1. Недостаток классических доказательств (от Ансельма из Аосты до Канта)

Фундаментальный недостаток классических доказательств существования Бога вытекает из позиции мысли, которая их строила; и критика, которой они время от времени подвергались, вылилась, наконец, в критику этой позиции.

Возьмем, например, самое знаменитое, онтологическое доказательство. Формально безукоризненная аргументация; но реально несостоятельная, как заметил с самого начала монах Гаунило, — потому, что esse quo maius cogitari nequit*, из которого берет истоки это доказательство, было ничем иным, как esse cogitatura**, в то время как были согласны в том, что одно дело — cogitare, а другое — esse***. И в самом деле, замечание Гаунило (как и последующая критика Фомы Аквинского и, наконец, само кантовское опровержение) имеет тот смысл, что от мысли не переходят к реальности и что сама помысленная реальность — элемент мысли, а не реальность, которая, как таковая, всегда остается чуждой мысли. Приверженцы и противники онтологического доказательства все стояли на одной и той же почве: вторые ее ясно осознавали — и поэтому, в конечном счете, говорили с максимальной точностью, что существование не признак понятия. Для Канта, как и для всех других критиков, существование могло быть лишь неким данным. А кто говорит «данное», предполагает изначальное противопоставление активного начала (бытие, реальность, вещь в себе) и пассивного (чувственность, интуиция, мысль), хотя это, второе, начало понимается само как наделенное собственной активностью, посредством которой оно в состоянии реагировать на внешнее бытие. Можно быть эмпириками, как Локк, или априористами, как Розмини — в обоих случаях дух не содержит в себе бытие, а должен получить его извне; и он получает его посредством ощущения или интуиции, но всегда как данное, которое не является его продуктом.

Поборники онтологического доказательства выражают великое требование самой своей слепой верой, что из мысли должно быть возможным вывести бытие. И Ансельм из Аосты указывает на истинный путь, чтобы дойти до центра мысли, способной произвести из своего лона бытие, когда в основу разума он кладет веру и считает, что доказательство существования Бога возможно лишь для того, кто верит: Nisi creditero, non intelligam*. Это значит, что определенным образом Бог должен уже быть в нас, чтобы мы могли его обрести, хотя и не существует перехода между мыслью, свойственной библейскому insipiens* (упомянутому Гаунило), qui dixit in corde: non est Deus**, и божественным бытием. Однако сама вера есть данное; и в силу этого, по сути дела, хотя и является важным и знаменательным требование, на которое указывает онтологическое доказательство, — между позицией insipiens'a и позицией верующего принципиальной разницы не существует. Вера — не что-то изначальное и составляющее саму сущность мысли, которая, рассмотренная в самой себе, как в одном случае, так и в другом оказывается лишенной бытия.

И у самого Картезия, хотя он и подчеркивал имманентность бытия мысли (которая, сознавая собственную конечность, обладает поэтому идеей бесконечного (идеей бесконечного, а не самим бесконечным), — это бытие еще идея, которая, будучи причастной к конечной природе человеческой мысли, не может, как справедливо заметил Спиноза, дать основание абсолютной достоверности, каковой желают для существования Бога. Если бесконечное, как говорят, находится вне конечного, то оно не может быть из него выведено.