1. Предварительные разъяснения

Практическая ценность вопроса об отношении между государством и философией, я считаю, очевидна: столь часты случаи, в которых тот, кто представляет государство, занимает или должен занять определенные позиции по отношению к представителям философии; с другой стороны, столь трудно представить себе философию, которая бы не судила о государстве и, стало быть, явно или скрыто о тех, кто представляет его в том месте и в то время, где и когда философ выражает свое суждение. Но я полагаю, что столь же очевидно — хотя и слишком часто на это обращают мало внимания или вовсе не придают должного значения, — что этот вопрос не может иметь решения, достойного считаться таковым, если для определения природы отношений между государством и философией не начнут с того, чтобы прийти к согласию относительно каждого из этих двух элементов, между которыми имеет место вышеуказанное отношение. Часто случается так, что о них говорят и прибегают с самым восхитительным легкомыслием к наиболее резким замечаниям, ничуть не заботясь о том, чтобы поразмыслить над значением слов, которые используются, и не будучи в состоянии дать хоть какой-нибудь ответ тому, кто бы спросил, что такое философия и что такое государство.

Но не следует слишком удивляться тому, что это происходит. Как станет ясно, я надеюсь, из продолжения этого выступления, чтобы знать, что такое государство, нужно знать, что такое философия — потому, что нужно философствовать и в философской (т.е. целостной) концепции систематизировать понятие государства вместе с другими, которые философия должна сделать последовательно понятными. Итак, в любом случае главным реквизитом для понимания вопроса об отношениях между государством и философией является философия. Но философия — наука не как все другие: даже игнорируя принципы их, можно прожить всю жизнь; более того, сущностным условием является специализация с относительным разделением труда, которая позволяет кому-то культивировать несколько наук или даже одну, не занимаясь вовсе другими.

Poeta nascitur, orator fit*; так, по крайней мере, считали древние. Истина в том, что можно стать или не стать математиками, физиками, химиками, юристами, филологами и т. д.; но точно так же не становятся ни поэтами, ни философами: не потому, что поэзия и философия являются привилегией избранных и развиваются посредством искусства, т.е. изучения, мысли и воли, а потому, что каждый человек в большей или меньшей степени поэт и философ. И когда отличают философов от нефилософов, на самом деле то, что приписывается первым и отрицается за вторыми — определенная философия, продукт методического размышления над проблемами, над которыми мысль медитировала на протяжении своей истории (тогда как историческая традиция — всего лишь постепенный переход от нефилософии одних (т.е. от их философии) к философии других: переход, являющийся постепенным преобразованием постоянной деятельности духа). И когда практический человек, или поэт, или чистый ученый ставит себя перед философом и отличает его от себя (и этим самым отличением подвергает его суждению), он уже на пути философствования. Поскольку, как отмечалось много раз, отрицать философию — значит заниматься философией, даже не зная того. И, в заключение, философами являются все — каждый по-своему и по мере своих сил; и существует рудиментарная, в зачаточной форме философия, как существует развитая и приведенная в систему философия; существует интуитивная и темная философия, как существует основанная рационально, построенная на доказательствах и логических выкладках философия, совершенная ясность. Отсюда следует: коль скоро дискутируют об отношениях философии с государством, то всегда занимаются философией — даже те, кто знает о ней столь мало, что, можно сказать, игнорирует всякую философию. Однако с помощью плохой, темной, рудиментарной философии, разумеется, можно претендовать лишь на то, чтобы разрешить вопрос темным, рудиментарным — одним словом, плохим способом.