Перечень учебников

Учебники онлайн

Глава IX. Организация производства(продолжение). Разделение труда. Роль машин

Принципы экономической науки. Альфред Маршалл. Книга четвертая



Содержание

§ 1. Первое условие эффективной организации производства заключается в том, чтобы обеспечить каждому занятие такой работой, которую его способности и выучка позволяют ему хорошо выполнять, и снабдить его наилучшими машинами и другими рабочими приспособлениями. Мы на время отложим рассмотрение вопроса о распределении работ между теми, кто выполняет отдельные операции в производстве, с одной стороны, и теми, кто руководит общей его организацией и берет на себя весь риск за него, — с другой, и ограничимся здесь исследованием разделения труда между различными категориями производственных рабочих, уделяя особое внимание влиянию машин на этот процесс. В следующей главе мы рассмотрим взаимодействие разделения труда и размещения производства, а еще в следующей будет изучен вопрос о том, в какой степени преимущества разделения труда зависят от концентрации крупных капиталов в руках отдельных лиц или фирм или, как принято говорить, от производства в крупном масштабе; и наконец, мы исследуем углубляющуюся специализацию труда по управлению предприятиями.

Каждому известен тот факт, что "практика создает совершенство", что она позволяет операцию, вначале казавшуюся трудной, спустя некоторое время выполнять с приложением сравнительно небольших усилий, причем гораздо лучше; в какой-то мере этот факт объясняет физиология. Она дает основания полагать, что такое изменение порождается постепенной выработкой новых навыков выполнения более или менее "рефлекторных" или автоматических действий. Совершенно непроизвольные движения, как, например, дыхание во время сна, производятся под управлением локальных нервных центров без всякого участия высшего центрального органа мыслительной энергии, который, как считают, расположен в головном мозге. Однако все преднамеренные движения требуют участия главного центрального органа: он получает информацию от нервных центров или локальных органов, а в ряде случаев, быть может, и непосредственно от органов чувств, и направляет обратно подробные и сложные директивы локальным органам или иногда непосредственно мышечным нервам и координирует их таким образом, чтобы были достигнуты требующиеся результаты. [Например, когда человек впервые пытается кататься на коньках, ему приходится все свое внимание сосредоточить на сохранении равновесия, его мозг должен осуществлять непосредственный контроль над каждым движением и при этом у него остается уже мало умственной энергии на другие цели. Но после достаточной практики движения конькобежца становятся полуавтоматическими, локальные нервные центры принимают на себя почти всю работу по координации движения мышц, мозг от этой функции освобождается, и человек оказывается в состоянии продолжать без помех ход своих мыслей; он может даже изменить направление своего бега, чтобы избежать встретившееся препятствие, или восстановить равновесие, нарушенное попавшейся на пути небольшой неровностью, нисколько при этом не прерывая ход своих мыслей. Очевидно, тренировка нервной энергии под непосредственным управлением мыслительного органа, расположенного в головном мозге, постепенно выработала систему связей - включая сюда, вероятно, и определенные физические изменения - между органами чувств и соответствующими нервными центрами; эти новые связи можно рассматривать как некий капитал из нервной энергии. Существует, возможно, нечто вроде организованной бюрократии локальных нервных центров: спинной мозг, позвоночник и большие нервные узлы, обычно играющие роль провинциальных органов, со временем приобретают способность регулировать деятельность окружных и сельских властей, не беспокоя верховное правительство. Весьма вероятно, что они посылают сведения о происходящем, но, если не случается ничего чрезвычайного, на эти сведения обращают очень мало внимания. Но когда приходится выполнять новый прием, например научиться двигаться на коньках вспять, на время мобилизуется вся мыслительная энергия, которая теперь с помощью особой конькобежной организации органов чувств и нервных центров, созданной в процессе обычного скольжения, сумеет сделать то, что было бы совершенно невозможно без помощи такой организации.

Возьмем более сложный пример. Когда художник увлечен своей работой над картиной, его мозг целиком сосредоточен на этом занятии; вся умственная энергия пущена в ход, и напряжение ее столь велико, что долго поддерживать такое напряжение невозможно. В течение нескольких часов счастливого вдохновения художник способен выразить мысли, которые окажут существенное влияние на характер грядущих поколений. Но сила его художественного выражения была достигнута после бесчисленных часов упорного труда, в процессе которого он постепенно выработал тесную взаимосвязь между глазом и рукой, вполне достаточную, чтобы позволить ему делать грубые наброски довольно хорошо знакомых ему предметов даже в то время, когда он занят увлекательной беседой и едва ли сознает, что держит в руках карандаш.]

Физиологическая основа чисто умственной работы еще недостаточно выяснена, но то малое, что нам уже известно о развитии строения мозга, явно свидетельствует о том, что упражнение в любого рода мышлении порождает новые связи между разными частями мозга. Во всяком случае, признанным фактом является то, что практика позволяет человеку быстро, без сколько-нибудь значительных усилий решать вопросы, с которыми он, еще не имея практики, справлялся бы весьма неудовлетворительно, даже прилагая величайшие усилия. Ум торговца, юриста, врача, ученого постепенно оснащается запасом знаний и интуицией, которые крупный мыслитель мог бы приобрести не иначе как путем непрерывного применения в течение многих лет всех своих способностей для изучения одной более или менее узкой группы вопросов. Конечно, ум не может работать интенсивно много часов в день в одном и том же направлении; хорошо потрудившийся человек иногда находит отдых в работе, не относящейся к его специальности, хотя и утомительной для другого, которому приходится заниматься ею весь день.

Некоторые социальные реформаторы утверждали, что люди, выполняющие самую сложную умственную работу, могли бы посвящать значительную долю своего времени также занятию физическим трудом без ущерба для их способностей приобретать знания или обдумывать трудные вопросы. Но, как показывает опыт, лучшим отдыхом от перенапряжения являются занятия, к которым лежит душа в данный момент и которые можно прекратить, когда желание их выполнять остывает, т.е. такие занятия, которые житейская интуиция обозначает понятием "передышка" (relaxation). Всякое занятие, которое носит настолько деловой характер, что человек иногда должен силой воли принуждать себя продолжать его выполнять, действует на нервную систему и не может служить настоящей передышкой, а поэтому оно неэкономично с точки зрения общества, если только ценность такого занятия не перекрывает значительный ущерб, наносимый основной работе человека. [Дж. С, Милль утверждал даже, что его работа в министерстве по делам Индии не мешала ему вести свои научные исследования. Но представляется вероятным, что такое отвлечение его свежих сил снижало качество его высоких умственных способностей больше, чем он это сам осознавал; хотя оно, быть может, лишь ненамного уменьшило замечательный вклад, который он внес в науку своего поколения, оно, вероятно, очень сильно сказалось на его способности выполнить такую же работу, которая повлияла бы на развитие идей грядущих поколений. Лишь экономя каждую частицу своих небольших физических сил, Дарвин оказался в состоянии выполнить столь огромный труд именно такого масштаба, а социальный реформатор, которому удалось бы, выступая от имени общества, использовать часы отдыха Дарвина для какой-либо другой полезной работы, сослужил бы очень плохую службу самому обществу.]

§ 2. Вопрос о том, как глубоко можно осуществить специализацию высших форм труда, весьма сложен и далеко не решен. В науке представляется твердо установленным, что область исследования должна быть широкой в молодые годы и постепенно сужаться с возрастом ученого. Врач, всегда посвящавший все свое внимание исключительно одной группе болезней, может, вероятно, дать менее мудрый совет даже в этой специальной области, чем другой врач, который, привыкнув на основе более широкой практики рассматривать эти болезни в их связи с общим состоянием здоровья, затем постепенно все более и более концентрирует свое внимание на изучении указанных болезней, накапливает громадный специальный опыт и тонкое чутье при их лечении. Однако не вызывает сомнений, что очень значительное повышение производительности можно достигнуть путем разделения труда в тех профессиях, где существует большая потребность в одной лишь физической ловкости.

Адам Смит отмечал, что юноша, всю свою жизнь не выполнявший никакой другой работы, кроме изготовления гвоздей, в состоянии производить их вдвое быстрее первоклассного кузнеца, лишь изредка занимающегося их производством. Всякий, кому приходится изо дня в день выполнять одну и ту же серию операций с предметами точно одинаковой формы, постепенно научается почти автоматически производить своими пальцами более точные и более быстрые движения, чём было бы возможно, если бы каждое движение должно было дожидаться сознательной директивы человеческой воли. Известный тому пример мы наблюдаем, когда дети на хлопкопрядильной фабрике связывают нити. Точно так же рабочий швейной или обувной фабрики, который час за часом, день за днем делает вручную или с помощью машины один и тот же шов на одинаковом по размеру куске кожи или ткани, в состоянии выполнять эту операцию с меньшим усилием и гораздо быстрее, чем рабочий, обладающий намного большей зоркостью и большей ловкостью и гораздо более высоким уровнем квалификации, но привыкший изготовлять все пальто или весь сапог целиком. [Лучшую и самую дорогую одежду шьют высококвалифицированные и высокооплачиваемые портные, которые изготовляют сначала один предмет одежды, затем другой и т. д. Между тем самую дешевую и самого низкого качества одежду изготовляют за голодную заработную плату неквалифицированные женщины, берущие ткань на дом и сами выполняющие все швейные операции. Но одежда среднего качества изготовляется в мастерских или на фабриках, где разделение труда и самая узкая специализация операций доводятся до такой степени, какую только позволяет численность персонала, причем этот метод получает быстрое распространение за счет сокращения масштабов применения двух других указанных крайних методов. Лорд Лодердейл ("Inquiry", p. 282) цитирует утверждение Ксенофонта о том, что работа выполняется лучше всего, когда каждый работник занимается одним видом работы, как, например, когда один шьет обувь для мужчин, а другой - для женщин, или еще лучше, когда один делает выкройки из ткани или кожи. а другой лишь сшивает из них платье или обувь; приготовление пищи у короля лучше, чем у любого другого, так как он имеет одного повара, который только варит мясо, и другого, который только жарит его, одного повара, который варит рыбу, и другого, который ее жарит; все сорта хлеба у него печет не один человек, для каждого сорта имеется специальный пекарь.]

В свою очередь в деревообрабатывающей или металлообрабатывающей промышленности, когда рабочему приходится снова и снова выполнять одни и те же операции с одинаковым куском материала, он привыкает держать его точно в нужном положении, размещать инструменты и другие предметы, которыми он орудует, в таком порядке, чтобы применить их в работе с наименьшей потерей времени и затратой сил при производимых им своим собственным телом движениях. Обе руки его, привыкшие находить все эти предметы на том же месте и в том же порядке, почти автоматически взаимодействуют друг с другом гармонично; а с накоплением опыта расход его нервной энергии уменьшается даже еще быстрее, чем расход мускульной силы.

Но когда операция, таким образом, превращается в рутинную, она почти достигает стадии, на которой ее выполнение может взять на себя машина. Главная трудность, какую здесь надлежит преодолеть, заключается в том, чтобы придать машине способность без потери большого времени захватывать материал и прочно удерживать его точно в том положении, в каком станок мог бы двигаться по нему в нужном направлении. Но такая машина обычно может быть сконструирована лишь в том случае, если соответствующая затрата труда и средств себя окупает; а затем уже всей операцией может управлять рабочий, который, сидя у машины, берет левой рукой кусок дерева или металла из груды заготовок и помещает его в паз, затем правой нажимает на рычаг или иным способом пускает в ход станок и наконец левой рукой отбрасывает в другую груду деталь, которая была вырезана, или отштампована, или просверлена, или выстругана точно по определенному образцу. Отчеты новейших профсоюзов именно этих отраслей полны жалоб на то, что неквалифицированным рабочим и даже их женам и детям поручается работа, которая прежде требовала мастерства и сообразительности опытного механика, а теперь сведена к рутинным операциям в результате усовершенствования машин и всевозрастающей детализации разделения труда.

§3. Перед нами, таким образом, общее правило, действие которого наиболее заметно в некоторых отраслях обрабатывающей промышленности, но которое применимо ко всем. Оно заключается в том, что всякая производственная операция, которую можно превратить в однообразную, с тем чтобы точно одинаковый предмет многократно изготовлять одним и тем же способом, рано или поздно непременно будет производиться машиной. Могут быть оттяжки и трудности, но если работа, которую предстоит выполнять машине, принимает достаточно большие количественные масштабы, деньги и изобретательская мысль будут выделяться на решение этой задачи без ограничений до тех пор, пока она не будет претворена в жизнь. [Утверждают, что один крупный изобретатель израсходовал 300 тыс. ф. ст. на опыты по конструированию текстильных машин, и его затраты окупились с лихвой. Некоторые из его изобретений были такого рода, какие могут быть сделаны лишь гениальным человеком; сколь бы ни была велика потребность в них прежде, их осуществление должно было дождаться того времени, когда появится именно такой гениальный изобретатель. С полным основанием он назначил лицензию в 1 тыс. ф. ст. за каждую из своих гребнечесальных машин, а владелец фабрики камвольной ткани, работавшей с полной нагрузкой, счел выгодным приобрести еще одну такую машину и дополнительно выплачивать лицензию за шесть месяцев до истечения срока патента. Но такие примеры представляют собой исключение; как правило, запатентованные машины не очень дороги. В ряде случаев экономия от производства всех этих новых машин на одном предприятии при помощи специального оборудования так велика, что владелец патента находит для себя выгодным продавать их по более низкой цене, чем прежняя цена на замещенные или менее производительные машины, поскольку эта старая цена приносила ему столь высокую прибыль, что оказывалось выгодным снизить цену, чтобы поощрить применение машин для новых целей и на новых рынках. Почти в каждой отрасли много предметов изготовляется вручную, хотя хорошо известно, что их легко делать при помощи нескольких приспособленных машин, которые уже применяются в той же или других отраслях, но которые не производятся лишь потому, что их еще нельзя загрузить настолько, чтобы окупить хлопоты и затраты на их производство.]

Таким образом, две тенденции -совершенствование машин и все более глубокое разделение труда — шли параллельно и в известной мере взаимосвязано. Однако эта взаимосвязь не так тесна, как обычно полагают. К разделению труда ведут крупные масштабы рынков, возрастающий спрос на большое количество одинаковых предметов, а в ряде случаев и на предметы, изготовленные с большой точностью; главное же следствие совершенствования машин заключается в удешевлении и большей точности изготовления предметов, в производстве которых в любом случае развивалось бы разделение труда. Например, "Болтон и Уатт” в ходе организации производства в Сохо сочли необходимым довести разделение труда до практически возможно большей степени. Тогда еще не было таких токарных станков со скользящей кареткой, строгальных станков, расточных станков, которые теперь практически гарантируют механическую точность обработки. Все зависело от точности глазомера и руки индивидуального механика, и все же тогдашние механики обычно обладали меньшей квалификацией, чем теперешние. Способ, каким “Болтон и Уатт” ухитрялись частично преодолеть эту трудность, состоял в том, чтобы поручать своим рабочим выполнение отдельных видов работ и заставлять их научиться возможно лучше их выполнять. Длительной практикой, применением одних и тех же инструментов и изготовлением одних и тех же предметов рабочие, таким образом, приобретали большое индивидуальное мастерство" [Smiles . Boulton and Watt, p. 170-171] . В результате машины постоянно вытесняют и делают ненужной ту чисто физическую сноровку рабочего, приобретение которой, даже вплоть до времен Адама Смита, составляло главное преимущество разделения труда. Однако это влияние машин более чем компенсируется порождаемой ими тенденцией к расширению масштабов промышленных предприятий и к усложнению производства на них, а следовательно, и к увеличению возможностей для разделения труда всех видов. особенно труда по управлению предприятиями.

§ 4. Способность машин выполнять работу такой точности, с какой ручной труд справиться не может, лучше всего прослеживается в некоторых отраслях металлообрабатывающей промышленности, где получает быстрое развитие система взаимозаменяемости деталей и узлов. Лишь после длительной тренировки, проявления большого усердия и приложения больших усилий рука человека может научиться превращать кусок металла в копию другого куска или подгонять их друг к другу, и в конечном счете совершенная точность не достигается. Но это именно та работа, которую хорошо сконструированная машина способна выполнять наиболее легко и совершенно. Например, если бы сеялки и жатки приходилось изготовлять вручную, их первоначальная стоимость оказалась бы очень высокой; при поломке какой-либо детали ее можно было бы заменить, лишь затратив большие средства на отправку всей машины обратно на завод или на вызов высококвалифицированного механика на ферму. Однако на деле машиностроительный завод держит на складе много запасных копий поломанной детали, изготовленных на том же оборудовании, что и оригинал, и, следовательно, может ее заменить. Фермер на Северо-Западе Америки, находящийся, возможное 100 милях от любой хорошей механической мастерской, может тем не менее спокойно применять сложные машины, поскольку он знает, что, сообщив по телеграфу номер машины и номер любой поломанной им детали, он следующим поездом получит новую деталь, которую будет способен сам поставить на место поврежденной. Все значение этого принципа замены деталей было осознано лишь недавно; существует, однако, много признаков того, что этот принцип будет больше, чем какой-либо другой, содействовать все более широкому применению построенных человеком машин в любой отрасли производства, включая даже домашние и сельскохозяйственные работы [Возникновение этой системы заменяемости в большой мере является следствием создания эталонных калибров Джозефа Уитворта, но разрабатывается она особенно энергично и тщательно в Америке. Стандартизация наиболее выгодна, когда дело касается предметов, которые надлежит вместе с другими предметами вмонтировать в сложные машины, строения, мосты и т. д.].

Воздействие, которое машины оказывают на современную индустрию, хорошо видно на примере производства часов. Некоторое время назад главным центром этого производства была французская Швейцария, где разделение труда зашло уже далеко, несмотря на то что большая часть работы выполнялась довольно разбросанным населением. Существовало около 50 самостоятельных подотраслей, каждая из которых занималась какой-то одной небольшой частью производства. Почти во всех необходим был высокоспециализированный ручной труд, но очень мало требовалось сообразительности; заработки обычно были низкими, так как производство сложилось настолько давно, что занятые в нем никак не могли рассчитывать на сколько-нибудь монопольное положение и не составляло труда вовлечь в него детей с нормальным развитием. Однако теперь это производство теряет свои позиции в пользу американской системы изготовления часов при помощи машин, требующей очень мало специализированного ручного труда. По существу, машины становятся все более и более автоматическими и все меньше и меньше нуждаются в помощи человеческой руки. Но чем более усложняются возможности машин, тем больше требуется сообразительности и внимательности от тех, кто присматривает за их работой. Возьмем, например, прекрасную машину, которая на одном конце втягивает в себя стальную проволоку, а на другом выдает тонкие шурупы затейливой формы; она заменяет большое число рабочих, которые действительно приобрели очень высокую и узкую квалификацию при изготовлении таких шурупов вручную, но вели сидячий образ жизни, напрягая свое зрение над микроскопом и находя в своем труде очень мало возможностей для проявления какой-либо способности, кроме умения владеть своими пальцами. Однако машина сложна и дорога, и человек, за ней присматривающий, должен обладать умом и высоким чувством ответственности, которые могут обеспечить ему отличную репутацию и которые, хотя встречаются теперь чаще, чем в прошлом, все еще достаточно редки, чтобы обеспечивать ему очень Высокие заработки. Это, конечно, исключительный пример; большая часть работы, выполняемой на часовом заводе, намного проще. Но значительная ее часть требует больших способностей, чем необходимо было при старой системе, и рабочие на заводе получают в среднем более высокую заработную плату; вместе с тем заводское производство уже снизило цену на надежные часы до уровня, доступного для беднейших классов общества, и обнаруживает признаки того, что вскоре окажется в состоянии выпускать также часы очень высокого качества [Уже достигнутое машинами совершенство продемонстрировано тем фактом, что на состоявшейся в Лондоне в 1885 г. Выставке изобретений представитель одного американского часового завода на глазах у нескольких английских представителей старой системы производства разобрал 50 часов на части, разложил эти детали на отдельные кучки и попросил англичан вынуть для него по одной детали из каждой соответствующей кучки; затем он поместил все вынутые детали в корпус и тут же предъявил своим оппонентам часы в полном порядке.]. Те машины, которые выполняют завершающие операции и сборку часов из составляющих их деталей, должны всегда быть высокоспециализированными, но большинство применяемых на часовом заводе машин по общему своему характеру не отличаются от тех, какие используются в любом другом производстве мелких металлических изделий; фактически многие из них представляют собой просто модифицированные варианты токарного станка, долбежного, дыропробивного, сверлильного, строгального и поперечно-строгального, фрезерного станков и ряда других машин, хорошо известных во всех отраслях промышленности. Это служит яркой иллюстрацией к тому факту, что, несмотря на постоянно углубляющееся разделение труда, многие линии разграничения между отраслями, которые номинально четко определены, все больше размываются и все легче преодолеваются. В старые времена производителей часов, на которых обрушилось бы сокращение спроса на их продукцию, мало бы утешило сообщение о том, что артиллерийские заводы нуждаются в дополнительной рабочей силе; теперь, однако, большинство рабочих часового завода, если бы они попали на артиллерийский завод, завод, производящий швейные машины, или на завод, выпускающий текстильные машины, обнаружили бы там машины, очень схожие с теми, к каким они уже привыкли у себя. Часовой завод вместе с его рабочими можно без чрезмерных издержек превратить в предприятие по производству швейных машин; почти единственным условием для этого является то, чтобы на новом заводе не было необходимости ставить рабочих на такую работу, которая требует более высокого уровня обычной сообразительности, чем та, к которой они уже привыкли.

§ 5. Другим примером того, как совершенствование машин и увеличение объема производства порождает глубокое разделение труда, служит печатное дело. Каждому знакома фигура первого газетного издателя вновь заселенных районов Америки, который набирает свои статьи в ходе их сочинения, затем с помощью мальчика делает оттиски и распространяет их среди редко расселенных соседей. Когда, однако, таинство печатания было еще внове, печатнику приходилось все это проделывать самому и к тому же еще самому изготавливать все приспособления [Шрифтолитейщик был, вероятно, первым, кто выделился из полиграфического предприятия; затем печатники предоставили другим изготовлять печатные станки; потом типографская краска и печатные валики нашли себе совершенно обособленных производителей; наконец возникла целая категория людей, которые, работая в других отраслях, сделали своей специальностью изготовление печатающих устройств, например кузнецы по отливке печатных станков, сборщики печатающих устройств и механики по печатным машинам. (См.: Southward. Typography. - В; "Encyclopedia Britannica").]. Последними теперь его снабжают отдельные "вспомогательные" производства, у которых даже печатник из лесной глуши может приобрести все, что ему требуется для его дела. Но несмотря на получаемую таким образом помощь извне, крупному полиграфическому предприятию приходится изыскивать в своих стенах рабочую площадь для многих различных категорий рабочих. Не говоря уж о тех, кто организует предприятие и управляет им, кто выполняет канцелярскую работу и отвечает за склады, о квалифицированных "читателях", исправляющих вкрадывающиеся в гранки опечатки, о машинистах и механиках по ремонту машин, о тех, кто отливает, исправляет и приводит в полную готовность печатные формы, о распространителях продукции и помогающих им мальчиках и девочках и о нескольких второстепенных категориях работников, на предприятии имеются две большие группы рабочих-наборщиков текста и машинистов-печатников, делающих оттиски и размножающих копии с них. Каждая из этих двух групп подразделяется на много мелких подгрупп, особенно в крупных центрах полиграфической промышленности. В Лондоне, например, машинист-печатник, знакомый с одним типом машин, или наборщик, привыкший к одному виду работы, если его лишить места, не захочет сразу же отказаться от преимуществ своей узкой специальности и, опираясь на знание простейших приемов данного производства, искать место у машин другого типа или другого рода наборную работу [Саутворд, например, отмечает, что "печатник может разбираться только в машинах, печатающих книги, или в машинах, печатающих газеты; он может знать все" о полоскопечатных машинах или пресс-цилиндрах; "или же из пресс-цилиндра он может быть знаком только с одной из его разновидностей. Совершенно новые машины порождают новую категорию квалифицированных рабочих. Имеются рабочие, отлично справляющиеся с печатным станком Уолтера, но не имеющие представления о том, как работать на двухцветных или сложных книгопечатных машинах. В наборном деле разделение труда доводится до еще большей детализации. Прежнему печатнику было все равно, что набирать - объявление, титульный лист или книгу. Сегодня мы имеем рабочих по акцидентному набору, рабочих по набору книжного текста, рабочих по набору газетного текста, причем слово "рабочий" (hand) подразумевает труд фабричного характера. Существуют акцидентные наборщики, специализирующиеся только на афишах. Наборщики книг подразделяются на тех, кто набирает заголовки, и тех, кто набирает текст. В свою очередь последние включают собственно наборщиков и верстальщиков, которые сверстывают страницы".]. Эти барьеры между мельчайшими подвидами профессии занимают большое место во многих описаниях новейшей тенденции к специализации производства; до известной степени это не лишено оснований, так как несмотря на то, что такое столь мелкое дробление профессий позволяет рабочему, вытесненному из одного ее подразделения, без большого снижения производительности перейти в другое, смежное, подразделение, он все же так не поступает, пока не попытается найти работу по привычной специальности; поэтому, когда дело касается небольших - в масштабах недель - текущих колебаний в рамках данной профессии, указанные барьеры имеют такую же силу, какую имели бы и более высокие. Но по своему характеру они резко отличаются от глубоких и широких пропастей, которые отделяли одну группу средневековых ремесленников от другой и которые породили на всю жизнь тяжкие страдания ткачей, работавших на ручных станках, когда они лишились своей профессии [Проследим еще несколько дальше процесс замены ручного труда машинами в одних отраслях и открытия новых возможностей для его применения - в других. Понаблюдаем процесс, в ходе которого крупные тиражи больших газет набираются и печатаются в течение нескольких часов. Начать с того, что значительная часть самого буквопечатания часто выполняется машиной; но в любом случае литеры сначала размещаются на плоской поверхности, с которой печатать очень быстро невозможно. Поэтому следующим шагом является изготовление из папье-маше слепка с них, который накладывается на цилиндр и затем служит в качестве матрицы для отливки заново металлического стереотипа, подгоняемого к валкам печатной машины. Закрепленный на валках стереотип вращается попеременно в сторону валков, наносящих краску, и бумаги. Бумага помещена в низу машины в виде громадного рулона, который автоматически раскручивается сначала в направлении увлажняющих цилиндров, а затем в направлении печатающих валков, из которых один печатает на одной стороне бумаги, а другой - на оборотной ее стороне; затем бумага подается на режущие цилиндры, разрезающие ее на отрезки равной длины, а отсюда на фальцовочный механизм, который и превращает ее в газету, готовую к продаже.

Совсем недавно отливку шрифта стали производить новыми методами. Наборщик печатает на клавиатуре, подобной той, какая имеется на пишущей машинке, а матрицы соответствующих букв выстраиваются в строчку; затем после разбивки матричных строк на них наносится жидкий свинец, и прочная полоса набора готова. При дальнейшем совершенствовании технологии каждую букву стали отливать отдельно с ее матрицы; машина сама стала высчитывать площадь, занимаемую буквами, останавливаться, когда их набирается достаточно для строки, выделять свободную площадь, точно равную сумме маленьких промежутков между словами, и наконец отливать строку. Утверждают, что один наборщик в состоянии работать одновременно на нескольких таких машинах, находящихся в разных городах, с помощью электрического тока. ].

В полиграфической промышленности, как и в производстве часов, мы наблюдаем появление механических и научных устройств, обеспечивающих достижение таких результатов, какие без них были бы невозможны; в то же время они неуклонно принимают на себя работу, прежде требовавшую приложения квалифицированного ручного труда и ловкости человека, но отнюдь не большой сообразительности, и оставляют на долю человека все те виды работ, которые требуют приложения ума, создавая, таким образом, всякого рода новые профессии, где существует большая потребность именно в сообразительности. Каждый шаг в совершенствовании и удешевлении печатных устройств увеличивает спрос на сообразительность и рассудительность, на высокую грамотность вычитчика текста, на искусство и вкус тех, кто понимает, как набрать хороший титульный лист или как оформить страницу, на которой следует напечатать гравюру, чтобы свет и тень распределялись надлежащим образом. Он повышает спрос на одаренных и многоопытных художников, умеющих рисовать или гравировать на дереве, камне и металле, а также на людей, способных дать на десять строк точное изложение содержания речи, занявшей десять минут, — интеллектуальный подвиг, трудность которого мы недооцениваем, поскольку он столь часто совершается. Наконец, развитие полиграфической техники ведет к расширению объема работы фотографов, стереотиперов и гальваников, производителей печатных машин и многих других, получающих более высокую выучку и более высокий доход от своего труда, чем получали укладчики и разгрузчики, фальцовщики газет, обнаружившие, что их работу взяли на себя железные пальцы и железные руки.

§ 6. Теперь перейдем к рассмотрению последствий применения машин, выражающихся в ослаблении чрезмерного напряжения мышц человека, которое еще несколько поколений назад являлось общим уделом более половины работающих даже в такой стране, как Англия. Самые поразительные примеры могущества машин наблюдаются на крупных металлургических заводах, особенно производящих броневые плиты, где усилия, которые следует прилагать, столь велики, что мускулы человека там не имеют никакого значения, и где каждое передвижение, будь то горизонтальное или вертикальное, приходится осуществлять при помощи гидравлической или паровой энергии, а роль человека сводится к управлению машиной, удалению золы или выполнению другой такой же второстепенной работы.

Подобного рода машины увеличили нашу власть над природой, но характер труда человека они непосредственно изменили не слишком сильно, поскольку ту работу, которую он здесь выполняет, он не мог бы выполнить без этих машин. Однако в других отраслях машины облегчают труд человека. Плотники, например, изготовляют такого же рода изделия, какими пользовались еще наши предки, но при этом затрачивают гораздо меньше тяжелого труда. Они теперь занимаются выполнением преимущественно самых приятных и самых интересных частей работы; в каждом городишке и почти в каждой деревне имеются паровые установки для распилки, строгания и вытачивания, освобождающие работников от тяжкого труда, который еще не очень давно обычно доводил их до преждевременного старения [Рубанок, применявшийся при выравнивании поверхности больших досок для полов и при других работах, вызывал болезни сердца и, как правило, превращал плотников в стариков уже к сорока годам. Как отмечает Адам Смит, "когда рабочие получают высокую... плату, они склонны надрываться над работой и, таким образом, разрушают свое здоровье и силы за несколько лет. Плотник в Лондоне, как и в некоторых других местах, как полагают, не может работать в полную силу больше восьми лет... Почти каждая категория ремесленников подвержена какой-либо специальной болезни, порождаемой чрезмерной затратой их конкретного вида труда" ("Богатство народов...", кн. I, гл. VII).].

Новая машина, когда она только что изобретена, обычно нуждается в тщательном уходе и пристальном внимании. Но работа обслуживающего ее рабочего подвергается постоянному пересмотру; часть его функций, носящая однообразный и монотонный характер, постепенно перекладывается на саму машину, которая последовательно превращается во все более автоматическую, самодействующую, пока на долю рабочего не остается никакой другой работы, кроме как подавать через определенные промежутки времени материалы и забирать готовую продукцию. При этом все же сохраняется обязанность следить за нормальным состоянием машины и за равномерностью ее работы; но даже и эта обязанность часто облегчается введением автоматического контроля, заставляющего машину остановиться, как только возникают какие-либо неполадки.

Никакая профессия не может быть столь узкой и монотонной, как профессия ткача старых времен, изготовлявшего одноцветную ткань. Теперь же одна женщина может справиться с четырьмя или более ткацкими станками, каждый из которых производит за день во много раз больше работы, чем старый ручной станок, причем ее труд значительно менее однообразен и требует гораздо большей сообразительности. В результате на каждые 100 ярдов сотканной материи чисто монотонная часть работы человека не составляет, вероятно, и 20-й доли той, какая выполнялась на ручном станке. [Производительность труда в ткачестве возросла за последние 70 лет в 12 раз, а в прядении - в 6 раз. В предыдущие 70 лет производительность труда в прядении уже увеличилась в 200 раз (см.: Еllisоn . Cotton Trade of Great Britain, ch. IV and V).]

Такого рода факты можно обнаружить в новейшей истории многих отраслей, и они имеют важное значение, когда мы рассматриваем способы, с помощью которых современная организация производства стремится сузить область приложения труда отдельного лица, а тем самым сделать ее монотонной. Между тем отрасли, где работа наиболее узко специализирована, — это как раз те, в которых основное напряжение физического труда скорее всего могут принять на себя машины. Таким образом, главное зло — монотонность труда — намного уменьшается. Как утверждает Рошер, гораздо больше следует страшиться монотонности жизни, чем монотонности работы; последняя выступает как крупнейшее зло лишь тогда, когда она порождает монотонность жизни. Когда профессия человека требует от него большого физического напряжения, он после работы уже ни на что не годен; если при этом работа не требует приложения его умственных способностей, вообще мало шансов на то, что они получат развитие. Однако нервная энергия не очень сильно истощается на обычной фабричной работе, во всяком случае там, аде нет чрезмерного шума и где не слишком длинный рабочий день. Социальная среда фабричной жизни стимулирует умственную деятельность как в рабочее время, так и за его предела ми; многие из тех рабочих, чьи профессии являются, казалось бы, самыми монотонными, обладают значительным умом и духовными качествами. [Вероятно, текстильная промышленность являет собой наилучший пример отрасли, где работа, прежде выполнявшаяся вручную, теперь производится машинами. Это особенно наглядно в Англии, где указанная отрасль дает работу почти полумиллиону мужчин и свыше чем полумиллиону женщин, или более 10% тех, кто получает самостоятельный заработок. О напряжении, снимаемом здесь с человеческих мускулов при обращении даже с мягкими материалами, свидетельствует тот факт, что на каждого из этого миллиона рабочих приходится энергия пара примерно в одну лошадиную силу, т. е. в десять раз больше, чем они бы сами затратили, даже если бы все были сильными мужчинами; история текстильных производств послужит нам напоминанием о том, что многие из тех, кто выполняет в обрабатывающей промышленности самую монотонную работу, являются, как правило, отнюдь не квалифицированными рабочими, опустившимися до нее с более высоких видов труда, а неквалифицированными рабочими, поднявшимися до нее. Большое число рабочих ланкаширских хлопчатобумажных фабрик пришло туда из пораженных нищетой районов Ирландии, а другие являются потомками пауперов и физически слабых людей, которых в начале прошлого века отправляли туда во множестве из самых бедных сельскохозяйственных районов с ужасными условиями жизни, где работников кормили и содержали почти хуже, чем скот, за которым они ходили. Опять-таки когда выражается сожаление по поводу того, что рабочие хлопчатобумажных фабрик Новой Англии не обладают теперь таким культурным уровнем, какой преобладал среди них столетие назад, мы должны вспомнить, что потомки тех фабричных рабочих поднялись до более высоких и более ответственных постов и включают многих способнейших и богатейших граждан Америки. Те, кто занял их места, находятся в процессе подъема; это главным образом французские канадцы и ирландцы, которые, хотя и могли усвоить на своем новом местожительстве те или иные пороки цивилизации, все же живут намного лучше и в целом располагают лучшими возможностями для развития собственных возвышенных качеств и качеств своих детей, чем они имели на старых местах.]

Правда, американский фермер — человек способный, и дети его быстро продвигаются вверх по общественной лестнице. Но частично потому, что земля имеется в изобилии и обычно он сам является собственником обрабатываемой им фермы, он располагает лучшими социальными условиями, чем английский земледелец; ему всегда нужно было самостоятельно заботиться о себе, и он уже давно привык применять и ремонтировать сложные машины. Английскому сельскохозяйственному работнику приходилось бороться со многими большими трудностями. До недавних пор он имел низкое образование; он в большой степени оставался под полуфеодальной властью, не лишенной преимуществ, но подавлявшей предприимчивость, а в известной мере даже и чувство собственного достоинства. Эти негативные факторы теперь устранены. Он получает в юности вполне приличное образование. Он овладевает умением обращаться с различными машинами; он уже менее зависим от расположения какого-нибудь отдельного сквайра или группы фермеров; а поскольку его труд стал разнообразнее и сильнее развивает ум, чем низшие виды городского труда, он обрел стремление продвигаться вверх как в абсолютном плане, так и в относительном.

§7. Нам надлежит теперь продолжить выяснение условий, обеспечивающих наибольшую экономию в производстве, которая возникает в результате разделения труда. Очевидно, что производительность специализированной машины или специализированного мастерства рабочего образует лишь одно условие их экономичного применения; другое условие состоит в том, чтобы обеспечить достаточно работы для их полной загрузки. Как отмечал Бэббейдж, на крупной фабрике "ее хозяин, разделяя работу на отдельно выполняемые операции, каждая из которых требует различной степени умения или физической силы, может купить точно такое количество того и другой, какое необходимо для каждой операции, тогда как, если бы вся работа целиком выполнялась одним рабочим, этот человек должен был бы обладать достаточным умением, чтобы справиться с самыми сложными операциями, и достаточной силой, чтобы выполнять самые тяжелые операции, на которые подразделяется вся работа". Экономия производства требует не только того, чтобы каждый работник был постоянно занят на узком участке работы, но также и того, чтобы при возникновении для него необходимости выполнять различные операции каждая из этих операций могла мобилизовать возможно больше его умения и способностей. Равным образом и экономия применения машин требует, чтобы мощный токарный станок, специально приспособленный для одного вида работы, возможно дольше использовался бы именно на этой операции, а если его приходится использовать на другой операции, она должна быть такой, чтобы стоило выполнять ее на токарном станке, а не такой, какую так же хорошо можно выполнять и на гораздо меньшей машине.

Следовательно, когда речь идет об экономии производства, люди и машины находятся почти в одинаковом положении, но тогда как машина служит лишь орудием производства, конечной целью производства является благосостояние человека. Мы уже задавались вопросом, выигрывает ли человечество в целом от доведения до крайности такой специализации функций, какая приводит к тому, что самая тяжелая работа осуществляется немногими людьми; теперь же следует рассмотреть его более тщательно применительно к особому труду по управлению предприятиями. Основной упор в следующих трех главах будет сделан на выявлении причин, которые делают различные формы управления предприятием наиболее пригодными для выгодного использования окружающей их обстановки и обусловливают наибольшую вероятность их преобладания над другими; между тем здесь уместно поставить вопрос, насколько эти формы управления предприятием отвечают интересам самого своего окружения.

Многие из видов экономии от применения специализированных квалификаций и машин, которые обычно считаются доступными очень крупным предприятиям, вовсе не зависят от размера отдельных фабрик. Некоторые из них зависят от совокупного объема производства соответствующей продукции в данной округе, тогда как другие, особенно связанные с ростом знаний и развитием техники, зависят главным образом от совокупного объема производства во всем цивилизованном мире. И здесь мы бы сочли возможным ввести два специальных термина. Можно подразделить экономию, проистекающую из масштабов производства любого рода товаров, на две категории: во-первых, на экономию, зависящую от общего развития производства; во-вторых, на экономию, зависящую от ресурсов отдельных занятых в нем предприятий, от их организации и от эффективности управления ими. Первую мы бы назвали внешней экономией, а вторую — внутренней экономией. В настоящей главе мы рассматривали главным образом внутреннюю экономию; но теперь мы переходим к изучению тех очень важных видов внешней экономии, которые часто могут быть достигнуты концентрацией многих однородных мелких предприятий в отдельных районах, или, как принято говорить, локализацией промышленности.

Содержание



 
© uchebnik-online.com