16. Вопросы эстетики

Эта субъективность чувства и страстности, лежащая в основе духовной жизни, подверженной негативности духовного акта (из-за которой, можно сказать, она находится в имманентном кризисе), помогает объяснить сущностные черты наиболее элементарной формы жизни духа — искусства, понятие которого было недавно, и прежде всего благодаря заслугам итальянской философии, живо освещено с разных сторон (но оно все еще ждет, что проникнут в его сущность).

Бесспорно, что искусство — это интуиция. Но также неоспоримо и то, что мысль тоже является интуицией. Отсюда следует: даже если допустить все-таки, что существует интуиция без мысли, то у нас не могло бы быть мысли без интуиции; и художественный характер не следовало бы поэтому отрицать за понятием и за всяким — логическим, научным или философским — произведением, когда из интуитивного характера искусства хотят вывести неэстетичность всякого творения мысли.

Был также достаточно прояснен лирический характер искусства, поскольку интуиция является формой, адекватной чувству, страсти, субъективному элементу духа. Но, с другой стороны, коль скоро субъект оказался отчужденным от самого себя посредством мысли и перенес себя на познание реальности, предполагают, что лиризм должен сойти на нет; и снова там, где есть мысль, нет будто бы больше чувства — и, следовательно, искусства. И несомненно, что искусству свойственна та наивность духа, каковой является жизнь без рефлексии, сон, который не познается в качестве такового, предоставление внутренних сил самим себе, свободных от контроля и от связей с исторической реальностью. Это не отменяет утверждения, что даже Гомер не должен почивать на лаврах и что в этой наивной жизни искусства, как грезящего духа, самому что ни на есть внимательному сознанию следовало бы все же быть бдительным и постоянно обуздывать искусство.

Но когда дали себе отчет о природе чувства, эти черты интуитивности и лиричности искусства оказались не только объяснены, но и очерчены в рамках наиболее им подобающих границ.