 г. освободилась Тюмень, где хан Абульхайр и его улус приняли название "узбеки". Примерно в 1438 г. отделились от Большой орды Крым и Казань. Все эти новообразовавшиеся ханства были врагами Большой орды. Дольше всего союз с Ордой поддерживала Москва, хотя и уклонялась от регулярной выплаты дани. Деньги, которые продолжали взимать с крестьян якобы для татар, оставались в казне московского князя. Из-за распрей в Орде можно было и не платить. Поэтому понятно, что русские князья воевали не против хана, а против мятежников, часто совершавших набеги на пограничные области. Даже сам Василий II в 1445 г. был разбит и пленен вышедшим из Орды Улуг-Мухаммедом, незадолго перед этим искавшим убежища на Руси.

Да и трагическая гибель Сарая в 1480 г. - дело рук не столько русских, сколько ногайцев и крымцев. Дезинтеграция этносоциальной системы улуса Джучиева была прямым следствием снижения уровня пассионарности за счет распрей и войн. Но снижался этот уровень медленно, и до конца XVI в. оставались островки высокой пассионарности, постепенно размытые отбором, т.е. перемещением пассионариев в окрестности Москвы.

И все-таки улус Джучиев продержался дольше других. Восточные монголы стали жертвой своих западных соседей - ойратов уже к 1434 г., когда Большая орда на Волге еще держалась.

Ойраты - название союза четырех племен: дорбетов, хойтов, торгоутов и хошоутов, предки которых были сосланы в Западную Монголию Чингисом, а там смешались с тюркским этносом - ойратами и взяли их этническое название, благодаря чему в их языке много тюркизмов. Во время междоусобной войны 1259-1301 гг. западные монголы сражались на стороне Хайду против Хубилая. Это повело к отчуждению их от восточных монголов, которых стала поддерживать империя Мин. В 1449 г. ойраты наголову разбили китайское войско, но ограничились грабежом и были вынуждены отступить к северу, где они убили монгольского хана в 1451 г. Однако когда ойратский полководец Эсень попытался объявить себя ханом, князья восстали против попытки узурпации и убили Эсеня в 1454 г. Ойратское государство стало степной республикой, отказавшейся от завоевания Восточной Монголии, где власть вернулась к ханам Чингисидам.

Одновременно ойраты совершили грандиозный набег на запад. Между 1452 и 1455 гг. их войско прошло через Могулистан, северную окраину Джагатайского ханства, вторглось в Кыпчакскую степь, повернув на юг, долиной Сырдарьи прошло до Ташкента и вернулось домой с богатой добычей. После этого разгрома с карты Азии исчезла Белая орда, на месте которой оформились племенные союзы казахов (джузы). Подобно ойратам, казахи стали выделяться из орд несколько раньше, в 1425-1428 гг., и уже тогда заменили ханскую власть советами князей. Ойраты называли своих правителей китайским словом "тайчжи" (царевич), а казахи - арабским словом "султан". В обоих случаях произошла реставрация дочингисовских социальных форм при сохранении этнических норм, присущих кочевникам. Снижение пассионарного напряжения отразилось на общественной жизни ойратов и казахов и вернуло их к идиллии, утраченной в XIII в. при построении мировой империи, созданной за счет избытка пассионарности. Теперь сил хватало лишь на междоусобицы и набеги, но не на внешние завоевания, сколь бы заманчивы они ни были.

А теперь сопоставим две системы отсчета: социальную и этническую. С позиции социальной истории, изменения, происшедшие в Великой степи, следует рассматривать как регресс, поскольку восторжествовали традиции родо-племенного строя. Пользы кочевникам от этого было мало потому, что межплеменные войны сопровождались постоянным угоном скота и, следовательно, нарушением хозяйства как у побежденных, так и у победителей, чья молодежь занималась не созидательным трудом, а бессмысленным кровопролитием. В социально-экономическом аспекте кочевой мир сделал шаг назад.

Но, рассматривая этногенные процессы, мы видим, что рассеяние энергии - закономерный выход из перегрева акматической фазы. Число пассионариев резко снижается, равно как и субпассионариев, от которых здоровые коллективы стремятся избавиться. Повышается процент гармоничных особей, для которых наиболее желателен консерватизм. Этот порядок они готовы мужественного отстаивать и даже терпеть в своей среде пассионариев, не мешающих их привычному образу жизни.

К этому состоянию пришли в XV в. ойраты, казахи, ногайцы и причерноморскис татары, за исключением крымцев, которые связали свою судьбу с Османской империй, и узбеков, одолевших врагов кочевого мира - Тимуридов - в 1507 г.

218. КОНТУР ДРЕВНЕЙ РУСИ

Еще в XIII в. "светло-светлая и украсно украшенная русская земля" очаровывала современников, но уже в XIV в. от нее остались только осколки, быстро захваченные Литвой. Стремительный взлет Литвы кончился... присоединением ее к Польше, благодаря чему Литва была введена в западноевропейский суперэтнос. Но большая часть населения Великого княжества Литовского состояла из русских людей, хранивших православие как символ этнического самоутверждения. Высокая культура Древней Руси, пережившая древнерусскую пассионарность, привлекла многих литовских богатырей, и казалось, что литовцы и русские сольются в один народ, но и влияние Польши было не менее эффективным. Та часть литовцев, которая в XIV в. хранила веру предков, в 1386 г. была обращена в католичество Ягайло Ольгердовичем, но другая часть, связавшая свою судьбу с русскими, поддержала Витовта Кейстутовича, двоюродного брата Ягайло.

Борьба внуков Гедимина за престол Литвы - это цепь убийств, предательств, измен принципам и симпатиям; но история на персональном уровне заслуживает отдельного повествования. Обобщенно же ход этнической истории выглядит так. Русские хотели видеть на престоле свой страны православного князя, пусть литвина. Поляки готовы были уравнять права литовцев со своей шляхтой, но настаивали на католичестве как государственной религии, что обеспечивало Польше контакты с Западом. Помехой им были Тевтонский орден и татарская Орда, а русских они рассматривали как объект завоевания.

На этом этническом противоречии сыграл честолюбивый и беспринципный князь Витовт. Чтобы получить немецкую помощь, он уступил в 1398 г. ордену родную Жмудь и объявил себя королем Литвы и Руси, надеясь овладеть всеми русскими землями. Но уже в 1399 г. он был разбит татарами и принужден вернуться к польско-литовской унии.

Продолжение наступления на восток оказалось трудным. Правда, в 1402 г. литовцы разбили рязанцев у Любутска, взяли Вязьму и в 1404 г. усмирили Смоленск, но Москву выручили татары Шадибека, заставившие в 1406 г. литовцев отступить без боя. Кроме того, православные литовцы массами переходили на сторону Москвы; в числе перебежчиков оказался даже сын Ольгерда - Свидригайло, правда, он в 1409 г. вернулся домой, предпочтя литовскую тюрьму милостям московского князя. О нем мы упомянули не зря - он еще себя покажет.

Успехи Витовта были остановлены также войной с орденом. Лишь в 1410 г. польско-литовско-русско-татарское войско разбило немецких рыцарей при Грюнвальде. После этого орден не оправился, так как приток добровольцев с Запада прекратился. Немцы воевали с чехами, англичане - с французами; лишних воинов при таком самопогашении пассионарности ни в одном королевстве Европы не осталось.

Итак, Москва оказалась неприступной. Новгород отбился от шведов без литовской помощи, а с орденом заключил в 1420 г. "вечный мир". Едигей сжег предместья Киева в 1416 г., и Витовту оставалось только вернуться к восстановлению унии с польской короной, что было против его желания и весьма непопулярно в Литве. А соперник Витовта, Василий I, в договоре с орденом в 1417 г. назван "императором русским", т.е. суверенным государем. О татарском "иге" забыли и в Москве, и в Риге.

Однако Витовт был упорен. Он добился у Сигизмунда, короля Венгрии и императора Германии, признания самостоятельности Литвы, но на следующий год (1430) умер, и престол Литвы достался Свидригайлу, вождю православных литовцев и русских.

И тут, казалось, наступил час возрождения Древней Руси. Все этому благоприятствовало. Поляки, отняв у Литвы Подолию, вызвали гражданскую войну между католиками и православными, в которой остались без союзников, так как чехи-гуситы опустошили католическую Германию, а польский ставленник в Литве - князь Сигизмунд - обрел ненависть казнями вельмож и, наконец, был сам убит заговорщиками - князьями Чарторыйскими, по происхождению русскими. Если бы Москва оказала помощь Западной Руси, то воссоединение славянства наступило бы уже в 1436 г., но в княжестве Московском шла столь же ожесточенная внутренняя война, и руки друзей Свидригайла были связаны. Сам же Свидригайло не проявил ни военных, ни государственных способностей, потерпел поражение в 1435 г. на р. Свенте (приток Вилии) и отказался от престола Литвы, удержав как княжество Восточную Подолию, где и умер в 1452 г.

Историки уделяют мало внимания Василию I, а зря. Этот князь сумел отразить натиск Витовта и набег Едигея, присоединить княжество Суздальское и, самое главное, подарить своему народу двадцатилетний мир, за время которого раздробленная Древняя Русь превратилась в Россию, чего многие современники не заметили.

Однако издалека видны экономический подъем, демографический рост, развитие искусства и, что для нас важно, повышение уровня пассионарности. В государстве Московском появились две идеологические доминанты, одну из коих представляли "внуки бойцов поля Куликова", а вторую - "ревнители старины".

Любопытно, что сторонники обоих направлений не искали себе вождей на стороне, а выбирали их из потомков Дмитрия Донского. Первое направление поддерживало юного князя Василия II, а второе - его дядю, Юрия Дмитриевича, и детей Юрия - Василия Косого и Дмитрия Шемяку. Все эти князья талантами не блистали, и следует заключить, что они слушались своих подчиненных, а не руководили ими. Значит, перед нами момент этнической истории - образование соперничающих субэтносов, с разными стереотипами и структурами. Эти субэтносы даже группировались на разных территориях: сторонники Василия II - в Подмосковье, его противники - на окраинах ареала - в Галиче и Вятке. Свидригайло, на свою беду, сдружился с вождями оппозиции великому князю, который, естественно, не подал ему помощи в решающий момент борьбы, а, наоборот, заключил мирный договор с Казимиром Литовским.

Открытая война с переменным успехом тянулась в княжестве Московском 20 лет - с 1432 по 1452 г. Описание ее перипетий лежит за пределами нашей темы. Отметим лишь, что она велась более свирепо, нежели предыдущие удельные усобицы. Теперь пленных князей стали ослеплять, а Шемяку, убежавшего в Новгород, отравил повар-предатель. Впрочем, было за что. Взяв в 1450 г. Устюг, Шемяка топил несимпатичных ему горожан в Сухоне не после штурма, сгоряча, а обдуманно, методично.

Шемяка проиграл потому, что народ и войско предпочли новые порядки, т.е. новый стереотип поведения, старому, традиционному, но уже искаженному наступившей дряхлостью системы. Обновленному этносу был омерзителен "Шемякин суд".

Агония Древней Руси закончилась в том же 1453 г., что и агония Византии. Разница была лишь в том, что Константинополь взяли славяне и пафлагонцы, принявшие взамен православия ислам и сменившие название "ромеи" на "турки". Казалось бы, это просто смена ярлыков, но нет! Изменились стереотип поведения и мировоззрение, а измена самому себе никогда не проходит бесследно. Аналогичная коллизия возникла в Литовской Руси. Католики были не добрее турок. И только Великое княжество Московское сумело сохранить из любимой, родной культуры то, что можно сберечь при смене витка-этногенеза, природного явления того же порядка, что и землетрясение, наводнение или цунами. Как ему это удалось?

219. МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ

В середине XV в. на месте древнерусского этноса возникли три новых, молодых, непохожих на своего одряхлевшего предка. Сам факт несходства неудивителен. Так бывало при смене суперэтносов всегда и везде. Ограничимся одним наглядным примером. Византия считала себя "вторым Римом", а по сути была "анти-Римом". Карл Великий в 800 г. назвал свое Франкское королевство "Священной Римской империей", но ему пришлось добавить эпитет: "германской нации", чтобы избежать терминологической путаницы. Галлия, Бургундия, Аквитания, Прованс превратились в королевство Францию, а жители этих стран стали французами. Для таких перемен был необходим пассионарный толчок, благодаря которому соседние этносы смешивались и образовывали новый, доселе не существовавший. Культуру же новорожденный этнос наследовал не от одного предка, имя которого он принимал, а от всех этнических субстратов, интегрированных в новую этническую систему.

Так было и на нашей Родине. Великороссы, белорусы и украинцы по отношению к древним русичам - это то же, что итальянцы относительно римлян, с той лишь разницей, что последние обрели новую культурную доминанту - католичество, а потомки русичей сохранили древнее православие, что определило направление их этногенеза, а тем самым и исторической судьбы. Как обычно бывает, здесь не обошлось без "рокового мгновения", имевшего место в 1439 г. и усугубившего дезинтеграцию Восточной Европы и Западной Евразии.

Для молодых этносов самую большую опасность представляют взрослые, т.е. хищные, соседние суперэтносы. Хищность их определяется уровнем пассионарного напряжения, заставляющего людей преодолевать пустыни и дебри, моря и океаны, что они и делают, если дома наступает покой, который водворяют "здравомысленные" особи со средней пассионарностью. Такая эпоха наступила в Западной Европе в 30-х годах XV в.

В 1434 г. чешские утраквисты (православные) разбили при Липанах чешских таборитов (экстремистов), после чего окончились войны, опустошившие и Чехию, и Германию. В 1436 г. коннетабль Франции Ришмон взял Париж, после чего наступил перелом в Столетней войне. Хотя она вяло тянулась до 1453 г., когда французы взяли Бордо, но лишние воины оказались и во Франции. Католическая Европа перестала аннигилировать внутри себя и обратилась опять на Восток.

Снова, как в 1095 г., папский престол возглавил крестовый поход для отражения турок и обращения схизматиков. В 1438- 1439 гг. начал свою работу Вселенский собор, открывшийся в Ферраре, а потом перенесенный во Флоренцию. На нем были приняты два решения: уния восточной и западной церквей и поход против турок. То и другое окончилось бедой.

Император Иоанн VIII, видя безнадежность защиты от турок без помощи с Запада, принудил греческое духовенство принять унию с Римом, но народ и простые попы отвергли компромисс с латинством. Епископы-латинофилы были вынуждены уехать в Рим. А крестовый поход кончился поражением при Варне в 1444 г. Тем не менее официально уния не была отменена, что окончательно уронило авторитет Палеологов в глазах всех православных государств, равно как и собственного народа.

Зато решения Флорентийского собора пришлись по душе польско-литовскому правительству Ягеллонов, принявшихся насаждать унию среди своих православных подданных в Галиции и Белоруссии. В Москве же великолепно поняли, что покорение души народа предваряет покорение страны. Поэтому митрополит Исидор, упомянувший папу в литургии, был тут арестован и водворен в тюрьму. Но так как Василий II не знал, что с ним делать, то велел организовать ему побег и переход за литовскую границу. Таким образом создалась четкая граница между гуманистической Западной Европой и хранительницей православной ортодоксии - Россией. Россия была слабее, так как Литва имела глубокий тыл; если бы не победа турок при Варне, то, возможно, в поединке с Литвой Москва могла не устоять, но передышку она использовала умело: Москву выручил распад Большой орды.

Два века татары приходили на Русь как агенты чужой и далекой власти. Они защищали Русь от Литвы, как пастухи охраняют стада от волков, чтобы можно было их доить и стричь. Но когда в Орде пассионарность упала ниже уровня гомеостаза и вооруженные до зубов субпассионарии резались друг с другом, многие татары хлынули на Русь, чтобы служить великому князю за скромное жалованье. Такой массовый прием на московскую службу означал необратимый конец Орды, система которой теряла заряд пассионарности, а Москва превращалась из княжества в царство. Многие современники осуждали за это Василия II, но ведь так же поступал Петр I, принимавший на службу немцев и голландцев как хороших специалистов. Ведь в XV в. татары тоже были лучшими в мире специалистами по конному строю и маневренной войне.

Однако полной аналогии Петра I с Василием II не было ни по личным их качествам, ни по фазам этногенеза. В XV к. Россия была на подъеме, ее пассионарность росла. Это давало русским ту пластичность, которая позволила им включить в состав своего этноса прибывших гостей, как принявших государственное мировоззрение - православие, так и оставшихся мусульманами - касимовских татар. Василий II получил новый контингент служилых людей, причем весьма квалифицированных. Этносоциальная система усложнилась. Боеспособность московского войска повысилась настолько, что удивила самих москвичей. Так, в 1456 г., во время очередного конфликта Москвы с Новгородом, московские воины разграбили Старую Руссу и повезли добычу домой, оставив заслон из 200 всадников. Тут появилось новгородское войско - 5 тыс. человек... и тут же было разбито наголову. Новгород капитулировал.

Пусть эти рубаки и конные стрелки были для русских людей чужими, но они женились на русских женщинах, и их дети и внуки стали россиянами. А при Петре I и Екатерине II немцы, приходившие служить императору, а не России, сохраняли свой быт, мировоззрение, вкусы и нравы. Они жили изолированными колониями, общались вне службы друг с другом и входили не в русский этнос, а в российский суперэтнос, образуя в нем ксении - инородные включения. Присутствие ксений не вредит вмещающему этносу, но лишь до тех пор, пока они не начинают терять свою самобытность. Тогда они превращаются в химеры и стимулируют грядущий надлом.

Наряду с татарами в великорусский этнос вошли угро-финские племена - реликтовые этносы северной части Русской равнины. Одни их них, приняв православие, слились со славянскими настолько, что забыли свои былые самоназвания. Таковы меря, мурома, голядь и заволоцкая чудь. Другие удержали имена своих предков: чуваши, черемисы (мари), вотяки (удмурты), мордва, ижора, вепсы и др., но это не мешало их контактам с русскими. Поскольку они жили в своих привычных ландшафтах, т.е. "дома", их общения с великороссами следует назвать симбиозом, который тоже усложняет этническую систему и тем укрепляет ее.

Итак, Москва сумела возглавить обновленную пассионарным толчком Россию и вывести ее из состояния вассала Орды на широкий путь самоутверждения, чему весьма способствовала широкая терпимость к аборигенам и твердая позиция неприятия иноплеменных воздействий. Можно сказать, что в России возродилась... нет, не Византийская империя, а скорее мечта о царстве пресвитера Иоанна, которую не смогли осуществить центральноазиатские несториане. Сами русские люди давно забыли об этой легенде и о событиях, ее породивших, но природные процессы протекают независимо от того, сознают ли их наблюдатели и участники. Чаще всего им это слишком трудно, ибо "большое видится на расстоянии", но Наука для этого и существует, чтобы исправлять ошибки прямого восприятия путем критического отношения к сведениям источников и широких сопоставлений, где зигзаги истории взаимно компенсируются в ходе времени.

И теперь легко сделать вывод. Древнюю Русь погубила дестабилизация, явившаяся следствием снижения пассионарного напряжения этнической системы или, что проще, увеличения числа субпассионариев - эгоистов, не способных к самопожертвованию ради бескорыстного патриотизма. Уцеле

ло только Великое княжество Московское, целое столетие втягивавшее в себя пассионариев благодаря принципам митрополита Алексея и Сергия Радонежского. Их сподвижники и ученики завещали своим потомкам перспективный поведенческий стереотип и стабильную внутреннюю структуру. Так с 1380 по 1452 г. Московское княжество стало Россией, а бывшая Русь - окраиной Литвы, которой руководила Польша.

220. КОНТУРЫ УКРАИН

Победа в междоусобной войне была одержана не Василием II, а его народом, категорически отвергшим традицию удельной Руси, точнее - ее одряхления и наступившего бессилия. Шемяка был побежден "беззащитным, слепым пленником своим", при котором исчезли все уделы в Московском княжестве. Князья уступили место служилым людям. Сын Дмитрия Шемяки ушел в Литву и получил от короля Казимира Рыльск и Новгород-Северский, куда стеклись его немногочисленные сторонники. Совсем близко, на правом берегу Днепра, в восточной Подолии обосновались сторонники Свидригайла, друга Шемяки. Те и другие был храбрыми и стойкими людьми, а такие при проигрыше обычно не сдаются, а уходят на окраину ареала; так возникло наименование "Украина", хотя жители ее называли себя русскими.

По поводу происхождения этноса, принявшего название "украинцы", есть огромная литература, в которой легко выделить две противоположные точки зрения. Польские историки XVI в (Г.Ф. Миллер и др.) единодушно считают украинских казаков холопами или беглыми крестьянами. Украинские историки XVIII в. Г.Грабянка, П.И.Симоновский и анонимный автор "Истории русов" считают украинских казаков военной организацией, подобием рыцарских орденов (в которой не было социальных различий), предназначенной для войны с мусульманами.

Думается, что сама постановка проблемы некорректна. Крестьяне не могли обрести безопасность на степной границе, где так легко попасть на аркан ногайцам и крымцам. Защита и обучение военному искусству были им нужны как воздух и вода; обучить их могли только князья и их дружинники. С другой стороны, Шемятичи и Ольгердовичи нуждались в пополнении войска; следовательно, они должны были охотно принимать тех крестьян, которые предпочитали вечную войну на границе спокойной жизни около Витебска и Полоцка. Иными словами, на степной границе скапливались пассионарии, тяготившиеся жесткими порядками Москвы и бесправием Польши.

Для того чтобы адаптироваться в новых условиях и обзавестись семьями, которые возникали при браках с местными женщинами половецкого происхождения и православного исповедания, им понадобилось около ста лет.

За это время князья Рюрикова дома (князь Дмитрий Вишневецкий), польские магнаты (Предслав Лянцкоронский) и простые крестьяне, способные к обучению военному делу, одинаково превращались в "козаков", столицей которых стала Запорожская Сечь. Последнюю, по принятой нами терминологии, следует считать консорцией, из которой вырос малорусский субэтнос, превратившийся через 200 лет в украинский этнос, освободившийся в XVII в. от власти католической Польши, а в XVIII в. завоевавший ведущее место в Российской империи. Не следует забывать, что в число украинцев было инкорпорировано немало "красных девок половецких" и их потомков. Но дальнейшая история Украины выходит за хронологические рамки нашего повествования.

А теперь можно сделать вывод, предварительно напомнив, что в XIII в. Волго-Окское междуречье тоже называлось Украиной Залесской. Живые силы и традиции сохранились на окраинах ареала древнерусского этноса, а в центре его иссякли. Новые этносы возникли на стыках этносов древних путем контактов и переноса повышенной пассионарности. Конечно, не меньший подъем ее был и в середине ареала, на среднем Днепре, но там давление соседнего суперэтноса - Западной Европы (через Польшу) - оказалось столь сильным, что "выдавило" пассионарных русичей в Москву и Запорожье.

Оба центра подъема ставили своей целью сохранение культуры и стереотипа поведения, т.е. обычаев Древней Руси. Первое удалось, ибо шедевры не подвластны времени. Второе было неосуществимо, потому что историческое время необратимо и неповторимо. Закономерности этногенеза как природного процесса подтверждены историей контакта Древней Руси и Великой степи, что и требовалось доказать.

Что же касается контакта России с Западной Европой, то каждый желающий сможет убедиться, что и тут законы природы останутся неизменными. Задача Науки лишь в том, чтобы своевременно предупредить сограждан о вероятных вариантах развития событий, а дело Политики найти оптимальный выход из возможных, но необязательных, т.е. не предначертанных, коллизий. Вот почему фундаментальная наука и практика обоюдно нужны друг другу.