Перечень учебников |
Учебники онлайн |
|
|---|---|---|
Доценко В.Д. Основоположник теории морской силыМэхэн ошибался, считая принципы и законы военно-морского искусства вечными и неизменными. Он писал: “От времени до времени здание тактики изменяется или всецело сносится, но старые основания стратегии остаются столь непоколебимы, как будто они покоятся на скале”. По его мнению, изменяется лишь тактика, а стратегия и ее принципы из века в век остаются теми же. С ним можно согласиться лишь в той части, что некоторые принципы военного искусства, до тех пор, пока будут существовать вооруженные силы, останутся вечными по своей сути. Но в связи с научно-техническим прогрессом они будут видоизменяться и приобретать совершенно новые черты. Например, такие принципы, как внезапность, превосходство в силах на главном направлении, массирование сил и средств, высокое напряжение сил, действующих на главном направлении, и др. всегда были актуальными. Они считались одинаково важными в период и галерных, и парусных, и броненосных флотов, а в период ракетно-ядерных флотов их значимость еще больше возросла. Так, при наличии дальнобойного и высокоточного оружия большой разрушительной силы, надежных средств разведки и целеуказания стала более реальной возможность флотов воспользоваться моментом достигнутой внезапности, т. е. теперь за более короткое время можно нанести противнику невосполнимый урон. Обосновывая свои взгляды, Мэхэн часто ссылался на деятельность авторитетных флотоводцев, полководцев и труды военных теоретиков. Например, в подтверждение своих выводов он цитирует генерала от инфантерии Г.В. Жомини: “Когда мне случилось быть в Париже в конце 1851 г., одна выдающаяся особа сделала мне честь [с.600] заданием вопроса о моем мнении относительно того, произведут ли недавние усовершенствования в огнестрельном оружии серьезные изменения в способах ведения войны. Я ответил, что они, вероятно, будут иметь влияние на детали тактики, но что в больших стратегических операциях и в обширных комбинациях сражений победа, вероятно, будет и теперь, как была прежде, результатом целесообразного приложения тех принципов, которые приводили к успеху во все века великих вождей – Александра и Цезаря, также как Фридриха и Наполеона”. Мэхэн, утверждая, что в “области морской стратегии уроки прошлого имеют значение, которое отнюдь не ослабело с течением времени”, писал: “Невнимательное и даже пренебрежительное отношение к прошлому, считающемуся устарелым, не позволяет людям видеть даже тех постоянных стратегических уроков, которые лежат, так сказать, на поверхности морской истории”. Он проанализировал Трафальгарское сражение и счел, что здесь проиграл не Вильнев, а Наполеон, что не Нельсон выиграл сражение, а Англия была спасена от вторжения на Британские острова французских войск – это стратегический вывод. С тактической точки зрения он считал Трафальгарское сражение победой Нельсона, обусловленной более высоким уровнем подготовки личного состава английского флота и флотоводческим талантом самого адмирала. Мне кажется, что отрицать правильность выводов Мэхэна невозможно. К сожалению, в период борьбы с так называемым космополитизмом в высших военных кругах советского Военно-Морского Флота считали, что Нельсон выше тактики не поднялся и ничего нового в военно-морское искусство не внес. Это расхожее мнение нанесло огромный вред развитию отечественной военно-морской науки. Под нажимом высшего армейского руководства из теории военно-морского искусства выбросили понятие “теория морской стратегии”, заменив эту важнейшую категорию понятием “стратегическое применение флота”. Такая замена стала свидетельством убогости военно-морской мысли. Совершенно очевидно, что “стратегическое применение флота” – это уже его действия в соответствии с теорией, которая “исчезла”. В своем труде Мэхэн дает образцы понимания многих категорий военно-морского искусства. Например, в отечественной военно-морской литературе Наваринское сражение, произошедшее в 1827 г. между англо-русско-французским и турецко-египетским флотами, описано до мельчайших подробностей. Почти в каждой книге по истории флота описывается это сражение. Однако, что касается уроков, извлеченных из этого сражения, надо отметить следующее: акценты расставлены неверно, на стратегическом уровне сражение оценивалось недостаточно точно или “беспомощно”. Свою оценку этого сражения на стратегическом уровне я впервые высказал на Международной конференции “Греки в истории флота России”, проходившей в Санкт-Петербурге 15–16 апреля 1999 г. По моему мнению, результаты сражения оказали влияние не только на греческое [с.601] национально-освободительное движение, но и на дальнейшую политику России на Ближнем Востоке, на ее взаимоотношения с Англией и Францией, которые были крайне не заинтересованы в поражении турецкого флота при Наварине, так как это сильно укрепляло позиции России. Англичане не без иронии называли Наваринское сражение “нечаянным”. Многие отечественные и зарубежные исследователи переоценивали Наваринское сражение, считая его кульминационным пунктом в греческом национально-освободительном движении. Но ведь после Наварина война за независимость Греции продолжалась еще около 2 лет (Адрианопольский мирный договор был подписан только 2 сентября 1829 г.). Почти во всех отечественных изданиях отмечается, что в ходе сражения союзной эскадре удалось полностью уничтожить турецко-египетский флот. Создается впечатление, что в сражении был уничтожен весь османский флот, т. е. его ядро (линейные корабли). С таким заявлением согласиться нельзя. Тогда с каким флотом воевал российский флот в период русско-турецкой войны (1828–1829 гг.)? Известно, что в Наваринском сражении турки потеряли всего 3 линейных корабля (один сгорел, один получил серьезные повреждения и не подлежал восстановлению, а один превратили в плавучую тюрьму), но это только третья часть турецкого флота! После Наваринского сражения в составе турецкого флота оставалось еще 6 линейных кораблей, 4 фрегата и более 10 мелких судов, а это внушительная сила, с которой следовало считаться. К началу летней кампании 1828 г. в российском Черноморском флоте находилось боеготовых 9 линейных кораблей, 5 фрегатов, пароход и 20 судов меньших рангов. Таким образом, преимущество российского флота было не настолько значительным, чтобы без борьбы получить господство на Черном море. Тем не менее после Наваринского сражения турецкий флот значительно ослаб, в связи с чем Николай I решил объявить Турции войну. Россия выиграла войну, однако без Наваринского сражения это сделать было бы трудно. Наибольший интерес представляет теоретическая часть труда Мэхэна, включенная в первую главу “Элементы морского могущества”, где впервые в мировой истории изложены взгляды на проблему морской мощи государства. Ядром концепции Мэхэна стало положение, где он рассматривает Мировой океан как коммуникационную линию, связывающую “разобщенные водой” страны. Сформулированный им принцип – “Море разъединяет и объединяет – явился доминирующим. Мэхэн считал, что морская торговля, являвшаяся основой экономического развития, должна быть защищена военным флотом, для которого следует создать развитую инфраструктуру. По его мнению, военный флот без морской торговли нужен стране, стремящейся к ведению военных действий с наступательными целями, т. е. с целью захвата заморских территорий. Сегодня определение морской мощи государства значительно полнее мэхэновского. Но в конце XIX в. деятельность стран в Мировом океане ограничивалась морскими перевозками. [с.602] Важнейшим элементом инфраструктуры Мэхэн признавал развитую систему базирования: ее следовало распространить по возможности во всех важнейших районах Мирового океана. Эта точка зрения, называвшаяся в советской литературе реакционной и лженаучной”, подверглась резкой критике военно-морскими теоретиками. В то же время опыт Второй Мировой войны явился убедительным подтверждением выдвинутой Мэхэном концепции. Крейсерские действия крупных надводных кораблей германского флота в Атлантическом океане оказывались малоуспешными прежде всего в связи с отсутствием развитой системы базирования. Эффективность действий германских подводных лодок в Атлантическом океане объясняется наличием отлаженной системы базирования. Военные действия на Тихом океане характеризовались ожесточенной борьбой за острова, т. е. за расширение системы базирования сил флота. В период стратегического наступления японских вооруженных сил их действия не выходили за пределы тактического радиуса действий авиации берегового базирования. Захватывая одну позицию за другой, они успешно продвигались в так называемые страны южных морей. Американцы придерживались такой же стратегии, названной “лягушачьими прыжками”. Захватывая поочередно острова и архипелаги, они продвигались по направлению к Японии. Действия и японских, и американских вооруженных сил основывались на концепции Мэхэна. Как бы ни критиковали взгляды Мэхэна, они подтвердились не только на опыте многих войн, но и в противоборстве стран в мирное время. В период холодной войны развернулось соперничество Советского Союза и США в Средиземном море. Если ВМС США в этом бассейне имели союзников по блоку НАТО и проблемы с базированием их флота не существовало, то ВМФ СССР в полном смысле слова “цеплялся” за любую возможность найти в этом регионе союзников и получить базы (советскому ВМФ предоставляли военно-морские базы Албания, Египет, Сирия, Югославия). Мэхэн призывал творчески подходить к решению проблем военно-морского искусства и мыслить стратегически. Но, поскольку он был “буржуазным” автором, его мысли оказались чуждыми советской идеологии. Многие важные положения воено-морского искусства, разработанные Мэхэном, отвергались, хотя впоследствии они подтверждались на собственном опыте. Например, рассуждения теоретика о господстве на море и особенно о способах его достижения, признавались антинаучными и враждебными для советской военно-морской науки. В ходе русско-турецкой войны (1828–1829 гг.) с целью достижения господства на Черном море адмирал А.С. Грейг блокировал турецкий флот в Босфоре, а вице-адмирал Л.П. Гейден – со стороны Средиземного. Заблокировав Босфор и Дарданеллы, российский флот не позволил противнику производить воинские и экономические перевозки, а также поддержал действия приморских группировок своих сухопутных войск, чем обеспечил достижение стратегических целей. В Крымской войне (1853–1856 гг.) российский Черноморский флот не [с.603] боролся с противником, который без труда стал господствовать на Черном море. У русских не нашлось флотоводцев и полководцев, мысливших стратегическими категориями, что привело к пассивности флота, а затем и к его самоуничтожению. Мэхэн учил понимать сущность морской войны (от этой категории военно-морского искусства советские теоретики тоже отказались). Говоря о попытках испанцев отвоевать у англичан приморскую крепость Гибралтар, ученый совершенно справедливо отмечал, что ни испанцы, ни французы не понимали сущности морской войны, а особенно морской стратегии. Долговременная блокада Гибралтара ни к чему не привела. Взять крепость, по мнению Мэхэна, можно было при уничтожении или ослаблении английского флота, нарушении его морских перевозок и создании угрозы вторжения на Британские острова. Мне кажется, что американский теоретик прав. К основным факторам, влиявшим на морскую мощь (силу) государства (нации), Мэхэн относил географическое положение, физическую организацию, величину территории, численность и характер населения и правительства. Анализируя географическое положение стран, он подробно рассказал о преимуществах Англии, обладавшей множеством заморских колоний и считавшейся “владычицей морей”. Англия имела выходы к важнейшим морским путям, а также много оборудованных и доступных портов. Кроме того, в связи с ее островным положением не требовалось создания мощной армии из-за отсутствия сухопутных границ. Мэхэн отметил также неудобное географическое положение некоторых стран, например Франции, часть флота которой базировалась в портах Средиземного моря, а часть – в портах Атлантического океана. Франции требовались огромные средства на содержание армии для защиты сухопутных границ. Наиболее выгодным, по его мнению, являлось островное положение государства, стремившегося к морскому могуществу, с протяженной береговой линией, изрезанной заливами, бухтами и гаванями, особенно расположенными в устьях судоходных рек, где можно развернуть строительство портов и военно-морских баз. Он доказывал, что США обладают всеми чертами островной страны, поэтому должны обладать морской мощью. Хотя он и преувеличивал географический фактор, с некоторыми его утверждениями все же приходится считаться и поныне. Морская мощь, по мнению Мэхэна, это сложная система, состоящая из таких компонентов, как военный и торговый флоты, порты и военно-морские базы. Для ее выражения он использовал формулу SP = N + ММ + NB, т.е. морская мощь (Sea Power) – это ВМС (Navy) + торговый флот (Merchant Marine) + военно-морские базы (Naval Bases). Мэхэн отмечал, что причиной многих войн является борьба за выгодную морскую торговлю”: “Столкновение интересов, раздражение, порождавшееся попытками добиться большей доли в выгодах морской торговли, если не захватить ее полностью, приводили к войнам”. [с.604] Рассматривая борьбу непосредственно на коммуникациях, Мэхэн писал: “…такая война, однако, не может вестись самостоятельно; говоря военным языком, она должна быть поддерживаемая; несущественная и эфемерная сама по себе, она не может вестись далеко от баз. Такой базой должны быть либо отечественные порты, либо какой-нибудь форпост национальной силы на берегу или на море: отдаленная колония или сильный флот”. Поэтому главной задачей военно-морских сил в войне Мэхэн считал завоевание господства на море. Под таким господством подразумевалось полное изгнание флота противника с морских пространств. “Не захват отдельных кораблей и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе, расшатывает могущество нации, – писал Мэхэн, – а подавляющее превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флот или дозволяющее появление последнего лишь как беглеца; такое превосходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских берегов и к ним”. При завоевании господства на море, по мнению Мэхэна, достигалась цель войны: “Обладание морем или контроль над ним и пользование им являются теперь и всегда были великими факторами в истории мира”. Таким образом, Мэхэн рассматривал господство на море не как объективно существовавшую категорию военно-морского искусства, а как концепцию, которая должна была стать важнейшим принципом политики и стратегии США, ибо завоевание господства на море якобы могло привести к установлению мирового господства. Как уже отмечалось, основным способом достижения господства на море и одержания победы в войне на море Мэхэн считал разгром морских сил противника в генеральном сражении линейных флотов, или заблокирование кораблей противника в базах, или же комбинацию обоих способов. Так он создавал основу для строительства мощного флота, который бы по количеству и качеству линейных кораблей превосходил флоты вероятных противников. При этом он рассматривал всевозможные варианты базирования сил флота. Если в период парусных флотов линейные корабли с мощной артиллерией господствовали на море и с ними не могли соперничать суда других классов, то в период паровых броненосных флотов, когда появились новые виды оружия (мины и торпеды и их носители – миноносцы и подводные лодки), роль линейных кораблей значительно уменьшилась. Эти факторы, конечно, Мэхэн не мог учитывать, поскольку в период написания книги эти силы находились в зачаточном состоянии. Первые работы Мэхэна, в т.ч. труд “Влияние морской силы на историю”, были больше историческими и представляли собой подготовительный материал для разработки морской стратегии как отдельной категории военно-морского искусства. В 1911 г. Мэхэн опубликовал военно-теоретический труд “Морская стратегия”, посвященный принципам ведения морской войны. Сюда вошли лекции по стратегии, которые он читал в Морской военной коллегии США в [с.605] 1887–1911 гг. В этом произведении особое внимание ученый уделил рассмотрению элемента “местности”, т. е. географического фактора. К недостаткам американского флота он отнес его разделение на атлантический и тихоокеанский. О труде Мэхэна “Морская стратегия” профессор Николаевской морской академии генерал-майор по адмиралтейству Н.Л. Кладо писал: “В этих главах нет никакого исследования о природе войны, нет сформулированных на основании этого исследования "принципов", нет исследования об элементах и типах обстановки, за исключением элемента географического, нет исследования о моральном и материальном элементах при ведении войны, о целесообразности боя, нет учения о замысле (плане), нет никакой классификации операции и т.п., одним словом, нет курса стратегии. А в том, что есть, приведена неправильная и вредная тенденция об исключительном влиянии на ведение стратегических операций географического элемента, и об этом постоянно надо помнить при использовании этого труда как материала для практических решений в области стратегии и для построения теории стратегии”. Особенно резкой критике взгляды Мэхэна подвергли советские военно-морские теоретики, прежде всего потому, что он проповедовал неизменность важнейших принципов военно-морского искусства. Первым начал опровергать основы так называемой “мэхэн-коломбовской” теории руководитель цикла оперативно-тактических дисциплин Военно-морской академии РККА А.П. Александров, опубликовавший ряд статей в “Морском сборнике”, а в 1930 г. издавший брошюру – “Критика теории владения морем”. Однако целью этих публикаций явилась не критика Мэхэна и Коломба, как таковая, а борьба со сторонниками их концепций и конкурентами (к последним А.П. Александров относил Н.Л. Кладо и его учеников М.А. Петрова и Б.Б. Жерве). В 1956 г. труды Мэхэна критиковал контр-адмирал II.А. Трайнин в брошюре “О военных теориях империалистических стран”. Резкой критике подверглись взгляды Мэхэна в официальном издании Главного штаба Военно-Морских Сил – учебном пособии для слушателей военных и военно-морских академий “История военно-морского искусства” (Т. III. М., 1953). По-видимому, оппоненты не учитывали политических условий в годы, когда Мэхэн писал свои труды. Как известно, во второй половине XIX в. шла ожесточенная борьба за захват колоний. Мэхэн считал, что для захвата колоний и удержания над ними власти нужен сильный флот, а сами колонии должны служить для флота своего рода опорными базами. Совершенно очевидно, что Мэхэн писал все это не для широкого круга читателей, а для морских офицеров, уже знакомых с основами теории и истории военно-морского искусства. В связи с этим мне хотелось бы высказать свою точку зрения относительно проблем, связанных с историей военно-морского искусства, поскольку более чем 20-летний опыт преподавания этой дисциплины в Военно-морской академии позволяет сделать некоторые умозаключения. [с.606] Для успешного развития оперативно-стратегического мышления морских офицеров следует усилить военно-историческую и военно-теоретическую подготовку. В программы курса истории военно-морского искусства и оперативного искусства военно-морского флота, читаемого в Военно-морской академии, должно быть включено изучение теорий Мэхэна, Коломба и других выдающихся военных и военно-морских теоретиков. Немного истории. До второй половины 30-х гг. ХХ в. цикл военно-исторической подготовки в Военно-морской академии включал в себя историю военно-морского искусства (72 часа), историю Мировой империалистической войны (108 часов) и историю русского флота (60 часов). Впоследствии стали читать дисциплину Речные флотилии и их операции (60 часов) с ее ведущим разделом “Стратегия речной войны”, основанным на опыте боевых действий речных флотилий в 1861–1865 и 1918–1929 гг. Таким образом, за исключением военно-исторической подготовки по циклам социально-экономических и стратегических дисциплин, курс военно-морской истории и истории военно-морского искусства занимал 300 часов учебного времени. В 1939 г. от чтения курса военно-морской истории в Академии отказались, а курс истории военно-морского искусства сократили до 100 часов, он состоял из четырех разделов: военно-морское искусство с древних времен до русско-японской войны 1904–1905 гг. военно-морское искусство в мировую Империалистическую войну 1914–1918 гг.; военно-морское искусство в Гражданскую войну в СССР 1918–1922 гг.; военно-морское искусство в войнах 1921–1939 гг. В период Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы в учебный процесс интенсивно внедрялся боевой опыт, полученный как советским Военно-Морским Флотом, так и флотами иностранных государств. Курс истории военно-морского искусства занимал 350 часов. До выхода в свет учебников его изучали по 5-томному пособию “История военно-морского искусства”, написанному для слушателей Академии и курсантов военно-морских училищ. Значительные трудности теоретикам военно-исторической науки пришлось преодолевать в годы борьбы с так называемыми космополитами. Тогда работа по изучению богатейшего опыта боевых действий флотов капиталистических государств по существу была свернута. Но еще более серьезные испытания выпали на долю ученых, занимавшихся исторической наукой после появления ядерного оружия. Военно-политическое руководство страны при содействии и участии военачальников и военных теоретиков поставило под сомнение весь боевой опыт. В Военно-морской академии кораблестроения и вооружения им. А.Н. Крылова и в Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова, объединенных в 1960 г., кафедры истории военно-морского искусства закрылись. Все военно-морские историки были уволены в запас (на кафедре оперативного искусства военно-морского флота на всякий случай, оставили одного историка – капитана 2 ранга К.В. Пензина). Однако в том же году после обращения профессора [с.607] контр-адмирала Е.Е. Шведе к главнокомандующему ВМФ адмиралу С.Г. Горшкову кафедру восстановили, но теперь она получила новое название – кафедра истории военно-морского искусства и военно-морской географии. На чтение курса по истории военно-морского искусства на командном факультете отвели 250 часов учебного времени (впоследствии количество часов постоянно уменьшалось – 180, 150, 120, 90, 68, 82). С 19б2 г. историю военно-морского искусства стали преподавать и на инженерных факультетах, но не как отдельную дисциплину, а в рамках курса по оперативному искусству и тактике военно-морского флота (только с 1992 г. на инженерных факультетах стали читать самостоятельный курс по истории военно-морского искусства). С середины 50-х гг. в Академии изучали опыт только Второй мировой и Великой Отечественной войн. Сложилась весьма парадоксальная ситуация: несколько поколений флотских офицеров, получивших высшее военное образование, не имели представления о существовании трудов выдающихся теоретиков П. Госта, Дж. Клерка, И.Г. Кинсбергена, П.Я. Гамалеи, К. Клаузевица, А. Мэхэна, Ф. Коломба, Г. Мольтке, Г.А. Леера, Н.П. Михневича, С.О. Макарова, А.А. Свечина, Н.Л. Кладо, М.А. Петрова, Б.Б. Жерве и других. Это был серьезный пробел в высшем военно-морском образовании. В свое время Наполеон 1 говорил: “Читайте и перечитывайте кампании Александра, Аннибала, Цезаря, Густава Адольфа, Тюрення, Фридриха и образуйтесь по ним; это – единственный способ сделаться полководцем и постигнуть тайны военного искусства”. Теперь выскажу свою точку зрения относительно теоретических основ истории военно-морского искусства и ее преподавания в Военно-морской академии. Сначала поясню словосочетание “история военно-морского искусства”, чтобы определить и объект, и предмет исследования, а также установить его цели и задачи, т. е. отвечу на вопрос, что следует понимать под этим словосочетанием и правомерно ли так называть одно из направлений в военно-морской науке. На мой взгляд, в изучение истории военно-морского искусства должен входить анализ исторического материала с целью выявления причин побед и поражений и выработки на основе уроков боевого опыта тех принципов военно-морского искусства, которые будут способствовать достижению победы в будущем. Этот материал в виде уроков (принципов) и выводов будет образцом искусства находить пути к победе в самых разнообразных условиях; в нем будут даны рекомендации для развития современной теории военно-морского искусства как науки. Таким образом, при изучении истории военно-морского искусства, появится возможность предугадать характер будущих военных действий на море. Отсюда следует сделать вывод о том, что научно обработанный военно-исторический материал – это не что иное, как история военно-морского искусства. Как писал К. Клаузевиц, изучая войны или кампании, важно исследовать именно искусство, т.е. “умение военных гениев и выдающихся талантов действовать на деле, а не их знание, которого, быть [с.608] может, у них и не было, и не какое-либо учение, которому они, быть может, и не следовали, ибо их творчество, их вдохновение, их мастерские приемы далеко не всегда являлись следствием только знания, но были инстинктивным проявлением их таланта и гения”. Клаузевиц подчеркивал, что в истории военного искусства следует анализировать главным образом практическую деятельность, т.е. боевой опыт. Такую науку он называл “историей военного искусства”. Но, поскольку практическая деятельность находится в прямой зависимости от уровня развития сил и средств флотов и взглядов на их применение, их тоже надо анализировать и устанавливать причинно-следственные связи по схеме: взгляды на боевое применение сил и средств флота – развитие морских вооружений – боевое применение флота. Анализируя оперативно-тактические взгляды, надо исследовать как теоретические труды, так и руководящие документы, а морские вооружения рассматривать в первую очередь с оперативно-тактической точки зрения. Изучая боевое применение флотов, важно выявить тенденции в развитии военно-морского искусства и установить причины побед и поражений, в особенности причинно-следственные связи вооруженной борьбы на море. Это даст возможность извлечь те уроки, которые необходимо учитывать в практике современного военно-морского искусства. Например, достижение момента внезапности в операции (бою) в истории военно-морского искусства рассматривается в двух аспектах: благодаря чему он достигнут и как реализован. Военно-морское искусство – это умение командира (командующего) при планировании и ведении боевых действий руководствоваться положениями, выработанными теоретиками в мирное время (с учетом опыта минувших войн). Вышеизложенное дает основание считать объектом исследования истории военно-морского искусства вооруженную борьбу на море, а предметом – опыт боевого применения сил флота в операциях, сражениях, боях и боевых действиях. Исходя из сущности и содержания объекта и предмета исследования, нетрудно заметить, что история военно-морского искусства – наука оперативно-тактическая. Методологическими основами истории военно-морского искусства являются анализ и синтез (индукция и дедукция), объективность и всесторонность, системный подход, установление периодизации и др. В метод анализа входят дробление кампании, операции или боя на части, исследование их в отдельности с целью получения частных уроков и выводов. Например, целесообразно отдельно рассматривать подготовку операции, оперативное построение сил, организацию управления силами, разведку, маскировку, тыловое обеспечение и т.д. В свою очередь, каждый из выделенных элементов также подлежит дроблению. Так, подготовку операции можно исследовать по схеме: разбор замысла командующего – изучение плана операции и планов всех видов обеспечения – анализ соотношения сил сторон в операции – оценка района – подготовка сил и средств и т.д. Благодаря методу синтеза все разобранные по частям элементы операции [с.609] следует обобщать с целью получения общих уроков и выводов. Эта наиболее сложная часть истории военно-морского искусства. В 70-е гг. ХХ в. в преподавании истории военно-морского искусства наметилась негативная тенденция: из опыта боевых действий советского Военно-Морского Флота стали извлекать только положительные уроки, приводившие к победам. Такой подход противоречил методологии истории военно-морского искусства, главным принципом которой является критический анализ и побед, и поражений. При этом объективность должна быть важнейшим принципом исследователя. Отступление от научных методов исследования вооруженной борьбы на море, как правило, приводило к неверным выводам. Например, сделав поверхностный анализ Дарданелльской десантной операции (1915 г.), западные теоретики пришли к выводу, что в будущем вряд ли появится возможность высадить крупный морской десант, поскольку силы обороны побережья по своей маневренности и способности за счет этого создавать огневое превосходство обрекают десант на неудачу. Такой вывод на какое-то время задержал развитие теории и практики подготовки десантов. Из опыта Второй Мировой войны стало ясно, насколько ошибочными явились эти взгляды. В отличие от западных теоретиков русские военные исследователи Дарданелльской операции (Коленковский, Сакович и Жерве) подошли к вопросу критически и сделали совсем другие выводы. Поскольку в истории военно-морского искусства имеются объект и предмет исследования, цели и задачи и своя методология, ее можно отнести к самостоятельному направлению в военно-морской науке и сделать такое определение: история военно-морского искусства – это часть военно-морской науки, содержащая исследования в области развития теории военно-морского искусства, морских вооружений, комплектования и подготовки флотов и опыта их боевого применения. Постичь сущность современной военно-морской науки и овладеть ее основами можно только при доскональном изучении военно-морской истории и истории военно-морского искусства. Однако надо помнить, что предназначение истории военно-морского искусства заключается не только в расширении военно-исторического кругозора, но и в практическом применении, т.е. в извлечении из исторического боевого опыта прошедших войн тех уроков (принципов), которые не потеряли своей актуальности и могут быть использованы в будущем. Известно, что под влиянием боевого опыта происходили существенные изменения во взглядах военных теоретиков и военачальников на роль и место флотов в общей системе вооруженных сил, на формы и способы ведения военных действий, организационную структуру флотов и систему комплектования и подготовки военных кадров, на общую направленность развития морских вооружений и другие проблемы теории и практики военного дела. В истории не раз возникали ситуации, когда из-за отсутствия должного анализа боевого опыта теоретики военно-морского искусства заходили в тупик. Так произошло при формировании тактики паровых броненосных [с.610] флотов. Из-за отсутствия боевого опыта теоретики по-разному определяли способы ведения морского боя: одни главную роль отводили тарану, другие – артиллерии, третьи – самодвижущейся и буксируемой мине; одни полагали, что бой надо вести, находясь в строю кильватерной колонны, другие считали наиболее приемлемым строй клина либо фронта и т. д. В результате первого в истории сражения броненосных эскадр (Лисское сражение 18б6 г.) многие вопросы, связанные с военно-морским искусством, остались нерешенными. Происходившие во второй половине XIX в. боевые столкновения на море из-за существовавшей неопределенности во взглядах на развитие флота и способы его боевого применения приводили то к одной, то к другой крайности. И только в период русско-японской войны 1904–1905 гг. все было поставлено на свои места. Уже первые боевые столкновения, произошедшие между кораблями русского и японского флотов, дали ответы на многие вопросы военно-морского искусства. Примерно в такой же ситуации оказались теоретики и после принятия на вооружение ядерного оружия. Они вновь оказались в тупике и весь предшествующий опыт поставили под сомнение. Лишь испытания ядерного оружия на атолле Бикини и на полигоне Новая Земля, а также опыт Корейской войны 1950–1953 гг. повлияли на решение многих вопросов, связанных с военно-морским искусством. Многие военные теоретики и военачальники утверждают, что после научно-технической революции, произошедшей в военном деле, опыт минувших войн уже не имеет такого значения, как раньше. Я считаю это явным заблуждением. В мирное время правильность многих теоретических положений и выводов проверить почти невозможно: нужна практика. Для военно-морской науки практикой является боевой опыт, который не могут заменить ни маневры, ни самые современные способы моделирования боевых действий. В истории существуют сотни примеров того, как реальные события, связанные с началом военных действий, не имели ничего общего с предвоенными теоретическими предположениями. Конечно, нельзя (да и невозможно) начать войну для проверки правильности существующих концепций или оперативно-тактических взглядов. Но если уж она случилась, то теоретикам военно-морской науки необходимо тщательно изучить боевой опыт и как можно быстрее внедрить его в практику флотов. Говоря о хронологических рамках истории военно-морского искусства, следует прежде всего исходить из ее целей и задач. Чтобы сделать правильные выводы, необходимо исследовать ту или иную форму применения сил флота за большой исторический период. На основе нескольких фактов, извлеченных из общего исторического развития, нельзя сделать общей оценки деятельности флота, а вот на основе многих исторических примеров можно подтвердить либо опровергнуть любой вывод. В последнее время теоретические военно-научные труды строятся в основном по такому принципу: авторы стремятся некоторые свои выводы подтвердить отдельными историческими примерами. Считаю, что такой подход ничего общего не [с.611] имеет с наукой: не устанавливаются закономерности вооруженной борьбы на море, остается неучтенным весь имеющийся исторический материал, следовательно, отсутствуют объективные выводы и анализ боевого опыта. Приведу пример. После проведения Норвежской (1940 г.) и Керченско-Феодосийской (1941–1942 гг.) десантных операций советские теоретики сделали вывод о том, что высадку крупных морских десантов, особенно стратегических, можно осуществить только в порты. Однако из анализа опыта Второй Мировой войны следует совсем другой вывод: крупные десанты высаживали, как правило, на необорудованные побережья и вдали от портов. До 1917 г. проблемы военно-морской истории и истории военно-морского искусства рассматривали по периодам царствования самодержцев, а допетровское время, как правило, считали одним периодом. После 1917 г., определяя хронологические рамки исследования, стали придерживаться границ общественно-экономических формаций – рабовладельческого, феодального, капиталистического обществ. По моему мнению, наиболее удачной является периодизация по времени существования флотов, а именно: период галерных (гребных) флотов; период парусных флотов; период паровых броненосных флотов; период флотов разнородных сил. При этом каждый период можно разделить на несколько этапов (например, в последнем периоде доядерный и океанский ракетно-ядерный). Каждую войну тоже можно разделить на ряд периодов или кампаний (например, Вторую Мировую войну 1939–1945 гг. делят на пять периодов, Корейскую войну 1950–1953 гг. – на четыре). После 1945 г. в изучении проблем истории военно-морского искусства освещали два аспекта – совместные действия армии и флота на приморских направлениях и самостоятельные действия флота на морских направлениях. Такой подход, конечно, можно принять. Но тогда почти невозможно разграничить самостоятельные и совместные действия. Локальные войны, происходившие в конце ХХ в., характеризуются применением разновидовых группировок вооруженных сил. Эта тенденция, по всей видимости, не только сохранится, но и станет преобладающей. В связи с этим я предлагаю тщательно исследовать боевой опыт при действиях флота против берега и против флота противника. Теперь попытаюсь объяснить, зачем офицеру флота нужно знать историю военно-морского искусства. Во-первых, это позволит узнать о законах развития военно-морского дела и правильно ориентироваться в современных вопросах военно-морского искусства; во-вторых, это расширит кругозор и повлияет на развитие оперативно-тактического мышления. История войн содержит богатейший материал, связанный с военно-морским искусством; в истории есть обширные сведения о деятельности выдающихся флотоводцев. Вот почему при творческом подходе к преподаванию истории военно-морского искусства следует развивать у офицеров высокие морально-боевые качества, учить их [с.612] сохранять и продолжать лучшие традиции отечественного флота. При изучении истории военно-морского искусства у офицера появится такое важнейшее качество, как личная инициатива. Освоив курс истории военно-морского искусства, выпускник Академии будет знать эволюцию основных форм и способов применения сил флота, изучит наследие выдающихся теоретиков, начнет анализировать военно-исторический материал и делать своп выводы, станет использовать полученные знания при решении современных задач, связанных с военно-морским искусством, а также при обучении и воспитании подчиненных. Исходя из сущности и содержания истории военно-морского искусства, я выделяю следующие направления в ее изучении: – история теории военно-морского искусства; – история морских вооружений; – действия флота против берега; – действия флота против флота. Вопросами изучения истории военно-морского искусства могут быть следующие: – история теории морской стратегии; – история теории оперативного искусства военно-морского флота; – история теории тактики военно-морского флота; – история боевых сил и средств флота; – история боевого применения сил и средств флота; – морские десантные действия; – противодесантные действия; – уничтожение наземных объектов противника; – поддержка приморских флангов сухопутных войск в наступлении и обороне; – оборона и захват военно-морских баз; – уничтожение сил флота противника в море; – уничтожение сил флота противника в базах; – нарушение морских и океанских коммуникаций; – защита морских и океанских коммуникаций. После 1945 г. в Военно-морской академии предпринимали попытку изучения истории военно-морского искусства по проблемам. Разработчики академического курса поместили в один раздел десантные действия, в другой – действия сил флота при обороне военно-морских баз и т.д. Фактически же ни одна из проблем, как это предполагалось, не раскрывалась. При этом и в военно-морских училищах, и в Военно-морской академии изучали одни и те же операции (боевые действия), только в училищах их рассматривали в хронологическом порядке в ходе общей вооруженной борьбы на морских и океанских театрах военных действий, а в Академии – каждую в отдельности. Например, в училищах изучали действия сил флота в обороне Таллина, Ханко, Одессы и Севастополя, то же самое изучали в Академии. Курсы эти по содержанию почти не различались. Мне кажется, что в военно-морских училищах (ныне в военно-морских институтах) [с.613] следует читать курс по военно-морской истории, при этом с большей детализацией изучать историю Российского флота. История военно-морского искусства должна изучаться слушателями Военно-морской академии, так как для понимания этого предмета требуется определенная подготовка, например владение оперативно-тактической терминологией. Историю военно-морского искусства нельзя разделять на отечественную и зарубежную, как это было сделано в советское время по причинам идеологического характера. Не делили же мы математику, физику, химию и другие науки на отечественные и зарубежные. Если научное направление имеет единые цели и задачи, то совершенно неважно, из какой истории – русской или иностранной – брать уроки. Спустя более 50 лет в нашей стране вновь выходит ставший библиографической редкостью труд Мэхэна. Это не случайно, потому что новое – это хорошо забытое старое. Отбросим всякие идеологические наслоения и предрассудки, предоставим возможность читателю самому оценить вклад, внесенный в теорию военно-морского искусства контр-адмиралом А.Т. Мэхэном – одним из величайших теоретиков XIX в. |
||
|
|
© uchebnik-online.com |